Апраксинцы

— Извините, Карла Иванычъ, не обидьтесь, вотъ и я какъ Павлю женить буду, такой-же пиръ задамъ. Ужъ и то, не обидьтесь, шубу въ пятьсотъ рублевъ сшилъ: пусть, думаю, женихается.

Въ этотъ разъ онъ еще чаще пересыпалъ свою рчь поговорками: «извините» и «не обидьтесь».

Въ ожиданіи танцевъ, покамсть въ зал уберутъ столы и полотеры натрутъ полъ, кавалеры собралися покурить.

Вотъ сидятъ два апраксинца. Это шикаріи какъ называютъ ихъ туземцы. У одного фракъ, не въ примръ прочимъ, на подкладк пунцоваго глясе, а другой въ голубомъ поджилетник. Думалъ-ли французъ Шикаръ, что далеко-далеко на свер, на Апраксиномъ имя его войдетъ въ употребленіе и на долго останется!

Прислушаемтесь къ ихъ разговору.

— Что ты третьяго дня не былъ въ маскарад? Я былъ.

— Полно врать-то! Неужто отче отпустилъ?

— Ха-ха-ха! Да, дожидайся, держи карманъ!.. Я, братъ, нынче и безъ спросу куда хочу, туда лечу: у меня такая механика подведена. Онъ часовъ въ одиннадцать завалился на боковую, а я по грязной лстниц, далъ тягу; молодца у дверей спать положилъ: какъ постучусь, такъ чтобы скорй отворилъ. Въ пять часовъ воротился, да чуть на него не наткнулся. Минутъ пять — и пропалъ-бы я: онъ ужъ былъ вставши и къ заутрени собирался.

— Расначилъ-бы [10] онъ тебя, ежели-бы увидалъ!

— Еще-бы!.. Ты съ кмъ первую кадриль танцуешь?

— Съ Черноносовой.

— Разв они здсь?

— Здсь, братъ… Муженекъ-то Михайло Иванычъ непремнно хотлъ ссть съ нею рядомъ; это, знаешь, изъ ревности, чтобъ никто съ ней не разговаривалъ, да ужъ шаферъ ему сказалъ: «Потрудитесь, говоритъ, Михайло Иванычъ, къ мужчинамъ ссть: здсь дамы сядутъ.» Весь обдъ на нее смотрлъ. Ужъ будетъ-же ей завтра гонка!

— А что?

— Да вдь онъ такой аспидъ, что хуже цпной собаки: двухъ женъ загрызъ, это третья.

— А вотъ и бабошникъ. Смотри, ужъ клюкнулъ; при отц за столомъ ничего не пилъ….

— Какой бабошникъ?

— Павля Блюдечкинъ. Его бабошникомъ зовутъ у насъ въ рынк. Отецъ думаетъ, что онъ еще ребенокъ, а у него одна штучка на вздержк [11] есть. Мн Сомилкова молодецъ сказывалъ: шляпку для ней къ рождеству у него купилъ. Вотъ теперь и гляди. А монахомъ прикидывается!

— Ну, господа, кто хочетъ прохладиться, пожалуйте! вскричалъ вбжавшій въ комнату шаферъ.

Въ рукахъ его были дв бутылки мадеры. Офиціантъ несъ сзади рюмки.

— Ну, начинайте, за мое здоровье!

Слова эти не были гласомъ вопіющаго въ пустын: его такъ и осадили со всхъ сторонъ.

— Что-жъ, братъ Ваня, выпьемъ! обратился одинъ изъ шикарей къ своему товарищу.

— Да неловко: сейчасъ танцовать будемъ; я ужъ и то за обдомъ пилъ. Лучше подъ конецъ вечера кернемъ.

— Да ну, не разговаривай, — за компанію! За компанію жидъ удавился и монахъ женился!

Противъ такихъ доводовъ товарищъ уже не противорчилъ.

— Ну давай! проговорилъ онъ и выпилъ рюмку.

Въ зал грянула музыка и танцоры принялись надвать перчатки. Балъ открылся польскимъ. Въ первой пар шли новобрачные, сзади шли Харламовъ и Бирюковъ съ женами; они такъ развеселились, что захотли пройтись подъ музыку. Сожительница Харламова долго было не соглашалась на это; не хотла на старости лтъ брать грхъ на душу, да мужъ стащилъ съ мста. Кончился польскій и раздался ритурнель кадрили. Звуки барабана и тромбона такъ и наводняли залу. Кавалеры пригласили дамъ и начали разстанавливаться. Фертикъ, съ которымъ мы познакомились еще до обда, подбжалъ къ двиц, ангажированной имъ, какъ мы видли, на почин и повелъ ее на другой конецъ залы. Маменька ея, какъ утка, переваливаясь съ ноги на ногу, поплелась за нею и сла сзади. Двиц очень непріятно, что тутъ сидитъ мать.

— Маменька, не сидите тутъ, уйдите! шепнула она ей.

— Полно, Пашенька, что я теб длаю! Я вдь не мшаю.

— Уйдите, маменька, прошу васъ; вы меня при кавалер просто съ ногъ сржете; у васъ завсегда поетъ въ живот, а теперь вы пообдали, такъ будетъ пть еще больше.

— Полно! что ты, дура, говоришь, безстыдница эдакая! обидлась мать и не ушла съ мста.

— Намъ начинать-съ, обратился къ двиц кавалеръ и подалъ ей руку.

Первая фигура кончилась.

— Вы съ жениховой или съ невстиной стороны? спросилъ кавалеръ посл нкотораго молчанія.

— Съ жениховой.

— А я такъ съ невстиной. Вы жениху сродни приходитесь?

— Нтъ-съ… мой папенька съ ихнимъ тятенькой дла имютъ.

— Хм!… Теперь еще прохладно, а ужо будетъ очень жарко. Намъ начинать-съ.

— Вы гд изволите на квартер стоять? обратился онъ къ ней посл третьей фигуры,

— Подъ Невскимъ.

— Врно вашъ папенька хлбомъ торгуютъ?

— Да-съ.

— Вы куда въ церковь ходите?

— А вамъ на что знать?

— Такъ-съ…

— Въ Смольный.

— Въ слдующее воскресенье я буду тамъ у обдни; вы гд стоите?

— Я бываю съ папенькой и маменькой.

— А какъ васъ зовутъ-съ?

— Не знаю… я позабыла.

— Что-же, скажите!

— Да право не знаю! — н двица улыбнулась первый разъ во все время разговора.

— Намъ начинать-съ.

Антрактъ между третьей и четвертой фигурой прошелъ въ молчаніи. Кавалеръ снова спросилъ, какъ ее зовутъ, но получивъ отвтъ «не знаю», замолчалъ и началъ глядть на люстру, какъ-бы ища тамъ вдохновенія для бальнаго разговора. Вдругъ дама его покраснла: ея чуткое ухо услыхало, что въ живот у маменьки начался концертъ. Какое-то подобіе флейты такъ и выдлывало трель, но вдругъ оборвалось и разразилось контробаснымъ воемъ. Къ счастію въ это время загремлъ барабанъ и кавалеръ былъ лишенъ возможности слышать окончаніе симфоніи.

Въ пятой фигур извстный уже намъ шикарь во фрак на пунцовой подкладк, танцовавшій съ Черноносовой, сдлалъ какое-то особенное соло, понравившееся многимъ. Двое офицеровъ, танцовавшіе vis-`a-vis, захотли отличиться и въ конц кадрили усложнили шенъ и ввели въ него самыя разнообразныя фигуры. Двицы, танцовавшія съ ними, были на верху блаженства.

И на апраксинскихъ женъ и дочерей, какъ и на прочихъ смертныхъ прекрасной половины рода человческаго, шпоры и эполеты наводятъ самое пріятное впечатлніе и играютъ не послднюю роль.

Балъ былъ въ самомъ разгар. Незнакомые мужчины познакомились и уже пили другъ съ другомъ за компанію; брудершафтъ еще неизвстенъ апраксинцамъ. Двухъ упившихся до зла гостей харламовскіе молодцы повезли домой. Хотли было танцовать мазурку, да только нашлись три умющія пары, и ограничились полькой-трамблянъ. Офицеры отличились въ легкихъ танцахъ; двое ихъ отплясывало за десятерыхъ; только-что посадятъ дамъ на мсто, бгутъ къ другимъ. Одинъ изъ нихъ подошелъ къ Анн Максимовн и помчался съ нею по залу. Та такъ и млетъ; она чувствуетъ его руку на своей таліи и слышитъ на своей щек его сладостное дыханіе, пропитанное винными парами и кріоновскимъ табакомъ. «Славно танцуетъ!» подумалъ онъ и попросилъ ее на четвертую кадриль. Бирюковъ подошелъ къ офицерамъ, благодарилъ ихъ за неутомимость въ танцахъ и предложилъ роспить бутылочку «холодненькаго». За бутылкой щампанскаго офицеры вывели заключеніе, что почти вс двицы очень хорошенькія и большинство изъ нихъ танцуетъ отлично.