Апраксинцы
Шрифт:
— Какъ не знать!
— Михайла будетъ, Щукинъ. Петра галкинской и вс наши. Возьмемъ отдльную комнату, заложимъ тамъ, а посл и махнемъ…
Онъ не договариваетъ, слова его замираютъ на устахъ: изъ-за угла показался хозяинъ.
— Иванъ Харитонычъ, вы куда завтра къ заутрени? спрашиваетъ онъ сосда.
— Сегодня ко всенощной къ Исакію схожу, пвчихъ послушать; да ктому же и жена у меня къ заутрени ходить не можетъ.
— Мы такъ завсегда въ этотъ день къ себ къ Іоанну Предтеч ходимъ. Двадцать лтъ кряду тамъ о рождеств каждую заутреню стою.
— Софроновъ меня къ себ сегодня звалъ: у него на дому всенощная.
— На Снной были?
— Вчера еще.
— Почемъ покупали?
— Говядину по восьми съ половиной. Молодцамъ цлаго борова купилъ. Гуси дешевы.
— Съ меня такъ сегодня поутру по девяти слупили. А гусей почемъ покупали?
— Рубль шесть гривенъ пара.
— Съ меня по гривеннику лишняго взяли.
Смеркается. Афанасій Панкратьичъ Лыковъ позвалъ своего сына Яшу наверхъ и длаетъ ему приказанія:
— Бги и повсти всмъ нашимъ, чтобъ, къ утрени сбирались ровно въ часъ.
Лыковъ раскольникъ. Начальникъ своей секты. За начитанностъ его выбрали въ наставники и духовники. Въ его собственномъ дон устроена большая моленная, гд совершается служба. Люди его секты имютъ туда свободный доступъ.
Быстро побжалъ Яша по лабиринту закоулковъ Апраксина. Забжалъ къ четыремъ братьямъ Опаленинымъ.
— Что у васъ подручниковъ-то [3] много? Своихъ не брать?
— Возьмите лучше: нынче вс соберутся, такъ и не хватитъ.
Отъ Опалениныхъ Яша побжалъ къ Блюдечкину, который былъ тоже въ ихъ вр, къ Коромыслову, къ Херовымъ, оттуда сбгалъ на Кавказъ [4], съ Кавказа на развалъ, и уже когда совершенно смеркалось, прибжалъ въ лавку.
Радостно побжали молодцы домой: завтра одинъ изъ тхъ трехъ дней, когда они не пойдутъ въ лавку, не измрятъ своими ногами торную дорожку.
— Вы много-ли на ложу набрали? спрашиваютъ харламовскіе молодцы птицынскихъ.
— Сто двадцать.
— А мы сто пятьдесятъ.
«Мы больше набрали, думаютъ харламовскіе: — по двнадцати съ небольшимъ на брата придется, — разсчитываютъ они и мечтаютъ о завтрашнемъ кутеж».
II
Насталъ давно ожидаемый праздникъ рождества. Рано, еще до звона къ заутрени, возсталъ отъ сна Степанъ Ивановичъ Харламовъ и перебудилъ всхъ въ дом, начиная съ жены и до мальчика. Звая поднимаются съ постели молодцы, одваются и наскоро молятся на образъ, освщенный лампадою. Трудно вставать въ три часа, а особенно зимою: какая-то лихорадочная дрожь обхватываетъ все тло, и дорого-бы далъ въ это время человкъ, чтобы его оставили въ поко, но что длать, обычай старины!
Какъ ни жалко разставаться съ теплою постелью, но вскор весь домъ былъ на ногахъ. Вотъ на колокольн Іоанна Предтечи раздался первый ударъ колокола; вс въ дом перекрестились и начали сбираться къ заутрени.
Вскор домъ Степана Иваныча опустлъ: остались въ дом только хозяйка да кухарка. Он занялись стряпней: обмазали окорокъ ржаной мукой, посадили его въ печь, замсили тсто для пироговъ и принялись ощипывать дичь.
Но вотъ и заутреня кончилась, богомольцы пришли изъ церкви; слышны разговоры о бас дьякона, о пропуск дьячкомъ такого-то псалма въ кафизм, о количеств народу въ церкви и проч. Степанъ Иванычъ, всегда съ пасмурнымъ лицемъ ничмъ недовольный, сегодня въ дух; заложа руки за спину, ходитъ оно по зал, то-есть
по чистой комнат, и вполголоса напваетъ «Христосъ раждается, славите». Въ залу входятъ молодцы, группируются передъ образомъ и начинаютъ пть львовскую «Два днесь». Окончивъ стихъ, они хоромъ поздравляютъ хозяина съ праздникомъ. Степанъ Иванычъ доволенъ, на лиц его сіяетъ улыбка. Онъ идетъ въ спальню и выноситъ оттуда пять синенькихъ.— Вотъ вамъ на гулянку, говоритъ онъ:- напьетесь кофею, такъ кто хочетъ, можетъ идти со двора.
Это «кто хочетъ» было совершенно лишнее. Посудите сами, читатель, кто посл шестимсячнаго заключенія не захочетъ погулять и навстить своихъ знакомыхъ и родныхъ?
Изъ залы молодцы сходили въ кухню, поздравили съ праздникомъ хозяйку и отправились въ молодцовую.
Давъ на праздникъ молодцамъ, хозяинъ захотлъ усладить и судьбу мальчиковъ.
— едька! Мишутка! крикнулъ онъ, входя въ кухню. Мальчики встали въ струнку.
— Вотъ вамъ на праздникъ, проговорилъ онъ, давая имъ по два двугривенныхъ. — А гд Васька?
— Да онъ въ лавочку убжалъ. Матрена Ильинишна его послали.
— Ну ладно, вотъ передайте ему. Да хозяйка вамъ подаритъ по рубашк. Что-жъ словно пни стоите? Благодарите!
— Благодаримъ покорно! проговорили мальчики и бросились къ рук хозяина.
— Не нужно мн вашихъ лизаній, отвчалъ онъ, впрочемъ не отнимая руки. — Старайтесь. Что-жъ, скоро-ли самоваръ-то? — обратился онъ къ жен, которая суетилась около печи.
— Сейчасъ, Степанъ Ивановичъ, пообождите; вотъ ужъ кажется закиплъ. Сейчасъ. едоръ, подавай на столъ.
Черезъ четверть часа въ зал на стол пыхтлъ самоваръ, горли дв свчи. Матрена Ильинишна разливала чай; у стола сидли дв хозяйскія дочери-погодки, лтъ шестнадцати. и маленькій сынъ. Степанъ Иванычъ важно прихлебывалъ чай съ блюдечка и велъ разговоръ съ молодцами, которые сидли на стульяхъ около стны и пили кофей. Въ этотъ день молодцы пьютъ чай и кофей съ хозяиномъ.
— Что-жъ, торговали еще не такъ худо передъ праздникомъ, говоритъ хозяинъ:- по началу я думалъ, что и этого не будетъ. Все-таки ежели сравнить съ прежними годами, то никакого подобія нтъ; бывало народъ валомъ валитъ.
— Это точно-съ, Степанъ Иванычъ, ежели сравнить лтъ пятокъ назадъ, то и подобія нтъ-съ, — поддакиваетъ старшій молодецъ. Теперича примромъ хоть-бы тулупъ….
Прихлебываетъ кофей.
— Извстно, тулупы насъ поддержали, робко вмшивается въ разговоръ другой молодецъ:- хошь бы у Птицына: тулуповъ не было, у насъ запасъ… Ну, извстно, время морозное…. деревенскій человкъ въ деревню детъ…. Ну, и торговали. Тулупъ ужъ такая вещь….
— Тоже въ маленькой лавк ситцами хорошо торговали, потому что Ермакъ-съ [5] отличается; такой ситецъ выпускаетъ, что хошь-бы имъ Лизавет Степановн носить-съ: узоръ подходящій, и все эдакое…..
— Какже-съ, Ермакъ теперича ни Цынделю, ни Царев не уступитъ. Тоже вотъ третьеводнясь Карлъ Богданычъ пришелъ въ лавку, иностранные ситцы предлагалъ, — я докладывалъ вамъ. Раскинулъ я это передъ нимъ Ермака, такъ Карлъ Богданычъ долго на манеръ любовался.
Но какъ ни пріятенъ быль разговоръ съ хозяиномъ, молодцы душевно желали удалиться; имъ было какъ-то неловко. Одинъ за другимъ поставили они на столъ опрокинутыя кверху дномъ чашки и поблагодарили хозяина.
— Пейте еще.
Молодцы отказались.