Апраксинцы

— Мы пойдемъ, Степанъ Иванычъ….

— Ступайте, гуляйте; только раньше домой приходите. Да не кераться! [6]

Живо начали въ молодцовой выдвигаться изъ-подъ кроватей сундуки; растворился шкафъ и выпустилъ на свтъ божій праздничныя одежды молодцовъ. Живо закипла работа: кто чиститъ сертукъ, кто натираетъ шляпу, кто передъ зеркаломъ повязываетъ галстукъ — подарокъ конторщика.

— Ты куда, Вася? спрашиваетъ Никандра, повязывая себ галстукъ;

— Къ тетк схожу сперва, да потомъ къ Петру Семенычу Рылову: онъ мн сродни приходится.

— А посл?

— Посл въ Палкинъ; приходите, братцы. Веселе будетъ.

— Нтъ, мы въ Баварію.

— Рыло поскоблить надо! говоритъ одинъ изъ молодцовъ. обладающій прапорщицкими усами, и третъ себя по подбородку.

— И мн нужно; зайдемъ вмст и подовьемся. На уголъ пойдемъ: тутъ лихая цирульня. О троиц меня такъ завили, что недлю завивка стояла; эдакими вавилонами на вискахъ и баранами на затылк.

— Ужъ нашелъ цырульню! — яманистая! [7]

— Вася! дай мн галстучка надть: у тебя два.

— А нешто теб Карлъ Богданычъ не далъ?

— Нтъ; я у него фуфайку байковую вымаклачилъ.

— Да вдь ты его истаскаешь, виномъ зальешь!

— Не залью, лшій!

— Да право жалко….

— Ну дай, я теб дв бутылки пива поставлю.

— Ну, пожалуй, бери.

И мна совершилась. Вскор молодцовая опустла. Обитатели ея разбжались.

Черезъ полчаса Никандра и Петра, завитые какъ крымскіе бараны, стояли у подъзда парикмахерской и нанимали извозчика.

— Да куда же, купцы, прикажете?

— Петра, куда подемъ?

— Да что тутъ разговаривать! Валяй куда глаза глядятъ.

— Ну что, до трехъ часовъ много-ли возьмешь?

— Три рублика, господа купцы, безъ лишняго.

— Ну, Петра, что-жъ, растопимъ что-ли? Идетъ пополамъ? Ужъ все, значитъ, такъ и будемъ вмст здить.

— Валяй!

Молодцы похали.

— Куда же, купцы? спросилъ извозчикъ.

— Да прямо.

— Нтъ, погоди, перво задемъ въ погребокъ. Постой на-право!

— Петра, глянь-ко: никакъ наши дутъ!

— И то дутъ!

Онъ свистнулъ, махнулъ рукой и указалъ на погребъ. Молодцы соединились и пошли подъ вывску виноградной кисти.

Часа четыре здили не имющіе въ Петербург ни роду, ни племени Никандръ и Петръ, во много мстъ зазжали они, много перепили разной хмльной дряни, а все-еще не пьяны, только навесел.

— Куда-же?

— Пошолъ въ Тулу, ко Владимерской. Покажемъ!

Ежели кто желаетъ видть въ этотъ день молодцовъ во всемъ ихъ разгул, отправляйтесь въ слдующія трактиры и гостинницы: въ Баварію, въ Палермо за Пассажемъ, въ Палкинъ и въ Тулу. Эти заведенія потому предпочитаются молодцами, что ихъ не посщаютъ хозяева.

И такъ, читатель, послдуемте за Петромъ и Никандромъ въ гостинницу Тулу.

— Я думаю, ужъ наши здсь? сказалъ Петръ, входя въ корридоръ.

— Здсь, здсь, пожалуйте! отвтилъ съ не то глупою, не то лукавою улыбкою корридорный, узнавшій птицу по полету.

— А ты почемъ знаешь?

— Извстно, господа купцы.

— Эка братъ, Петра, намъ честь: вс знаютъ апраксинцевъ. Куда же идти?

— Пожалуйте.

И лакей указалъ на дверь.

Оттуда слышались звуки разбитаго фортепьяно, пніе, крики «ура» и даже какой-то вой. Двери распахнулись и они очутились въ довольно обширной комнат. На диван и на стульяхъ лежало и сидло до пятнадцати молодцовъ; нкоторые, тяготясь одеждою, сняли сертуки, а нкоторые, тяготясь собственною своею тяжестью, лежали въ углу на шубахъ. Какой-то господинъ, взмахивающій физіономіею на цыгана, игралъ на фортепьяно какую-то польку. Два стола были установлены бутылками, штофами и закусками.

— Здравствуйте, братцы, съ пальцемъ девять! закричалъ вошедшій Петръ и принялся откалывать трепака.

— Съ огурцомъ пятнадцать! отвчала вся компанія и заорала «браво» и «bis», глядя на пляшущаго Петра.

— Стой, стой! — и изъ-за стола поднялся Васька, тотъ самый Васька, который далъ Никандру галстукъ.

— Музыкантъ, стой! Варгань камаринскаго! А ты, Петька, ко мн на грудь! Я тебя обниму и мы спляшемъ.

Послдовали объятія.

— Стой! задушилъ, собачій сынъ! кричалъ Петръ.

— Ну, теперь выпьемъ!

— Ладно.

Музыкантъ заигралъ камаринскую, и Вася и Петя принялись выдлывать такія па, которыя доступны единственно только подгулявшему человку. Кончивъ плясать, они снова выпили.

— Ну, братцы, я пилъ ваше, теперь выпейте моего! сказалъ Петръ. — Дюжину пива! скомандовалъ онъ.

Принесли пиво и началось провозглашеніе многолтія каждому изъ присутствующихъ.

— Полноте, братцы, что такъ зря горлы-то драть? Споемте-ка что-нибудь дльное, псню какую-нибудь, — подалъ кто-то совтъ.

— Это дло! Что такъ горлы-то драть? Вдь еще не очень пьяны. Выпьемъ по рюмочк и начнемъ. «Вдоль по улиц» вс знаютъ?

— Вс.

— Ну и будемъ пть. Батюшки, Мишка-то какъ накерался, гляньте-ка!

— До безобразія! А вотъ что: взять да и вымазать ему рожу жженою пробкой.

— Лихо! за дло! — не сандалься раньше времени! Эва! еще только пятый часъ!

Дльная мысль была одобрена всми и тотчасъ же приведена въ исполненіе.

— Ну, теперь попоемте!

— Никандръ, ты на псни-то лихъ, — запвай!

— Да безъ гитары-то неспособно. Ну да все равно, слушайте. Вотъ какую лучше споемъ:

«Звенитъ, звонокъ и тройка мнится

Вдоль по дорожк столбовбй…»

Хоръ какъ-то плохо клеился; двое пьяныхъ, полулежавшихъ на диван, страшно мычали и сбивали съ толку.

— Не хотите-ли, господа купцы, у насъ есть двушки, отлично подтянутъ! — предложилъ номерной.

— Двочки? Тащи сюда!

— Постой, постой! А, почемъ он ходятъ?

— Да ежели только попть, такъ изъ угощенія, да что милость будетъ.

— Тащи трехъ! Мало!

— Ну, штукъ пять. Слышь, половой, и пляшутъ он?

— Всякія колна выдлываютъ.

— Браво! заоралъ кто-то изъ лежащихъ на диван. — Номерной, спасибо! Поди сюда…. руку!… Ну, поцлуй меня.

Половой съ лукавой усмшкой поцловалъ гостя.

Вскор явились двушки и помогли молодцамъ справиться съ пснями и опустошить бутылки. Лакей имлъ врный разсчетъ: больше народу, — больше пить будутъ. Онъ не ошибся: снова потребовалась дюжина пива, снова заигралъ господинъ, взмахивающій на цыгана, и составился кадриль. Двушки очень мило подергивали юпками и выдлывали замысловатыя па. Он были очень нецеремонны, такъ что одна изъ нихъ подошла къ столу и замтила, что все пиво вытекло изъ бутылокъ, — долить надо.