Апрельская сказка

— Не говори глу... — Она осеклась на полуслове и прикусила губу.

— Эта вендетта, это преследование — все это из-за меня, — повторил Итан. Его взгляд стал мрачным, а рот скривила грустная усмешка. Он продолжал: — Я всегда считал, что прекрасно разбираюсь в характерах. Думал, что мне достаточно один раз взглянуть на кого-нибудь, и я сразу пойму, что это за человек. Я знаю Монику с тех пор, как ей исполнилось пять лет, но все это время понятия не имел об ее истинных чувствах. Она сделала все это из-за меня, — повторил он с горечью. — Она билась в истерике, умоляла простить ее и наконец призналась во всем.

— Выходит, и тебя отняла у нее, — пробормотала Дорис.

— Что ты сказала?

— Ничего. — Прерывисто вздохнув, она посмотрела на Итана. Он выглядел очень усталым. — Фотографии Моника послала в отместку за тебя, но все остальное — из-за работы в косметической компании.

— Нет, ты ошибаешься.

— Итан! Все началось тогда, когда я стала работать на Лорена! В то время мы с тобой даже не были знакомы.

— Но я уже тогда проявлял к тебе интерес. Три или четыре месяца назад я увидел тебя по телевизору в рекламе авиакомпании и спросил у Моники, кто эта девушка. «А что, — спросила она, — хочешь с ней познакомиться?». И я ответил, что, мол, неплохо было бы. Я не уловил в ее голосе ничего особенного. Она была такая, как обычно, — просто Моника, которую я знал всю жизнь. Знал, но не видел, не замечал. Когда люди появлялись в моей жизни, я их либо принимал, либо не принимал, но не думал о них! Я холодный, нечуткий человек. И не очень люблю людей.

— Не очень... — беспомощно подтвердила Дорис.

— Я спросил у нее, какая ты. Где живешь. Моника заявила, будто не знает. Будто ты только что переехала.

— Конечно, она знала, где я живу!

— Твоего номера нет в телефонном справочнике...

— Я знаю, что моего номера нет в телефонном справочнике! Но Моника бросила мне в лицо, что ненавидит меня! Что всегда меня ненавидела! Еще в школе...

— Это не так, Дорис.

— Я не сошла с ума, Итан! Я слышала, как она это сказала!

Устало вздохнув, он объяснил:

— Я хотел сказать, что когда вы были в школе, да и потом, на работе, это была еще только ревность. Ненависть возникла, когда я заинтересовался тобой. Примерно в то время, когда ты подписала контракт с Лореном.

Глядя на него во все глаза и вспоминая слова Моники, Дорис проговорила:

— Она бы не зашла так далеко, если бы я тебя не соблазнила...

— Вероятно, хотя ты меня не соблазняла.

— Но ведь, по ее убеждению, совершенный во всех отношениях Итан Росс не мог первым обратить на меня внимание.

— И тем не менее, Моника целила в меня. Письма, краска — все это было для того, чтобы причинить боль не только тебе, но и мне. Она сама так сказала.

— Значит, ничего бы не произошло, если бы...

От сильного приступа дурноты Дорис закрыла глаза. То, что сказал Итан, потрясло ее до глубины души. Ей необходимо было время, чтобы обдумать это.

— Впервые увидев тебя, я лишился покоя. Я целую вечность не спал нормально. Но если бы я знал, к чему все это приведет... Боже мой, Дорис, из-за меня ты подверглась этому кошмару...

— Что уж теперь... — вздохнула она.

Разговор начинал тяготить ее.

— В тот день ты обвинила меня...

— Я не обвиняла тебя! — решительно возразила она. — Я лишь задала вопрос. Тебе нужно было только ответить «нет». Я была запугана, расстроена, издергана. Я нуждалась в сочувствии и утешении. Семьи у меня нет. Если бы это был ты, — а это вполне могло быть, — к кому я могла обратиться за помощью? А основания для подозрений у меня были. Я тебя почти не знала. Ты так внезапно ворвался в мою жизнь. Тебя не было ни на одной фотографии... Я молилась о том, чтобы это оказался не ты!

— Я был зол, — повторил Итан. — Ты права, это было вполне логичное предположение. Но мне было очень трудно соединить то представление о тебе, которое у меня начало складываться, с тем, что говорила о тебе Моника. Например, о том, что у тебя все еще продолжается роман с Кевином.

— Так теперь ты все-таки поверил, что наши с ним отношения давно уже в прошлом? — язвительно спросила Дорис.

— Слушая Монику, я думал, что ей о нас ничего не известно, более того, казалось, она была искренне озабочена твоими делами. Беспокоилась, что Кевин разобьет твое сердце! Я и предположить не мог, что она все про нас знает!

Ответ Дорис прозвучал особенно тихо и спокойно:

— А почему же ты ей никогда обо мне не рассказывал? Потому что догадывался, к чему это может привести?

— Конечно, нет, — уверенно ответил Итан. — Просто я не привык посвящать кого-то в свои дела. Те фотографии, на которых ты была снята выходящей из Холла, судя по углу обзора, сделаны из дома, из окна моей спальни.

— Значит, она была там, когда...

И если бы они тогда занялись любовью, как он хотел...

— Скорее всего. А почему ты ей ничего не сказала, Дорис? — спросил он с любопытством. — Моника ведь была твоей близкой подругой, а подруги всегда сплетничают, разве нет?

Дорис горько улыбнулась.

— Да, сплетничают, но о нас с тобой мне не хотелось никому говорить. Сначала я стыдилась того, что спала с мужчиной, которого едва знала. А потом это стало для меня слишком важным, чтобы с кем-нибудь обсуждать. Что касается Кевина, то мы не виделись с тех пор, как он познакомился с Эдной, которая вскоре стала его женой. Мы могли бы оставаться друзьями. Жаль, что его брак не удался, я и не знала об этом, но, очевидно, Моника продолжала с ним общаться... — Вдруг страшная догадка осенила Дорис, и она прошептала с расширенными от ужаса глазами: — Боже, она могла сказать Эдне, будто у меня роман с ее мужем, и они расстались именно из-за этого...

— Не знаю... — Итан растерянно пожал плечами. — Думаю, Моника вряд ли стала бы разрушать чужую семью только для того, чтобы насолить тебе. Все, что мне известно, это то, что она пользовалась его оборудованием, чтобы сделать фотографии. Но я выясню, — пообещал он, — и сделаю все, что смогу, чтобы восстановить справедливость. И все же вряд ли нормальная женщина могла поверить тому, что Моника болтает о ее муже, если бы он сам это отрицал.

— Ты полагаешь? Но ты же ей поверил!

— Поверил, но не до конца, и то только потому, что трудно в одночасье разрушить стереотипы. Бытует сильное предубеждение против актрис и моделей. И на пленке ты именно такой и выглядишь — немного испорченной, дразнящей, возбуждающей воображение.

— Но я ведь совсем не такая, Итан! То, что ты видишь на фотографиях и в рекламе, это всего лишь игра, притворство! Мисс Лорен — это не Дорис Ламберт, это совсем другая женщина, не имеющая со мной ничего общего...

— Теперь я в этом убедился, но тогда, в самом начале, мне было известно только одно: я отчаянно хотел тебя, ты меня безумно привлекала. А Моника всегда умела быть очень убедительной. Не знаю, как ей это удавалось, но чем больше она кого-нибудь хвалила, тем менее симпатичным казался этот человек. Дело было не в том, что она говорила, и не в ее интонациях. Если бы кто-нибудь возразил ей, что, дескать, она плохо разбирается в людях, Моника бы это с горячностью отрицала. Однако всегда создавалось впечатление, что тот, о ком она рассказывает, — нехороший человек.