Апрельская сказка

— Это касалось и меня? — грустно усмехнулась Дорис.

— Да, — Итан сделал попытку улыбнуться и продолжал: — Ты знаешь, со мной никогда такого не случалось. Да, меня неумолимо влекло к тебе. Я только об этом и думал. Только это и чувствовал. Но ты была не той женщиной, которая могла бы вызвать у меня симпатию. Я знал, что ты вслед за Моникой пошла работать в авиакомпанию...

— Это Моника пошла вслед за мной, — поправила Дорис, не глядя на него. Она пожала плечами. — Сначала я устроилась на работу, через несколько дней там появилась Моника. Со смехом впорхнула в класс, где мы проходили вводный курс обучения. Вот и все. Я была рада ее видеть, — добавила Дорис, — думала, что вдвоем нам будет веселее. — Она взглянула на Итана и сказала с горькой усмешкой: — Так, значит, вот почему твоя мать так меня возненавидела? Из-за того, что считала неподходящей подругой для Моники. Той, которая была для нее почти как дочь. И уж, конечно, она не обрадовалась, что ее сын спит с такой женщиной!

— Не возненавидела, — возразил Итан. — Однако мы все считали, что ты отравляешь Монике жизнь. Она говорила, что ты старалась записаться на все занятия, которые она выбирала для себя в школе. И на музыку, и на рисование, и на спортивные игры. Что ты пошла вслед за ней служить в авиакомпанию и всегда ухитрялась сделать так, чтобы попасть на самые выгодные рейсы. Что ты увела у нее пилота, в которого она была влюблена...

— Что ты сказал? — переспросила Дорис ледяным тоном.

— Я не помню, как его звали, но Моника якобы видела, как он выходил из твоего номера.

— Если он выходил из моего номера, значит, меня там не было, — тем же тоном сообщила Дорис.

— Я ни в чем тебя не обвиняю. Я просто рассказываю о том, что нам говорила Моника, объясняю, почему мы тебе не доверяли. А когда, как мы считали, ты украла у нее шанс сняться в рекламе авиакомпании, это показалось нам последней каплей. И она так искусно играла свою роль! Она, мол, переживет, она так за тебя рада, ты это заслужила. И мы...

— Пришли к окончательному выводу, что я расчетливая сучка, мерзкая интриганка, готовая переступить через лучшую подругу, лишь бы получить то, что ей хочется, — закончила за него Дорис.

— Приблизительно так.

— Но тебя все равно тянуло ко мне, — сказала она с отвращением. — Бедный Итан.

— Да, — согласился он. В голосе его звучала горькая ирония. — Если бы я только показал, что интересуюсь не тобой, а любой другой девушкой...

— Ничего бы не случилось? Но это была я — та, которая всегда получала то, на что претендовала Моника.

— Но ты ведь понятия не имела, что ей до смерти хотелось сыграть стюардессу в том ролике?

— Нет. Она вела себя так, словно была очень рада за меня, даже счастлива. — Дорис грустно рассмеялась и добавила: — Наверное, никто не разбирается в людях хуже меня! Мне даже ни разу не пришло в голову, что она может не любить меня. Я была уверена, что мы подруги. Лучшие подруги. Я думала, что она относится ко мне так же, как и я к ней.

— Ты сообщила полиции, кто оказался твоим преследователем? — тихо спросил Итан.

— Нет.

— Почему?

— Потому что она была моей подругой! — крикнула Дорис. — Потому что мне было очень больно!

Она отвернулась и пошла за чайником.

— И все же... Моника загубила твою карьеру, запугала, замучила...

— Да, — прошептала Дорис, наливая воду в чайник. — Шестнадцать лет... С тех пор, как нам обеим исполнилось по одиннадцать, ее жизнь была сплошной ложью.

— Нет, — мягко поправил ее Итан, — это были просто обиды, которые вызрели только тогда, когда ты...

— Соблазнила мужчину, которого она сама хотела.

— А я не знал даже половины из того, что она сделала! Про то, что она облила краской твою машину...

— Я отдавала ее перекрасить.

— Про того продавца пылесосов, который приставал к тебе до тех пор, пока ты не вызвала полицию. Про посылки и записки, которые она посылала Лорену. Почему ты мне не рассказала?

— Не думала, что тебе это может быть интересно. Ты вел себя так, словно все это тебе надоело. Советовал мне держать себя в руках. — Дорис помолчала, а потом продолжила: — Когда я получила те снимки, тебя это совсем не тронуло. Ты не разозлился, не огорчился...

— Нет, Дорис, это совсем не так. Если бы я нашел того, кто так долго изводил тебя, то переломал бы ему руки. Я попросил Джона, чтобы он внимательно следил, не появится ли кто чужой, и немедленно сообщил в полицию...

— Только это был не чужой. Никто бы ничего не заподозрил, встретив Монику.

— Поэтому-то и собаки ни разу не залаяли.

— И мои соседи ничего не замечали. Все знали, что Моника — моя лучшая подруга, которая мне часто помогает.

— Она отдала мне негативы, — неожиданно сообщил Итан. — Я их уничтожил.

— Она отдала их тебе? — Дорис не верила своим ушам.

— Вынужденно.

Дорис молчала. Зажигая газ и ставя на него чайник, она пыталась представить, каким образом Итан заставил Монику сделать это.

— Почему, вернувшись из Парижа, ты не сказала мне, что тебя собираются уволить? Что тебе уже нашли замену для презентации духов?

— Ты не дал мне возможности что-либо рассказать. Просто повернулся и ушел.

— Ты права. И дело было не только в Кевине. К тому времени я уже и без того решил покончить с нашими отношениями. Они приобрели чересчур эмоциональную окраску. Я говорил себе, что легко это переживу. Но ошибался... Меня тянуло к тебе все сильнее, и все больше я презирал себя. А увидев ту газету с фотографией... — Глядя на ее густые, блестящие волосы, ниспадавшие волной на плечи, он тихо попросил: — Мне очень жаль, Дорис, прости меня... Боже, как это глупо звучит. Когда я увидел торжествующую улыбку Моники, мне стало дурно.

— Не тебе одному. Уходи, Итан. Все это абсолютно бессмысленно. Я тебе даже не нравлюсь.

— Это не так. Просто я обнаружил, что совсем не знаю тебя. Я ведь пытался побороть самого себя. Ты меня очень привлекала, я желал тебя, но не хотел, чтобы ты мне понравилась, как человек, не хотел привязаться к тебе. В те редкие минуты, когда трезвый расчет брал верх над чувствами, я поверить не мог, что веду себя, как распалившийся школьник. Мне тридцать шесть лет, и чтобы такой рациональный, образованный человек, как я, спасовал перед своими эмоциями... — Итан осекся и с невеселой улыбкой продолжал: — Знаешь, это слишком мягко сказано! Я отчаянно, до безумия хотел тебя! Но Монике удалось отравить все остальные чувства, которые я мог бы к тебе испытывать.

Дорис выключила чайник и повернулась к нему.

— Моя мать очень переживает. Она хотела бы с тобой встретиться...

— Это исключено.

Он вздохнул и посмотрел на ее измученное лицо.

— Ах, почему ты вернулась именно сегодня, когда я плохо соображаю из-за смены часовых поясов и засыпаю на ходу?

— Потому что я извращенка.

— Дорис...

— Прости, — неискренне извинилась она, — но я не желаю тебя здесь видеть.

— У нас ведь было что-то хорошее.

— Нет. У нас были ни к чему не обязывающие, временные отношения.

— А ты хотела бы — навсегда?

— Нет, я мечтала совсем о другом.

После минутного колебания Итан тихо произнес:

— Ты сказала, что влюбилась в меня...

— Но теперь все прошло, — ответила Дорис, избегая смотреть ему в глаза. — Уходи, Итан.

Повернувшись к нему спиной, она принялась искать заварку, потом что-то доставала, убирала, не отдавая себе отчета в том, что делает. Она просто пыталась занять себя и свои руки в ожидании, пока он уйдет. Только бы не проговориться о своей возможной беременности.