"Аратта". Компиляция. Книги 1-7

Сын Толмая кивнул:

– Вот и я так подумал. Ты, Зарни, ведь и сам не чужд колдовства.

– Милостью богов, кое-что могу.

– Еще как можешь! Помню, как ты навел чары на вождей ингри и открыл им мою божественность…

– То не я – то сам Шкай явился, – сказал Зарни. – Я лишь помог людям узреть его волю.

– О да… Твои вещие песни…

Взгляд Учая затуманился. «Богиню свою вспомнил», – подумал Зарни.

Несколько мгновений Учай сидел молча.

– Любимая, где же ты… – прошептал он. – Как давно я не видел тебя…

Затем тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и сказал гусляру:

– Словом, вот тебе Кирья. Хочешь учить – учи. Авось выйдет толк.

Лицо Зарни обратилось к девочке. Белые глаза уставились прямо на нее.

– Кирья… – проговорил он, словно пробуя слово на вкус. – Что значит это имя на языке ингри?

Девочка замешкалась с ответом – она во все глаза смотрела на слепого гусляра. Изборожденное морщинами худое спокойное лицо. Гордая осанка; пугающе-неподвижные белые глаза; седые с рыжиной пряди, свисающие вдоль лица… Ноги укрыты пятнистой рысьей шкурой, но даже под ней заметно, что их нет выше колен… Так это он и есть – великий чародей, о котором ей твердила Локша, которого так почтительно поминала сама Калма? Тот, кто посылал ей на помощь дух черного крылана? Тот, кого обе чародейки назвали ее настоящим отцом…

– Кирья – «солнечная», – спохватившись, ответила девочка. – Так назвал меня отец, Толмай. Видно, за рыжие волосы.

– Занятно, – пробормотал Зарни.

Пальцы на струнах заметно дрогнули, издав неожиданно резкий звук.

– Ты хочешь учиться у меня, Кирья?

«Да», – хотела ответить она сразу. Но, чуть подумав, спросила:

– А чему ты будешь меня учить?

Зарни улыбнулся и поднял руку, подзывая Варака. Когда тот подошел, гусляр прошептал ему что-то на ухо. Ученый раб быстро вышел.

Вскоре Варак вернулся и откинул полог входа, пропуская входящих. Трое юношей – вернее, подростков, возрастом немного постарше Кирьи, – вошли в палатку, почтительно поклонились Учаю и Зарни и встали перед входом. Двое были тощие, длинноносые мальчишки-дривы, третий – белокурый красавец Хельми. Каждый держал в руках маленькие незатейливые гусельки.

– Вот мои ученики, будущие певцы и сказители, – объяснил Зарни. – Они сами выдолбили гусли, сами натянули и сладили струны. Песни им, правда, слагать еще рано. Это великое искусство, дар богов. Его надо заслужить упорным трудом. Сейчас они разучивают те, которым учу их я…

– Твой слуга говорил, что ты хочешь учить Кирью играть на гуслях, да я не поверил, – с сомнением повторил Учай. – Ее, девчонку? Гусляры воинов в бой ведут, богам славу поют. А она что? Затренькает, запищит – курам на смех!

С места, где сидела Кирья, донеслось возмущенное фырканье.

– Если только, как твои мальчишки, станет соглядатаем – по кружалам бренчать да сплетни собирать. Но это не дело для дочери и сестры вождя.

– Выслушай меня, Учай. Эти трое отроков, – невозмутимо сказал Зарни, – лучшие из лучших. У них особый дар – петь так трогательно, что никто, даже самый черствый вояка, не останется равнодушным. Скоро они будут знать множество песен, которые я складываю нарочно для тебя и твоего будущего похода. Песни о любви к родному краю, разоренному войной… О скорби и праведной мести… О том, что арьи злее зверей и тварей из-за Кромки. О том, что кровь самозваных детей Солнца – лучшая жертва богам…

– Так-так, – кивнул Учай. – Задумано весьма неплохо! Но насколько я вижу, эти мальчишки – дривы. И поют они наверняка на своем языке. А такие полезные песни должна запеть вся Аратта!

– В дривах столько ненависти к арьям – как не воспользоваться ею ради благого дела? Надо с чего-то начинать. Ну а уж потом…

Повелитель ингри кивнул:

– Хорошо. Пусть покажут, на что способны.

Зарни мгновение подумал и сказал отрокам:

– Стоян, Белко! Пойте песню о явлении Матери Битв.

Повернувшись к Учаю, он пояснил:

– Эту песнь я сочинил на языке дривов. Она – воинская. Песнь посвящена великой богине. Здесь она выступает в облике Матери Битв.

– Правильно! – одобрил Учай. – Пусть дривские воины тоже учатся поклоняться моей Богине. Но чтобы полюбить ее всем сердцем, они должны ее узреть!

– Воистину ты прав, мудрый сын Шкая, – склонил голову Зарни. – Ради этого все и затевается. Итак, в этой песне мы видим Богиню глазами раненого воина, потерпевшего поражение в страшной битве. Он лежит среди мертвых тел друзей и врагов. Он понимает, что битва кончена, и тщетно мечтает о мести, на которую ему не хватает сил…

– Дривам такое положение будет особенно близко, – осклабился Учай.

– В этот миг над полем битвы является Богиня…

Учай вновь ушел в себя. Он вспомнил Богиню – как она явилась ему на черных крыльях над погребальным костром арьев в день, когда был сожжен Мравец. В груди молодого вождя что-то болезненно сжалась. Как же давно он не видел свою небесную возлюбленную! Как пусто без нее, как одиноко!

Двое отроков-дривов выступили вперед, дружно грянули по струнам. Звонкое гудение враз перенесло Учая туда, где все возможно, где нет той невидимой, но нерушимой препоны, в обыденности разделяющей людей и богов…

– Когда солнце не встало днем, Словно ветер задул светило, И земля пылала огнем, Пожирающим все, что было. Когда кровь залила жнивье, Урожай воронью богатый, Я упал – и узрел ее В миг отчаянья и расплаты. Мрак ночной в ее волосах В небе северный вихрь нес, И чернели ее глаза, Что не знали горечи слез. «Поднимись!» – велела она. Ее голос звучал, как гром. «Назови врагов имена, Чтобы стал победой разгром!» Я сдержал в своем горле стон, Вспоминая лица врагов: «Зверь не носит людских имен И не ведает славы богов! Вой понятнее их речей, Радость стоит множества слез! Дай лишь меч – лучший из мечей И коня, чтобы в битву нес!» «Крови зверя хлебнувши всласть, Зверем станет и человек. Жажды крови всесильна власть: Не насытишься ей вовек…» Так живительная гроза Дальней молнией шлет гонцов, Сквозь зажмуренные глаза Я увидел ее лицо…

Вдохновенные глаза подростков, слаженные юные голоса, грозное гудение гуслей – все это невольно захватило Учая настолько, что он почти не вслушивался в слова. Образы вставали перед его внутренним взором сами собой. Когда отзвучала песня, Учай вздохнул с сожалением…

– Очень хорошо! – громко заявил он, когда певцы умолкли. – Однако я желаю, чтобы в первый раз ты сам спел эту песнь, Зарни! Я буду при этом присутствовать, чтобы видеть лица моих воинов. И вот еще что – нужен важный повод, чтобы собрать всех: и дривов, и ингри, и, может быть, даже арьев Кирана… Все должны узреть Матерь Битв и полюбить ее, как я!

– Повод за тобой, сын Шкая, – склонил голову Зарни. – Если он будет достаточно весомым – как знать, может, и сама Богиня явится послушать песнь…

– Я знаю, что ей по нраву, – промурлыкал Учай, прикрывая глаза.

Зарни скривил узкие губы и махнул отрокам рукой:

– Ступайте!

Юные дривы направились к выходу. Кожаный полог уже опустился за ними, когда чуткий слух Зарни уловил обрывок насмешливой фразы:

– Что ж ты заплачку свою не спел? Убоялся повелителя до слез довести?