Арифмоман. Дилогия

Вместо этого в Озирии проводятся научные турниры.

«Что, где, когда», «Брейн ринг», «Своя игра» — подобного рода викторин в Озирии предостаточно. Но на них Эйхгорну по очевидным причинам мало что светило. Конечно, логические задачки или вопросы на общемировые темы он щелкал бы, как орешки, но в местных истории, географии, биологии и тому подобном по-прежнему сильно плавал.

Поэтому Эйхгорн решил начать с царицы всех наук — математики. В Озирии ее почитали чрезвычайно. Однако развита она при этом была хуже, чем на Земле — озирцы все еще топтались в элементарной математике, не намного опережая античных ученых. Создавалось впечатление, что они особо и не стремятся развиваться, предпочитая бесконечно пережевывать то, что уже известно.

Одобрения это у Эйхгорна не вызывало ни малейшего. Однако ему самому это давало огромное преимущество — ведь за его спиной стояли Виет и Непер, Декарт и Ферма, Ньютон и Лейбниц, Эйлер и Лагранж, Гаусс и Кантор. Он владел такими методами, о которых здесь и не подозревали.

Эйхгорн начал с того, что попытал счастья на математическом турнире. Он каждую луну проводился в одном из крупнейших одеонов Гнозиата — Дворце Чисел. Любой желающий мог зарегистрироваться, внести вступительный взнос и в случае выигрыша получить солидный приз.

В назначенный день Эйхгорн явился на отборочные соревнования — и был поражен, увидев масштабы этого шоу. Алатус по-прежнему закрывал небо, вокруг царила кромешная мгла, но одеон пылал, как новогодняя елка. Сотни факелов и волшебных светильников ярко освещали сцену, а вот трибуны тонули во мраке — но все равно было заметно, как много на них зрителей. Тысячи людей теснились на каменных ступенях, с нетерпением ожидая… не представления, не гладиаторских боев, а соревнований по устному счету!

Хотя не только устному. На сцене стояли шесть грифельных досок, между ними — ширмы, чтобы не возникало соблазна подглядеть. Распорядитель зачитывал обычный арифметический пример, и все бросались его решать. Решивший тут же произносил ответ вслух, и если тот был верным, ему присуждалось очко.

На трибунах царила полная тишина. Никто не пытался подсказывать — за малейший звук здесь выводят из зала и вроде бы даже как-то наказывают. Отвлекать размышляющего в Озирии считается крайне невежливым.

Поначалу примеры шли легчайшие, и участники выкрикивали ответы мгновенно, чуть ли не хором. Каким образом распорядитель определял среди них первого, сложно сказать, но каким-то образом все же определял.

Постепенно примеры все усложнялись. От двухзначных чисел перешли к трехзначным, потом и к четырехзначным. Вслед за своими соперниками Эйхгорн был вынужден перейти к вычислениям на доске. Он все же не был человеком-счетчиком, и настолько большие числа перемножать в уме не мог.

Арифмомания — это, увы, обсессия, а не сверхспособность.

Но в столбик тоже получалось неплохо. Эйхгорн с самого начала выбился в лидеры, а спустя сотню примеров оставил позади большинство соперников. Ноздря в ноздрю с ним двигался только один — некто Тартак. В девяти случаях из десяти первым ответ давал кто-то из них двоих. Причем если Тартак явно считался фаворитом, то от Эйхгорна, темной лошадки, никто подобного не ожидал.

— Семьсот двенадцать тысяч сто шесть умножить на десять тысяч триста тридцать шесть! — провозгласил распорядитель.

— Семь миллиардов триста шестьдесят миллионов триста двадцать семь тысяч шестьсот шестнадцать! — дал ответ Эйхгорн, опередив Тартака на полсекунды.

— Семьдесят! — объявил распорядитель, пристукнув котурнами. — Семьдесят правильных решений у мэтра Эйхгорна против шестидесяти девяти у мэтра Тартака! Мэтр Эйхгорн побеждает и проходит в следующий тур!

Математики оставили свои доски и вышли на сцену — благодарить зрителей за поддержку. Те оглушительно стучали каблуками, в свою очередь благодаря участников.

Тартак же подошел к Эйхгорну, отвесив легкий полупоклон. То был невысокого роста лысоватый старичок с глубоко посаженными глазами. На Эйхгорна он смотрел с искренним любопытством.

— Мое почтение, мэтр, — сказал Тартак. — Должен признать, вы хороши. Во всей Озирии наравне со мной считают лишь трое… быть может, четверо. О вас я ранее не слышал. Вы иноземец? Где вы научились перемножать с такой скоростью?

— Из одного очень далекого королевства, — уклончиво ответил Эйхгорн. — И в этом нет ничего особенного — просто обычные арифметические навыки.

— Согласен с вами, но… хм, а что за способом вы пользуетесь? — обратил внимание на его доску Тартак.

— Обычное перемножение в столбик. А вы разве не так считали?

— Нет, я использую иной способ. Не согласитесь ли рассказать мне о вашем?

Эйхгорн, разумеется, не отказал. Тартак выслушал очень внимательно, задал пару уточняющих вопросов и согласился, что способ простой и удобный.

Эйхгорн, в свою очередь, спросил, как это делает он. Оказалось, что в Озирии наиболее популярен метод решетки. Для него рисуется прямоугольник, длины сторон которого соответствуют числу десятичных знаков у множителей. Затем прямоугольник делится на квадратики, а каждый квадратик — по диагонали пополам. После этого один множитель пишется сверху, а второй слева, и цифры на пересечении строк и столбцов перемножаются, причем десятки пишутся в нижнем треугольнике, а единицы — в верхнем. После этого остается только сложить цифры вдоль каждой диагонали.

Поначалу этот метод показался Эйхгорну громоздким и неудобным. Но опробовав его на практике, он убедился, что это довольно просто. Озирские математики рисовали такие решетки с удивительной скоростью, и решения производились моментально.

Закончив объяснение, Тартак пожелал Эйхгорну удачи в следующем туре. До него оставалось еще семь дней — очень уж много набралось участников.

Все отборочные соревнования шли по тому же принципу — просто вычисления на скорость, элементарная арифметика. Десять матчей — десять победителей. Потом провели еще и два дополнительных — среди занявших вторые места.

Эйхгорна ничуть не удивило, что одним из этих победителей оказался Тартак.

И вот теперь началось уже настоящее состязание. В полуфинал вышли сплошь чемпионы, многократные победители математических турниров и обладатели множества наград. Новичков среди них было всего двое — некий безусый подросток и сам Эйхгорн.

Этих прожженных вычислителей уже не обижали примерами для младшей школы. В ход пошли алгебра с геометрией. Уравнения, теоремы, заковыристые задачи. Эйхгорн по-прежнему щелкал их, как орешки, но соперники от него не отставали. Четыре часа они бились на этой сцене, рвали друг у друга победу.