Арина Родионовна
Шрифт:
Напомним читателям и о сказанном в самом начале этой книги. Поздней осенью злосчастного года поэту не слишком понравилась «мамушка седая» из поэмы Е. А. Боратынского «Бал». Пушкин, ознакомившийся с произведением в рукописи, не мог не сравнить придуманную коллегой няню с реальной, бедной Ариной Родионовной, — и вполне понятное сопоставление Wahrheitи Dichtungоказалось явно не в пользу поэтического персонажа.
И были зимы, и были вёсны… Более восьми лет прожил Александр Пушкин без Арины Родионовны. Поэт не забывал её — и благодарная тень старушки ещё не раз являлась ему.
О том, что происходило post mortem,после кончины няни, мы поведаем в следующей, завершающей главе.
В
Плакали они, положим, над гробами отеческими, локти себе кусали, клятвы страшные и искренние у пропасти могильной изрекали — а вскорости завивали горе верёвочкой. С глаз долой — так и из сердца вон: после похорон, от силы после сорокоуста дорожку на погост которые и вовсе забывали, заодно на свечках копеечных в храмах выгадывали.
И начинали тогда беспризорные могилки пращуров сорной травой покрываться, кресты же долу клонились да потихоньку истлевали. А ежели округ свежие холмики с крестами громоздились — то и с ними зачастую схожая беда приключалась.
По счастью, не у всех жителей сердца мохом навек обросли. Из рода в род объявлялись в царстве-государстве, по-всякому называвшемся, и люди, покойников круглый год чтившие.
Исполать памятливым: без оных рассыпалась бы прахом земля северная.
Глава 8
POST MORTEM — ANTE DIEM
В сердечные синодики большинства пушкинских знакомцев наша героиня, как и следовало ожидать, не была внесена. Однако находящиеся в распоряжении биографа тексты свидетельствуют, что кое-кто из знававших старушку не предал её забвению.
Так, Николай Языков сочинил на смерть пушкинской няни в 1830 году стихи, которые были напечатаны в альманахе «Северные цветы на 1831 год» под названием «Элегия»:
Я отыщу тот крест смиренный, Под коим, меж чужих гробов, Твой прах улёгся, изнуренный Трудом и бременем годов. Ты не умрёшь в воспоминаньях О светлой юности моей И в поучительных преданьях Про жизнь поэтов наших дней.В последующих строфах выспреннего стихотворения Вессель [426] припомнил свои встречи с Ариной Родионовной в сельце Михайловском летом 1826 года и шумные деревенские пирушки Александра Пушкина, Алексея Вульфа и его, Николая Языкова, в которых няня принимала самое активное участие.
426
Прозвище, данное H. М. Языкову родными и друзьями.
А заключали языковскую элегию такие строки:
…И вот тебе поминовенье. На гроб твой свежие цветы! Я отыщу тот крест смиренный. Под коим, меж чужих гробов, Твой прах улёгся, изнуренный Трудом и бременем годов. Пред ним печальной головою Склонюся; много вспомню я И умилённою мечтою Душа разнежится моя! [427]В недавно опубликованных письмах Ольги Сергеевны Павлищевой Анне Петровне Керн за 1827–1835 годы [428] нет ни единой фразы об Арине Родионовне. Но мы знаем, что в мемуарах обе подруги помянули нянюшку тёплыми словами.
427
Цит.
по: Языков H. М.Златоглавая, святая… / Сост., вступ. ст. и примеч. Е. Ю. Филькиной. М., 2003. С. 90, 92.428
См.: Гордин А. М.Из неизданной переписки Ольги Сергеевны Пушкиной (Павлищевой) с Анной Петровной Керн // Звезда. 1992. № 7. С. 180–184.
Попала Арина Родионовна также в воспоминания И. И. Пущина, А. П. Распопова, М. И. Осиповой, И. П. Липранди и прочих друзей и приятелей Пушкина.
При случае рассказала про умершую «няньку» и мать поэта, Надежда Осиповна Пушкина. Соответствующий фрагмент её письма дочери Ольге Сергеевне от 4 января 1835 года был рассмотрен нами в начале данной книги.
Не приходится сомневаться в том, что и в разговорахлиц, так или иначе сталкивавшихся с «голубкой», имя Арины Родионовны иногда упоминалось: ведь она оставила по себе добрую память.
Главным же хранителем этой памяти сделался Александр Пушкин.
Он был поэт, он был эгоистичен и требовал, чтобы его любили.
И Пушкина всегда любили — да ещё как любили! — самые удивительные женщины, русские и чужестранки. Вот только их любовь мало походила на ту, что почти тридцать лет дарила ему «мамушка».
После ухода Арины Родионовны поэт сильнее потянулся к матери, а потом женился. Что бы ни говорили всезнайки XIX–XX веков, и Надежда Осиповна, и красавица Natalie,прозванная в обществе и Психеей, и «^ame de dentelles» [429] , каждая по-своему, тоже благоволили к Пушкину — однако и их чувства отличались от любви нянюшки к своему «ангелу».
429
Кружевная душа (фр.).
«Расспросы об Александре Сергеевиче сопровождались слезами»… «Она прибежала вся запыхавшись; седые волосы её беспорядочными космами спадали на лицо и плечи; бедная няня плакала навзрыд»… «…Вы у меня беспрестанно в сердце и на уме, и только когда засну, то забуду вас и ваши милости ко мне»…
Когда старушки не стало, такойлюбви к Александру Пушкину не сумел выказать уже никто.
И в этом смысле последние годы его жизни — сиротскиегоды.
Если за короткий срок исчезли в позапрошлом столетии на Смоленском кладбище захоронения таких знаменитостей, как поэт В. К. Тредиаковский или живописец Д. Г. Левицкий, то немудрено, что и могилка Арины Родионовны была утрачена очень быстро [430] .
«Проживи Пушкин дольше, могила Родионовны наверняка сохранилась бы, — утверждает наш современник. — А без него затерялась: некому было за нею ухаживать» [431] .
430
См. очерк А. И. Ульянского в Приложении I.
Напомним читателям, что памятник самому Пушкину (работы скульптора Е. Ф. Белашовой) был установлен в Михайловском (Пушкинских Горах) только в 1959 году.
431
Соколов В.Рядом с Пушкиным: Портреты костью и пером. Ч. 2. М., 1998. С. 572.
Это мнение едва ли основательно: думается, «любовь к отеческим гробам» (III, 242)вовсе не ассоциировалась у Пушкина, выражаясь по-нынешнему, с охраной мемориалов. Потому-то и нет в распоряжении пушкинистов никаких данных о том, что он хоть единожды приходил на могилы некоторых дорогих ему людей. Александр Пушкин мог, допустим, принять участие в подписке на монумент Н. И. Гнедичу, но обычно действовал иначе: он правил поэтическиетризны — и собственно «стишистые», и нетривиальные. Так, годовщину смерти дядюшки Василия Львовича в 1831 году Пушкин и В. А. Жуковский, записные арзамасцы, отметили «вотрушками, в кои воткнуто было по лавровому листу» (XIV, 217).