Артефаки. Часть 2

— Я не имею права разглашать эту информацию.

— Ну как обычно, — брезгливо отмахнулась я. — Сердце моего друга хотят кому-то пересадить, а я даже имени его не знаю. И с кем же я буду дружить? Это сердце, знаете ли, одно на миллион. Вы такого доброго и забавного сердца больше никогда не найдёте! Так что пусть только попробует не оценить этого сердца!

Я провела костяшками пальцев под глазами, вытирая слёзы.

— У нас в больнице есть комната психологической помощи. Если почувствуете, что не справляетесь с этой информацией, лучше сходите туда.

Доктор Уилсон выключила планшет, развернулась и пошла в другую сторону коридора, делая вид, что ничего мне не говорила.

Глава 9

Глава 9

Жизнь совершенно потеряла смысл, завтрашний день представлялся огромным чёрным пятном. За последние месяцы такого не бывало. Я просыпалась по утрам и знала, что делать, более того, даже знала, для чего мне всё это нужно.

А теперь не осталось ничего.

Я шла на поправку, доктор Дэппер говорил, что скоро меня выпишут. Это значит, ещё немного — и домой. Вот только мне не хотелось домой.

Ужасное чувство, когда это всё тебе больше не нужно. Когда ты готов умереть, лишь бы больше не чувствовать того угнетения, которое не отпускает в знакомых стенах. Паршиво чувствовать себя сволочью, которая не хочет вернуться в семью.

Я понятия не имела, что делать дальше.

Хотелось закрыть глаза и погрузиться в небытье. Навсегда. Чтобы больше не чувствовать угрызений совести, эмоциональной опустошённости и боли в правой руке. А рука болела постоянно. Она знала, что не заслужила быть обездвиженной, не заслужила этого беспомощного положения… когда она может создавать артефакты, обгонять в этом самого Юргеса! Рука своей болью обвиняла меня во всём.

Очень хотелось напиться.

Выхлебать бутылку чего-нибудь настолько крепкого, чтобы желудок аж скрутило: в таком состоянии не о чем думать, кроме того, насколько же человеку может быть невыносимо просто существовать.

Эта мысль настолько мне понравилась, что я даже сползла с больничной койки и доковыляла до двери. Только вот когда она отъехала в сторону, меня ждал огромный такой сюрприз.

— Пап?! — выдохнула.

— Пап, — подтвердил он, явно не успев придумать ответ достойнее.

У него в руках были цветы… два пиона.

— Ты пришёл меня хоронить? — Я моргнула, тщетно надеясь это развидеть.

— Нет, просто… так с твоего ракурса выглядит, их тут три на самом деле, вот, видишь.

Одновременно со словами он нервно начал отлеплять стебли друг от друга. Отлепил. Продемонстрировал.

Повисла пауза.

— М… ну… проходи, — испытывая жутчайшую неловкость, промямлила я.

Он прошёл. Огляделся, не сильно заостряя внимание на деталях. Обернулся.

— Как дела? — начал с самого банального вопроса из всех ныне существующих банальных вопросов.

— Нормально, — ответила я самой банальной фразой из всех ныне…

— Как рука?

— Не очень.

— Болит?

— Есть немного.

— А… лекарства пьёшь?

— Заставляют.

— И правильно делают. — Он помолчал и добавил спустя пропасть времени: — Лекарства нужно пить.

— Как у тебя дела? — проявила я чудеса оригинальности.

— Нормально, — проявил и он чудеса оригинальности.

Я положила цветы на тумбочку, прошла к своей койке и забралась на неё с ногами. Пятки укутала в простынь — так теплее.

— Ты за этим пришёл? Спросить, как у меня дела? — На этот раз мой вопрос был уже не самым вежливым, да и тон оставлял желать лучшего.

Отец, тем не менее, его проигнорировал.

— А цветы в вазу поставить не хочешь?

— У меня нет вазы.

— Да? Вроде бы VIP-палата. Сейчас я договорюсь.

— Не… — моё восклицание затерялось в пустоте, Руперт уже покинул помещение. Из коридора донёсся его голос, потом двери закрылись.

Я устало откинулась на подушку. Этот день никак не мог быть хуже, но теперь он явно войдёт в ТОП худших дней за всю мою жизнь.

Руперт вернулся с вазой в руках. Поставил в неё цветы и украдкой взглянул на меня.

— Врачи о тебе хорошо заботятся? — предпринял новую попытку завязать диалог.

— С каких пор тебя это волнует? — раздражённо отозвалась я, устав обмениваться любезностями. — Тебе ведь никогда не было дела.

До меня донёсся тихий, но достаточно красноречивый вздох отца. Руперт стоял ко мне спиной, так что я не видела его лица, но уверена, на нём отпечаталось нечто вроде злости. Я ведь пилила его подобно матери.

— Это нормально, — добавила несколькими секундами позже. — Так бывает. Я тоже такая. Я… на некоторое время я отдалилась от своего друга. Поставила собственные проблемы выше того, чтобы просто поинтересоваться, как он там. И знаешь, что?

Руперт Берлингер методично поправлял листочки у пионов. Кто-то мог подумать, что он перфекционист, но на самом деле ему просто нужно было себя чем-то занять. Тонкие пальцы двигались слажено, завораживая взгляд, но после моего вопроса они замерли. Руперт обернулся.

— Он в коме сейчас, — сказала я бесцветно. — Его сбил поезд. И он так лежит уже почти неделю. А я узнала только сейчас.

— Ему можно чем-то помочь? — попытался проявить участие отец.

— Врачи будут ждать сорок дней. Если не будет никаких улучшений, они отключат его от аппарата и пересадят кому-то сердце.

— Мне жаль. — Фраза прозвучала как-то блекло, хотя не было похоже, что ему всё равно.

— Даже не спросишь про артефакты?

— Нет таких артефактов, которые лечат мозг, — поджал он губы.

— Да, — хрипло подтвердила я то, что подтверждений не требовало.

Руперт не стал продолжать тяжёлый разговор, вместо этого задал странный вопрос:

— Я присяду?

— Угу, — кивнула и подвинулась.

Он сел ко мне на кровать и рассеянным движением погладил простынь.

— Что говорят врачи по поводу руки?

— Восстановится не скоро, да и то не полностью. Об артефактике можно забыть.

— Это врач сказал, что можно забыть?

— Нет, но это очевидно. — Я поймала на себе недовольный взгляд. — Не надо так на меня смотреть! Легко говорить, когда ты не на моём месте. Я бы и хотела что-то сделать, но я не могу. Потому что я скоро заканчиваю институт, мама не будет меня содержать вечно. Мне нужно найти работу, а никому не нужен артефак без руки!