Арвиальская канва

Поэтому поисковую сеть следовало строить таким образом, чтобы информация ни в коем случае не утекла к моей дражайшей подруге. Что, опять же, весьма непросто сделать, когда подруга — злейший конкурент…

Я сцепила зубы, призвала на помощь всю свою невозмутимость и нацелилась на старую кофейню в центре города. Невозмутимость очень пригодилась: в паре кварталов от «Веточки омелы» мне встретился Марк. Судя по взволнованному виду и очередному букету в руках, направлялся он прямиком в гостиницу и очень обрадовался возможности поговорить без огненных и, тем более, крылатых свидетелей.

А я вдруг поняла, что помимо невозмутимости мне понадобится вся черствость, какая найдется — и тогда проблему излишне проницательных подруг можно считать решенной.

— Пойдем-ка, — велела я, развернув талбота на сто восемьдесят градусов. — Мне как раз нужно, чтобы Керен в кого-то вцепилась и потратила как можно времени не на продуктивные поиски, а на попытки продемонстрировать Тайлу, как ей без него хорошо. У нас тут намечается маленький семейный праздник, можешь предложить ей составить компанию… ты ведь все равно пришел бы на помолвку моей сестры?

Марк, терпеливо выслушав мою торопливую тираду, перехватил цветы — так, словно он больше не собирался их дарить, а прямо-таки мечтал отходить меня этим веником по мягкому месту — и проникновенно поинтересовался:

— Лави, у тебя совесть есть?

Я чуть повернула голову — так, чтобы в поле зрения попадала толпа туристов, бредущих на пляж по утренней прохладе, и суровый профиль господина эмиссара герцогини. Марк в мою сторону не смотрел, и у него горели уши, но я все равно безжалостно поинтересовалась:

— А у тебя?

— А мне совести по должностной инструкции не положено, — повинился Марк. — И, предвосхищая твой вопрос, — да, инстинкта самосохранения тоже.

Я могла бы справедливо заметить, что хозяйке гостиницы с почасовой оплатой полагается хитрить и сводничать (а как иначе бизнес построишь?), но предпочла не перегибать палку. Если парень узнает, что пытался отбить девушку у будущего короля, но на следующий день все равно приходит с цветами — это, наверное, дорогого стоит…

Только вот я не из тех, кто оценит.

— Поможешь мне? — спросила я.

Марк поджал губы и кивнул. Разговаривать со мной его явно больше не тянуло, но возле цветочной лавочки возле Центральной площади он притормозил, вынудив меня тоже остановиться.

— У тебя же есть букет? — Я с недоумением кивнула на охапку астр в его руке.

Эмиссар с таким удивлением покосился на цветы, словно и думать забыл, что они у него были. Но, как выяснилось, заминку вызвала вовсе не отказавшая память.

— Это не то, что дарят девушке, когда хотят пригласить ее на свидание и приятно провести время, — аккуратно сформулировал Марк.

Теперь уже я с удивлением уставилась на букет. Цветы как цветы, красивые, явно недавно срезанные…

— Памела уже сожрала бы тебя с потрохами, — невесело усмехнулся Марк, правильно расценив мое недоумение. — На первое свидание девушке дарят розы, тюльпаны или георгины — в зависимости от серьезности намерений. А это… — он приподнял букет, и астры чуть качнули тяжелыми головами, — обещание.

— Обещание чего? — спросила я прежде, чем успела сообразить, что вот эту тему разговора лучше бы не поддерживать.

— Проявить терпение и оставаться рядом, пока ты сама не захочешь раскрыть свои тайны и довериться мне, — просто ответил Марк. — М-да, я и не подумал, что тебе неоткуда знать эти тонкости… Язык цветов — писк столичной моды. Памела таскала домой такие «говорящие» букеты в промышленных количествах, так что волей-неволей пришлось выучить, что они значат, чтобы хоть знать, кому из ее ухажеров пора прочищать мозги.

Я вдруг отчетливо поняла, что Марку тоже пора прочистить мозги. Да и самой не помешало бы…

Обещание. Мне. Манн-ви со змеиным поясом. Меньше чем за полгода до ухода в Алдеан.

Шелликот над ним пошути!

— Лави, ты вообще прикинула, чем грозит гибель королевской семьи лично тебе? — тихо поинтересовался Марк, прежде чем открыть дверь цветочной лавки. — Или до того привыкла ставить на себе крест, что даже не думала об этом?.. Подожди здесь. Я быстро.

И оставил меня посреди людной улочки, оглушенную сменой перспектив.

В святилище Хикаи-Токалль родились дети, чье появление на свет уж точно не оставило равнодушным никого в обители. Один такой всплеск эмоций мог откормить любого фейри до сытой отрыжки, но дети вдобавок оказались магами — причем одаренными тремя разными князьями, что означает альянс как минимум четырех покровителей.

Если Ланс прав и они виновны в смерти короля, это означает расторжение мирного договора, заключенного еще Сепианом Решительным. И раз князья-покровители осмелились нарушить свои обязательства… с чего бы людям соблюдать свои?

Меня могут просто не отдать. Как и прочих манн-ви, обещанных вероломным фейри.

Я смогу остаться здесь, с сестрой и Витором, смогу сама вести дела «Веточки омелы» и наконец-то забуду о вечном страхе перед талботами и теневыми. А Ланс отправится в столицу. Один, потому что хозяйка скандально известной гостиницы с почасовой оплатой никогда не станет даже фавориткой короля, не говоря уже о чем-то более серьезном — а Его Величеству понадобится законный наследник…

Опасные мысли, Лави. Ты ведь никогда и не рассчитывала на что-то более серьезное, правда?

К тому же Ланс сам признал, что не имеет ни малейшего понятия, что делать и как заставить фейри поплатиться. Рановато примерять на его голову корону, не говоря уже о том, чтобы рассматривать «обещание» Марка. Даже если сам он, кажется, смертельно серьезен…

Из цветочной лавки улепетнул взмыленный мальчишка-курьер с объемистым свертком. Марк вышел парой минут позже, когда я успела знатно повариться в собственном соку, и тут же одобрительно кивнул:

— Вижу, о перспективах ты уже задумалась.

Я сдержала рвущиеся на язык ругательства — надо же было всего двумя фразами так испортить настроение! — но Марк, кажется, и без вербального подкрепления все понял.

— Вернемся к этому разговору, когда ты будешь готова, — вздохнул он. — Пошли-ка, займем Керен делом.

В руках он держал внушительную связку ярко-алых георгинов, перехваченную широкой белой лентой, и мое благоразумие и тактичность продержались немногим дольше невозмутимости.