Атаман Ермак со товарищи

И, отведя их в сторону, перед тем как разрезать веревки, стягивающие им руки, заглянув в самые глаза, наполненные страхом, сказал по-татарски:

— Яным (воины), идите и скажите всем: Маметкула выдал и место кочевья указал Сеин Бахта Тагин — он недостойный человек. Повтори.

Трясущимися губами пленные повторили.

Якбулат разрезал веревки и выбросил обрывки в овраг.

Как зовут тебя, добрый человек? — спросил старик.

Якбулат, из рода Сары. Казак.

Западные Сары? — ахнул старик. — Вы вернулись?

Но казак уже прыгал через поваленные буреломом стволы, догоняя своих.

Как было условлено, на подходе к Карачину-острову дали сигнал: «На струге Маметкул».

Тут же в городке забили тулумбасы, и, как только со струга кинули чалку, грохнула пушка.

Маметкул, озираясь, сошел на берег. Руки ему разнизали сразу, как только вышли на середину Иртыша. Пан пытался его накормить, но воин только отворачивался, хотя говорили с ним по-кыпчакски.

При оружии, в парадных кафтанах, принарядившиеся, казаки выстроились в две шеренги от пристани до атаманской избы. Прямо перед Маметкулом на крыльце раскатали ковер. У дверей избы стояли два казака в алых кафтанах с бердышами и рушницами —ни дать ни взять государевы стрельцы.

В горнице, устланной коврами, будто боярская дума, на лавках сидели атаманы, а Ермак, будто Государь на троне, — на высоком обрубке дерева, под знаменами, развернутыми на стене.

Маметкул заметно оробел и смутился. Ермак встал ему навстречу, обнял за плечи и по-кыпчакски стал говорить, что безмерно рад принимать у себя в доме самого дорогого гостя, доблестного воина, который заслуживает всяческого почета и уважения за свою честность и храбрость.

Часа через два Мещеряк вывалился на крыльцо и, расстегивая ворот кафтана, сказал своему есаулу:

Ну, теперь пойдет! Навроде Ермак его на государеву службу идти уговорил.

Да ты чо?!

— Вот те и чо! В Москву его повезем! Вишь, как обернулось!

— Во как, а давно ли мы грудь на грудь сходились… Во как бывает! А теперь вроде одному служим.

Неподкупный, честный и талантливый воин Маметкул был отправлен в Москву, присягнул русскому царю и много лет доблестно воевал за свою новую большую родину. Неоднократно Кучум посылал к нему гонцов, писал письма, умолял русского Царя вернуть Маметкула в Сибирь, на что Кучуму отвечали — Маметкул-де сам из Москвы в Сибирь не хочет и новая служба ему нравится. Что было чистейшей правдой. Из самого лютого врага Маметкул стал самым преданным союзником, а затем — другом. Его дети, приехавшие к отцу из Сибири, женились на московских красавицах и называли себя уже русскими дворянами, что тоже было полной правдой. К сожалению, внуки кыпчакского языка уже не знали…

— Ну вот! — сказал Ермак, когда проводил Маметкула из атаманской избы в отведенную царевичу землянку. — Вот так сеют девки мак. — И подмигнул Мещеряку. — Теперь с юга Кучуму взять нас нечем. Маметкула у него нет! Нам теперь Аблыгерима прижучить надо. Айда, братцы, на Пелым!

Пелымский поход

Сын кыпчака и вогулинки, Аблыгерим ненавидел Кучума. Его предки служили Тохтамышу, когда того разбил в донских и волжских степях Тамерлан. Предки Аблыгерима, ушедшие с просторов Великой степи двести лет назад от утеснений Золотой Орды, пришли на Пелым как ее представители. И стали здесь полноправными хозяевами. Они поддерживали Тохтамыша, когда разбитый Тамерланом хан пришел спасаться в отдаленное городище Золотой Орды, на самую ее окраину, в Тюмень.

По Тохтамыш забыл старый кыпчакский закон: не приносить злую судьбу в свои улусы и будуны. Кыпчаки верили, что несчастье — это болезнь, и тот, к кому прилипли несчастья, не должен возвращаться с ним к своим соплеменникам. Во всяком случае, так мурзы объясняли тобольским кыпчакам убийство Тохтамыша. Предки Аблыгерима этих объяснений не приняли. Властители Тюменского ханства убили человека, искавшего спасения! Тохтамыш успел войти в Тюменское ханство, его встретили не на границах, но пустили в улусы, его приняли как гостя — и нарушили законы гостеприимства! Поэтому проклято было царство Тюменское! И хотя оно возвысилось на время, но кровь и предательство не дали ему расцвести.

Когда властитель Большой Орды хан Ахмат попытался восстановить величие Золотой Орды — напал на Русь и потерпел сокрушительное поражение после стояния на Угре, его убил тюменский хан Ибак.

Отец рассказывал маленькому Аблыгериму, как это произошло. Воины пришли с Угры на измученных конях, бросив обозы. Многие были ранены, и потому, как только они добрались до степей, хан Ахмат распустил их всех по кочевьям. Он думал, что сам находится в безопасности. Что здесь, за Камнем, его не достанет ни русский Великий Князь, ни казачий аркан. Все мурзы увели свои поредевшие отряды на зимовья. Пал снег. В теплых юртах варили мясо и спали, отлеживаясь после страшного похода. В ставке хана было не более трех десятков мужчин, способных носить меч и кольчугу.

И вот этим-то воспользовался хан Ибак. Присоединив ногайцев, он ворвался в ставку Ахмата и зарезал его, как барана, вытащив полуголого на снег.

Новый тюменский властитель хан Ибак стал воевать со слабеющей Большой Ордой и заискивать перед Великим Князем Иваном III.

Потомки монгольских завоевателей приходили в Сибирь, на Пелым, как много лет назад на Русь, очень небольшим числом. Они были страшны, когда нападали и вели войну, им был страшен мир… Когда наступал мир, сразу становилось видно, как их немного. Да и сами воины быстро смешивались с коренным населением: их дети уж плохо помнили, что они потомки монголов, а внуки говорили по-кыпчакски и считали себя тобольцами.

Отец Аблыгерима говорил ему:

— У проклятых чингизидов есть общая болезнь: каждый из них думает, что он великий хан, и пытается восстановить Золотую Орду! И каждого — убивают!

Ибак не избежал ни общей болезни, ни общей участи. Он попытался объединить Сарай, Астрахань и Казань… Но его убила его собственная знать: восстали князья из рода Тайбуги.

Ханом стал Мамук. Он призвал ногайцев и опять пошел восстанавливать Золотую Орду. С помощью ногайцев он изгнал из Казани московского ставленника. Но смог удержать Казань только несколько месяцев. После чего убежал обратно в Тюмень.

Мамук доигрался! — говорил отец. — Но за его I луиость и злодейства пришлось отвечать другим людям.

Отец нынешнего Царя, Иван III, послал в Сибирь |мп> под водительством воевод: князя Семена Курбского, Петра Усатого и Василя Бражника Заболотского.

Он был очень умный, Великий Князь, — говорил отец. — Он собрал людей, привычных к холоду, которые знали дорогу в Сибирь через Печору. Почти дне тысячи воев с Двины, Ваги и Пинеги было в войске, тысяча триста человек из Устюга Великого, пятьсот человек из Усть-Выма и Вычегды, двести вятичей. Но кроме руси в войске было много татар из Арска, Камни… Были и остяки, которые шли воевать и карать своих братьев. Вот что наделал Мамук.

Когда русские приходили летом на лодьях, мы успевали уйти в тайгу. И тут они пришли зимой, на лыжах. От них не спасали ни снега, ни высокие горы! Они прошли через самые высокие горы и глубокие ущелья, там, откуда их никогда не ждали.

Их не останавливали ни морозы, ни вьюги, они шли с Севера и появлялись из заносов и ветра, как боги возмездия. Лыжная рать в четыре тысячи воинов была самым большим русским войском, которое когда-либо проходило Уральские горы. Они заняли более сорока укрепленных урочищ, пленили пятьдесят восемь князей… Полностью подчинили Югорскую землю, привели к присяге всех князей. Вплотную подошли к границам Сибирского ханства…