Автобиография Элис Би Токлас

Дальше мы с ней говорили только о модных в то время породах и разновидностях собак. Это была моя тема, и после того как я описывала очередную собаку, она всегда впадала в задумчивость, ах да, конечно, говорила она, просияв, вы пытались описать эту маленькую бельгийскую собачку которая называется грифон.

Вот так мы и занимались, она была очень красивая, но дело шло туго и очень монотонно, и я предложила встречаться вне дома, выпить где-нибудь по чашке чаю или просто гулять по Монмартру. И дело сдвинулось с мертвой точки. Она начала рассказывать мне всякие разности. Я познакомилась с Максом Жакобом. Они вдвоем с Фернандой были очень смешные. Они ощущали себя галантной парой времен Первой империи, он был le vieux marquis [12] и целовал ей руку и говорил комплименты а она императрица Жозефина и принимала их. Это конечно была карикатура но довольно милая. Потом она рассказала мне о таинственной и страшной женщине по имени Мари Лорансен которая издавала животные звуки и доводила Пикассо. Она представлялась мне какой-то кошмарной старухой, и я была совершенно очарована познакомившись с юной chic [13] Мари, которая выглядела так как будто сошла с полотна Клуэ [14] . Макс Жакоб прочитал мне мой гороскоп. Это была большая честь, потому что он его записал. Тогда я этого не понимала, но теперь другое дело, особенно в последнее время, когда все эти нынешние молодые люди, которые с ума сходят по Максу, они так удивляются и на них производит такое большое впечатление то обстоятельство, что он записал мой гороскоп хотя он вроде бы вообще никогда их не записывал, а просто проговаривал как будто между делом. Как бы то ни было, мой гороскоп у меня, и он записан на бумаге.

12

Старый маркиз (фр).

13

Шикарная женщина (фр).

14

Клуэ Жан (ок.1485—ок.1540) и его сын Франсуа (ок.1516—1572) — французские портретисты, рисовальщики и живописцы. Для их манеры характерны строгая — до некоторой сухости — изысканность и тщательность в передаче индивидуальных черт персонажа.

Кроме того она рассказала мне множество историй про Ван Донгена и про его голландскую жену и про голландскую малышку-дочку. Ван Донгена стали замечать после портрета, который он написал с Фернанды. Тогда-то он и создал такой vogue [15] впоследствии типаж с миндалевидными глазами. Только у Фернанды действительно были миндалевидные глаза; хорошо это или плохо, в ней все было совершенно естественным.

Конечно, Ван Донген отрицал, что на картине изображена именно Фернанда, хотя она ему позировала и потом из-за этого было много обид. В те дни Ван Донген был беден, у него была голландская жена, которая к тому же была еще и вегетарианка и они питались одним шпинатом. Ван Донген частенько сбегал от шпината на Монмартр, где барышни платили за его обед и за выпивку.

15

Модный, Популярный (фр.)

Ван Донгеновой дочке было всего четыре года но она была невыносима. Ван Донген вытворял с ней всякие акробатические трюки и крутил ее над головой, взявши за ногу. Стоило ей дорваться до Пикассо, от которого она была без ума, и от него вскоре оставалось одно воспоминание, он очень ее боялся.

Про Жермен Пишо еще много было всяких историй и про цирк где она подбирала себе любовников и про былую и нынешнюю жизнь Монмартра. У самой Фернанды тоже был свой идеал. На тот момент это была Ивлин Toy. И Фернанда обожала ее примерно так же, как более позднее поколение обожало Мэри Пикфорд, она была такая светленькая, такая бледненькая, такая дурочка и тут Фернанда глубоко и с трепетом сердечным вздыхала.

В следующий раз когда я встретила Гертруду Стайн она вдруг спросила меня, а что Фернанда все еще носит сережки. Не знаю, сказала я. Ну так приглядитесь, сказала она. В следующий раз когда я встретила Гертруду Стайн я сказала, так точно Фернанда носит сережки. Ну что ж, сказала она, значит пока ничего не поделаешь, такая досада потому что понятное дело раз у Пабло в студии никого нет дома его не удержишь. На следующей неделе я с чистой совестью могла объявить, что Фернанда сережек больше не носит. Ну что ж значит все в порядке у нее кончились деньги и теперь все пойдет на лад, сказала Гертруда Стайн. Так оно и вышло. Неделей позже я уже обедала с Фернандой и Пабло на рю де Флёрюс.

Я подарила Фернанде китайский халатик родом из Сан-Франциско а Пабло отдарился очень милым рисунком.

А теперь я расскажу вам как два американца оказались в самом сердце революции в искусстве, о которой окружающий мир в те времена не имел никакого понятия.

3. Гертруда Стайн в Париже 1903-1907

Пока Гертруда Стайн доучивалась два последних года на медицинском факультете университета Джонса Хопкинса в Балтиморе, в 1900—1903 годах, ее брат жил во Флоренции. Там он услышал про художника по фамилии Сезанн и увидел его работы принадлежавшие Чарльзу Лёзеру. Когда на следующий год они с сестрой обосновались в Париже они отправились к Воллару единственному торговцу картинами у которого продавались Сезанны, чтобы на них взглянуть.

Воллар был массивный темноволосый человек и он слегка шепелявил. Его магазин находился на рю Лаффит недалеко от бульвара. Чуть дальше по этой короткой улочке был Дюран-Рюэль а еще чуть дальше почти у самой церкви Св. мучеников был Саго бывший клоун. Если взобраться повыше на Монмартр там на рю Виктор-Массе была мадмуазель Вейль которая продавала и картины и книги и вообще всякую всячину а совсем на другом конце Парижа на рю Фо-бур-Сент-Оноре был бывший хозяин кафе и бывший фотограф Дрюэ. А еще на рю Лаффит был кондитер Фуке который всегда был готов предложить во утешение изумительные медовые пирожные и конфеты с орешками а время от времени вместо картины можно было купить себе клубничного джема в стеклянной баночке.

Первый визит к Воллару произвел на Гертруду Стайн неизгладимое впечатление. Место было невероятное. Совсем не похоже на картинную галерею. Внутри лицом к стене пара холстов, в углу небольшая стопка больших и маленьких холстов наваленных друг на дружку как ни попадя, в центре комнаты стоял с мрачным видом массивный темноволосый человек Это был Воллар в добром расположении духа. Когда расположение духа у него было по-настоящему дурное он перемещал свое большое тело к выходящей прямо на улицу стеклянной двери, поднимал руки над головой, упирался обеими ладонями в верхние углы дверного проема и принимался все также мрачно взирать на улицу. И тогда никому даже и в голову не приходило к нему зайти.

Они попросили показать им Сезаннов. Вид у него сделался чуть менее мрачный и он стал отменно вежлив. Позже они выяснили что Сезанн был главной любовью всей его жизни. Имя Сезанн действовало на него как заклинание. Впервые он узнал о Сезанне от художника Писсарро. Пис-сарро был тот самый человек от которого все первые поклонники Сезанна услышали о Сезанне. В то время Сезанн озлобленный и мрачный жил в Экс-ан-Прованс. Писсарро рассказал о нем Воллару, рассказал флорентийцу Фабри, который рассказал Лёзеру, рассказал Пикабиа, да и вообще всем на свете кто в то время знал о Сезанне.

Если вы хотели посмотреть Сезанна идти нужно было к Воллару. Позже Гертруда Стайн написала стихотворение под названием Вотар и Сезанн, а Хенри Макбрайд опубликовал его в Нью-Йорк сан. Это было первое стихотворение Гертруды Стайн написанное на случай и таким вот образом опубликованное и как ей так и Воллару это доставило массу удовольствия. Позже когда Воллар написал свою книгу о Сезанне, Воллар по совету Гертруды Стайн послал экземпляр Хенри Макбрайду. Она сказала Воллару что целая страница в одной из крупнейших нью-йоркских ежедневных газет будет посвящена его книге. Он даже и не думал что такое вообще возможно, ни с кем в Париже такого еще не было. Так оно и вышло и он был очень тронут и доволен так что и описать невозможно. Однако вернемся к тому первому визиту.

Они сказали мсье Воллару что хотят взглянуть на несколько пейзажей Сезанна, их направил сюда мистер Лёзер из Флоренции. Да конечно, сказал Воллар и вид у него был весьма довольный и он начал бродить по комнате, а потом и вовсе исчез за перегородкой в задней ее части и они услышали как он тяжело вышагивает вверх по лестнице. Ждать им пришлось довольно долго а потом он вернулся и принес с собой крохотное полотно яблоко и большая часть холста не записана. Они доскональнейшим образом рассмотрели картину, а потом сказали, ага но видите ли мы хотели бы взглянуть именно на пейзажи. Да конечно, вздохнул Воллар и вид у него сделался еще того довольней, мгновение спустя он снова исчез и на сей раз вернулся с картиной и на ней спина, картина была превосходная кто бы сомневался но брат с сестрой были еще не вполне готовы к восприятию сезанновых ню а потому возобновили натиск. Им нужен был пейзаж На сей раз после еще более долгого отсутствия он вернулся с огромным полотном с написанным на нем маленьким фрагментом пейзажа. Ага то что надо, сказали они, пейзаж вот только они хотели бы полотно размером поменьше но чтобы записано было все. Они сказали, да мы думаем что-то в этом роде. К этому времени над Парижем уже сгустился ранний зимний вечер и как раз в эту минуту по той же самой задней лестнице спустилась дряхлая на уборщицу похожая старуха, пробормотала, bon soir monsieur et madame и тихо вышла в дверь, еще через минуту еще одна такая же старуха спустилась по той же самой лестнице, пробормотала, bon soir messieurs et mesdames и тихо вышла в дверь. Гертруда Стайн рассмеялась и сказала брату, бред какой Да нет тут никакого Сезанна. Воллар поднимается наверх и говорит этим старухам что надо написать и он не понимает нас а они не понимают его и они что-нибудь ему такое пишут а он сносит вниз и вот нате вам Сезанн. Тут они расхохотались оба и никак не могли остановиться. Потом взяли себя в руки и еще раз объяснили насчет пейзажа. Они сказали что им нужен один из тех чудесных желтых солнечных видов Экса каких у Лёзера было несколько. Воллар опять вышел и на сей раз вернулся с великолепным маленьким зеленым пейзажем. Он был очень хорош, он был во весь холст, он стоил не слишком дорого и они его купили. Потом Воллар рассказывал всем и каждому что к нему пришли два сумасшедших американца и они смеялись и он очень на них обиделся но постепенно до него дошло что чем больше они смеются тем охотнее что-нибудь покупают так что пусть себе смеются на здоровье.

С того самого времени они стали ходить к Воллару все время. Вскоре им была дарована привилегия разбирать стопки холстов и самим выбирать что понравится. Они купили крошечного совсем маленького Домье, голову старухи. Понемногу им начали нравиться Сезанновы ню и в конце концов они купили два маленьких групповых полотна с обнаженной натурой. Они раскопали очень-очень маленького Мане черно-белого с ярмарочным торговцем на переднем плане и тоже его купили, они нашли двух крошечных совсем миниатюрных Ренуаров. Они часто покупали картины по две потому что одному больше нравилась одна а другому другая, и так потихоньку прошел год. Весной Воллар объявил что устраивает выставку Гогена и они впервые увидели несколько Гогенов. Довольно паршивых кстати сказать но им они в конце концов глянулись, и еще купили двух Гогенов. Гертруде Стайн у него нравились подсолнухи а фигуры не нравились а брат как раз предпочитал фигуры. Сейчас может сложиться такое впечатление что это были бешеные деньги но тогда все это стоило гроши. И так понемногу прошла зима.