Автомобиль Иоанна Крестителя

Астраханкин в задумчивости посмотрел на смущенного доктора.

– Клим Кириллович, если наши интересы совпадут, то не исключено, что среди моих благотворительных заведений появится и клиника. Думаю, и граф д'Ассейн, известный благотворитель, с удовольствием присоединится ко мне, он и к наукам неравнодушен.

– Приятно, когда состоятельные люди тратят свои капиталы на благотворительные дела, а не на пустые развлечения, – с воодушевлением заметила Елизавета Викентьевна и не удержалась, выговорила наболевшее: – Что может быть нелепее маскарадов во время наводнения?

– Не каждый маскарад нелеп, – мягко возразил Астраханкин, – иногда и за пустыми развлечениями скрываются самые благородные цели. – Он взял наконец в руки черный плащ со спинки стула. – Наряд знакомый… Вчера у графа… Вы там были? Мне кажется ваше лицо знакомым. – Он с восхищением смотрел на точеный профиль золотоволосой красавицы. – Эти противные капюшоны… Значит, мы еще с вами встретимся. – Он скомкал плащ и бросил его на прежнее место. – Позвольте? – Он склонил крупную черноволосую голову и со значением поцеловал руку Брунгильде. – Позвольте откланяться.

Лицо гостя приобрело каменное выражение, глаза потухли, он повернулся и оставил гостиную.

В повисшей тишине Муромцевы и доктор напряженно ждали, когда за посетителем захлопнется дверь и раздастся отдаленный звук железного засова.

– Фу. – Мура в изнеможении откинулась на спинку дивана. – Вы заметили? Он пришел сюда, чтобы осмотреть этот плащ. Он его незаметно ощупал! Я видела!

– Причину своего визита он объяснил внятно и убедительно, – охладил ее пыл доктор. – Не приписывайте господину Астраханкину своих фантазий.

– Но он подарил вам этот проклятый перстень! – вскричала Мура. – А там яд! Я уверена! Едва вы откроете крышку и вдохнете кристаллики, вы умрете!

– Зачем ему надо убивать спасителя его дочери? – вытаращился на Муру доктор.

– Как вы не понимаете? – воздела она руки к потолку. – Потому что он увидел здесь этот проклятый плащ! Потому что он думает, что вы завладели письмом мсье Бертло! А вы уверены, что он не знает о вашей дружбе со следователем Вирховым? И потом! Потом! Вы ведь можете уличить его в убийстве!

– Об убийствах слышать не хочу, – всхлипнула Брунгильда.

В голосе Муры доктор расслышал что-то, что вернуло его к мысли о необходимости скрывать ото всех важную информацию… Ведь она расследует дело… Или уже не расследует?

– Мура, ты думаешь, что мсье Бертло писал письмо именно господину Астраханкину? – спросила Елизавета Викентьевна.

– Вполне возможно, – внезапно пыл Муры остыл. – Если только его не подослал истинный адресат.

– Но ведь какой-то крест в петлице у господина Астраханкина есть, – заметила профессорская супруга, – он сам признался.

– А если такой знак в Петербурге имеют и другие рыцари? – задумчиво ответила Мура. – Все-таки не хочется подозревать такого достойного человека. Надо все хорошенько обдумать.

– Надо показать господину Астраханкину письмо мсье Бертло! – заявил доктор.

– Клим Кириллович, не сердитесь, – попросила Мура. – Хотя синьорина Чимбалиони….

– Ты думаешь, она искала у нас господина Астраханкина? – встрепенулась хозяйка. – Это он ухаживал за нашей Брунечкой и вызвал такую вспышку ревности у циркачки? Странно, такой благовоспитанный господин, и так любит свою дочь.

– Нет, нет и нет! – вскочила Брунгильда. – Вы меня сведете с ума! Не ухаживал за мной этот торговец!

– Ты просто не помнишь! – возразила Мура. – Ты же сама говорила, что тебя опоили каким-то наркотическим зельем….

– О Боже! – Доктор рухнул на стул. – Скорей бы пришел Николай Николаевич! Он во всем разберется!

Пристыженные женщины прикусили язычки, и как раз вовремя – из прихожей послышался звук электрического звонка.

– Вот и он, – облегченно вздохнула Елизавета Викентьевна, – пора. Сейчас все расставим по своим местам.

Но вместо профессора в белом проеме дверей вновь появилась Глафира.

– Господин Холомков, Илья Михайлович. Изволите принять?

Елизавета Викентьевна и Брунгильда переглянулись, Клим Кириллович недовольно поморщился, а Мура снова умоляюще зашипела:

– Пустите, пустите его, прошу вас.

Доктор вспыхнул.

– Проси, – обреченно вздохнула Елизавета Викентьевна, сквозь охватившее ее волнение она заметила по некоторым, одной ей понятным признакам несомненный внутренний трепет и у дочерей.

Когда на пороге гостиной возник рослый красавец, легонько тряхнувший пышной русой шевелюрой – в знак общего сдержанного поклона, – и обвел пространство своими синими глазами, в которых проплывали туманные облачка, женщины задержали дыхание и изобразили прохладную учтивость. Разъяренный доктор Коровкин закашлялся от ударившего в нос пряного дуновения дорогого одеколона.

– Прошу прощения за внезапный визит, – сказал Илья Михайлович, собираясь приступить к целованию дамских рук.

Он не успел сделать и шага, как внезапно вскочила Брунгильда и выкрикнула:

– Что все это значит? Как вы смеете меня преследовать?

Улыбка медленно сползла с губ русского Адониса.

– Зачем вы здесь? – продолжила Брунгильда. – Что вам от меня надо? Проклятый плащ? Так забирайте его и уходите!

Она бросилась к стулу, схватила в охапку черный плащ с капюшоном, ткнула его в грудь Ильи Михайловича и топнула ножкой.

– Вон! Вон! Не смейте мне показываться на глаза вместе со своей синьориной Чимбалиони!

– Брунгильда! – Елизавета Викентьевна и доктор заторопились к девушке.

– Уходите! – кричала Брунгильда. – Она вас там ждет!

Пятясь к дверям, со скомканным плащом в руках, Илья Михайлович растерянно бормотал:

– Прошу вас, успокойтесь… Вы ошиблись… Ее там нет…

– А кто там вас ждет? – набросилась на Холомкова Мура.

– Герр Вернер… мой приятель…

Мура едва вспомнила человека, имя которого слышала один раз в жизни. Неожиданно разъярившись, она пронзительно взвизгнула:

– Я все расскажу госпоже Малаховской!