Автово

Вот точно также было и сейчас. Мы с пингвином смотрели друг на друга какое-то мгновенье, но и этого было достаточно, чтобы любой человек со стороны мог заметить, до какой степени мы омерзительны друг другу.

Пингвина звали Киреев. Впрочем, это была фамилия, но поскольку до сего момента я даже и не подозреваю о его имени, а уж тем более отчестве, то для меня он так и остался в памяти как пингвин Киреев.

Лекция была на удивление нудной. Как оказалось потом, это было обычным явлением. Со всей ответственностью клянусь, что, пройдя курс ЭЭУ, электричество стало для меня ещё большей тайной. И если я раньше хоть что-то понимал в этой области, то теперь напрочь всё забыл. А из всего курса я выучил только одно слово — «контакторы», но об этом позже.

А пока, благодаря мне, народ развлекался на лекции тем, что обсуждал мой новый имидж. Таким образом, хоть эта лекция не была такой монотонной.

Ещё одним «весёленьким» предметом была «Строительная механика корабля» или просто строймех. Вёл её такой же весёленький мужик по кличке Сиверс. То есть это опять-таки была фамилия, а его инициалов я также не знал. Сиверс представлял собой нечто оригинальное. Это был радикулитно передвигающийся старичок с нервно-паралитическими движениями. Вызывал удивление не только тот факт, как этот экземпляр в столь преклонном возрасте ещё преподаёт, но и то, как он, вообще, умудряется передвигаться, при этом ни разу не упав. Меня же лично мучил вопрос — где у него батарейка? В том, что таковая имеется, я нисколько не сомневался, ибо его движения конечностей были как будто запрограммированными, и тот факт, что перед нами человек-робот не казался таким уж невероятным. По крайней мере, для меня. Поэтому найти батарейку и отключить её стало моей навязчивой идеей.

Народ любил Сиверса за лишнюю возможность развлечься. Из-за полного отсутствия слуха как такового, Сиверс не обратил бы внимания, если бы даже за его спиной стадо слонов изнасиловали корову, поэтому на его лекциях народ здорово отрывался, тусовался, пел блатные песни и занимался прочей ерундой. Лекции проходили в необычайно просторном помещении, в котором помещалось целых шесть парт, ну, и ещё даже оставалось место для перемещений самого Сиверса. Сначала эта крупногабаритность не была особо для нас заметна, поскольку эти лекции посещали, скажем помягче, не все. Но если в группе случалась массовая шизофрения, и все как один являлись на строймех, то тогда, как говориться, мы чувствовали локоть друг друга. Когда, однажды, так случилось, и мы побежали занимать места, меня, без всякого моего желания, запихнули куда-то в самый угол между Лариской и Васильевым. Пришлось нам сидеть втроём на двух стульях. Но, как оказалось, нам ещё повезло. Количество стульев не соответствовало количеству людей, и было меньше положенного. В результате чего Рябушко, Игорь и Паша оказались на одном стуле. Правда, Рябушко одним полужопием опирался на соседний стул, а вот Паше, который сидел с самого края, прямо скажем, не повезло. Габариты Игоревской задницы оставляли желать лучшего, прежде всего для Паши. Стараясь, вообще, не замечать последнего, Игорь усиленно делал вид, что весь ушёл в лекцию, без остатка, и только изредка подталкивал Пашу в сторону, смещая его ещё больше. Сам же Паша практически висел в воздухе, а на стуле помещалась только 1/9 часть его и без того малюсенькой задницы.

Я ужасно хотел узнать, долго ли он так выдержит, но Васильев с Лариской заставили меня конспектировать лекцию. Интересно, как я писать буду, если с двух сторон был сдавлен двумя монстрами, которые изо всех сил старались поместить свои руки и тетради на парте, в результате чего мои руки были напрочь парализованными. Я не мог даже пошевелиться. Вначале я, правда, пытался освободиться и вертелся, как мог, но лишь получал подзатыльники от Васильева. Мне это, разумеется, не нравилось, поэтому на нашей задней парте началась возня. Вот недовольно к нам повернулся Костик и выразил своё пожелание нам заткнуться. Мы успокоились, и я, плюнув на всё, решил хоть послушать, о чём говорит Сиверс. Тот старательно выводил на доске каждую букву, но, очевидно, сильно стеснялся, потому что всем своим телом налегал на доску и ни за что не хотел показывать то, что написал. Затем брал тряпку и тут же стирал только что написанное. Потом история повторялась. Я отметил про себя весьма оригинальное ведение лекции и попытался хоть что-то запомнить, поскольку записывать лекцию не представлялось никакой возможности. Но и эта затея потерпела полный крах. То ли у меня со слухом плохо, то ли Сиверс говорил на китайском, только ничего я не понял. Окончательно разочаровавшись во всём, я принялся швыряться во всех кусками ластика, за что опять получил подзатыльник от Васильева. Опять поднялась возня. Взгляд Костика выражал очень красноречивое желание нас убить.

Паша, наконец-то, окончательно свалился со стула и набросился с криками на Игорька. Тот только краем глаза посмотрел на него и угрожающе произнёс:

— Стипендию не получишь!

Под таким напором старосты Паша сразу умолк.

В это время Сиверс, продолжая писать, опускался всё ниже и ниже, пока, наконец, не замер в позе «рака». Вскоре он обнаружил, что разогнуться для него будет достаточно трудновато. Я долго смотрел на его стойку, пока не начал яростно хохотать. Теперь уже отовсюду посыпались подзатыльники, удары линейками, и в меня полетели ошметки бумаг. Немного поутихнув, Лариске и Васильеву надоело писать и, решив развлечься, они, видимо, не нашли ничего лучшего, как щекотать меня с двух сторон. На задней парте поднялась потрясающая возня. Лицо Костика уже ничего не выражало. Плюнув в нашу сторону и обозвав нас «живым уголком», он попытался сосредоточиться на лекции. Но у него не получилось. Кто-то очень пронзительным голосом Владика заорал на весь класс:

— Звонок!!!

Сиверс почему-то услышал его и, посмотрев на часы, отпустил нас.

Вообще, строймех стал мне нравиться…

ЧАСТЬ 11. Новогодняя

Приближался Новый 1995 Год! Это был мой самый первый Новый Год, проведённый в настоящей компании и вдали от Астрахани. После наших с Пашей «дней рождений» больше не было ни одной крупной гулянки. Видно было, что народ заскучал, поэтому к встрече Нового Года готовился с энтузиазмом.

Решено было справлять всем в одной комнате. Её для массовки пожертвовали благородные татары. Однако, не все были согласны с такой постановкой вопроса. Прожив друг с другом бок о бок около восьми месяцев, в группе стали наблюдаться расколы. Надо сказать, что за это время многие (и я в том числе) показали свои скрытые качества, о которых никто и не подозревал. Все раскрылись, так сказать, во всей красе. Это обстоятельство порождало зарождение отдельных кучек. Но нельзя сказать, что положение было угрожающим — кучки запросто контактировали между собой, но предпочитали держаться своего круга.

Вот и в этот раз Султан, Пахом и Галя решили справлять встречу Нового Года отдельно в 210-ой. Кроме того, к Пахому приехала его очередная астраханская подружка, которая также собиралась праздновать вместе с ними.

Зато все остальные железно решили собраться в татарской 211-ой.

Скажу честно, от Нового Года я ожидал нечто большего. А то, что было, как-то не соответствовало моим мечтам.

Итак, с самого начала мы (на мой взгляд, слишком рано) в 11 часов вечера уселись за стол. Продукты изымались из наших запасов, а на водку и вино мы скидывались. Но надо учесть, что это была не домашняя мамочкина стряпня, и то, что мы наготовили, вряд ли хватило бы на всю ночь. Никто этого не учёл, и в 23–00 мы как изголодавшиеся гиены набросились на еду. Каким-то чудом не выпив шампанское, на которое все уже целый час пялились, мы дождались полуночи. Когда же та наступила, общежитие словно взорвалось. Отовсюду послышались дикие крики восторга, все выбежали в коридор, полетели пробки шампанского, непальцы начали целоваться, короче — полный вертеп.

Наконец-то, опустошив две бутылки шампанского, мы встали в коридоре сплошной непробиваемой стеной, решив замереть в глубоком пардоне перед фотографом Васильевым.

— Загородите кто-нибудь Владика, — шептал я своим ближайшим соседям, — он же ведь нам всю фотографию испортит.

Новый Год — великий праздник, наверное, самый главный, и поэтому одеты были все подобающе. Но нашего Владика ещё в первых числах декабря словно какая-то муха укусила. Тогда, рассуждая о своих будущих нарядах, он как бы невзначай сообщил нам, что Новый Год будет справлять во фланелевой рубашке. Мы тогда этому значения не придали, но когда Владичка стал повторять это каждый день, мы забеспокоились. Но нас он не слушал. Напрасно мы с Рудиком убеждали его не портить всем праздника, что фланель — это, конечно, здорово, но не для Нового Года. Тогда мы и совершили ошибку. Владик любил всё делать наоборот. И чем сильнее его в чём-то убеждаешь, тем сильнее в нём нарастает чувство сделать всё по-другому. Захоти мы, к примеру, утопить его — пошли бы с ним на Неву и сказали бы: «Владик, даже не суйся в воду!». И всё, проще простого — никаких признаков насилия, и хладный труп плывет против течения, не иначе как в знак протеста.

Об этом Рудик и я прекрасно знали и не раз пользовались этим его свойством — достаточно было попросить Владика о чём-то совершенно ненужном, и всё было вуаля, мы получали то, что хотели. Но тогда в декабре, видимо, затмение на нас какое-то нашло. Владик упирался с такой настойчивостью, будто в противном случае его обещали кастрировать.

— Это же круто, — пояснял он нам. — Все придут такие расфуфыренные, а я в своей фиолетовой фланелечке с синими полосками!

Пришлось прибегнуть к помощи со стороны. В срочном порядке в 215-ую были созваны его лучшие друзья — Лариска, Васильев и Рябушко. Рудик и я наивно полагали, что их добрый совет спасет нашу комнату от позора. Бесполезно! Лариска с Васильевым ничего не добились, а Рябушко, вообще, было на это наплевать, приди Владя на массовку хоть в трусах.

И вот сегодня, в новогоднюю ночь, среди элегантно- и красиво-одетого общества сидело большое фиолетовое пятно в очках и подозрительно щурилось на всё, что клали ему в тарелку.

После фотографирования толпы с Владиком почти на первом плане Васильев предложил продолжить застолье. И началась какая-то чертовщина. Во-первых: все бросились допивать спиртное, в результате чего все упились до чёртиков; во-вторых: хозяева комнаты, только каким-то чудом не блюя на пол, ушли к бабам, оставив 211-ую на наше попечение; в-третьих: в коридоре, вытащив татарские колонки, была устроена дискотека; в-четвёртых: подёргавшись минут 20, все разбежались, и остались танцевать только Галя, я и Пахом с подругой.