Бахир Сурайя

арабская поговорка

Я всё-таки заставила себя выдохнуть.

Гнаться за Бахитом не имело смысла, даже если тронуться в путь прямо сейчас. Беглец уже опережал нас на полдня, и никакая спешка не могла этого исправить. До Уммаи-Ма оставалось два перегона, и преимущество, которое давали нам с Камалем верблюд и молох, сводилось на нет.

Зато цели Бахита стали очевидны. Он попытался выжить без покровительства своего племени, не слишком-то преуспел — и теперь хотел вернуться назад. Но не приползти на брюхе, умоляя о прощении и снисхождении, а прийти добытчиком и вестником, обменять меч и сведения о новом заклинании на милость старейшины.

Я рассчитывала примерно на то же самое.

Слабым местом в плане Бахита был ошейник. Никакая известная мне магия не могла обойти волю рабовладельца. Как бы ни отнёсся к возвращению блудного мага старейшина племени, Бахит так и останется невольником — только теперь ещё и беглым. Отличное дополнение к статусу мужа, удравшего от жены-царицы, испугавшись пасынка.

Слабым местом в моем плане — какая ирония! — был Камаль.

Я могла преподнести старейшине чертежи заклинания. Могла разоблачить вора и предателя Бахита. Могла предложить выгодную сделку с Рашедом и все блага дворца для избранных магов.

Но все это никак не отменяло того факта, что в Уммаи-Ма я собиралась прийти в сопровождении человека, который без суда и обвинения убил собственного отчима и был изгнан из племени. А без Камаля, если быть объективной, я бы попросту никуда не дошла — и вообще сложила бы голову ещё в том безымянном оазисе, где случайно повстречала змею.

Выходило, что мы с Бахитом примерно в равных условиях — и теперь все зависело от того, насколько убедительной я смогу быть.

В том, что беглый раб попытается очернить нас с Камалем в глазах старейшины, я отчего-то даже не сомневалась, — но повлиять на это было не в моих силах, и я просто махнула на все рукой и долго с наслаждением плескалась на песчаном мелководье озера Мааб, смывая с себя дорожную пыль и темные мысли.

Камаль сначала бдительно следил за окрестностями, повернувшись ко мне спиной, но вскоре не выдержал и, молча скинув джеллабу и тагельмуст, нырнул с головой. Я с писком закрыла лицо от брызг и нацелилась на берег.

Камаль не препятствовал — но с таким пристальным интересом наблюдал, как я выхожу из воды, что желание немедленно завернуться во что-нибудь стало непреодолимым.

Первым порывом было мстительно закутаться в его джеллабу, но густой верблюжий дух быстро воззвал если не к моему здравому смыслу, то, по крайней мере, к брезгливости, и я спешно натянула на себя свое платье. Оно тоже моментально промокло, но все же несколько снизило градус откровенности, и я со спокойной душой уселась на песок.

Спокойствия хватило ровно на полминуты, в течение которых Камаль не сводил с меня взгляда. Вероятно, потому, что я отвечала ему полной и безоговорочной взаимностью, чего с нами отродясь не бывало.

— Ладно, — выдохнула я и с остервенением потерла ладонями лицо. — Думай обо мне, что хочешь, считай, что я вечно переживаю по пустякам и придаю всему вокруг больше значения, чем вообще может быть, и…

— Пока я считаю, что ты очень много говоришь, — негромко заметил Камаль и усмехнулся. — Но красивой женщине простительно.

Я в задумчивости коснулась спутавшихся после купания волос и поморщилась.

— Бахит с самого начала присматривался к мечу, чтобы преподнести его старейшине в обмен на право вернуться в племя, — пропустив сомнительную похвалу мимо ушей, заметила я. — А вот ты, похоже, с той же целью присматривался ко мне, потому что союзник — куда ценнее, чем зачарованная железка. Особенно — такой союзник, как тайфа, да еще в засушливый год.

Камаль перестал ухмыляться — и это, пожалуй, было даже лучшим подтверждением моей правоты, чем если бы он внезапно рассыпался в комплиментах моей наблюдательности и мудрости.

Я вздохнула и поднялась.

— Тени исчезают. Я пойду в дом.

Мне казалось, что он так ничего и не скажет, — но Камаль сделал несколько шагов к берегу и остановился, когда я неосознанно подалась назад.

— Ритуал единения я предлагал не поэтому, — напряжённо произнес он тогда и нахмурился.

Я медленно кивнула. Не только поэтому, очевидно.

— Не задерживайся, — посоветовала я, будто кочевник сам не догадывался, чем чревато купание под полуденным солнцем.

А ведь он-то был прекрасно осведомлен о коварстве озёрной прохлады. Просто красовался передо мной — в твердой уверенности, что тайфа едва ли снизошёл до того, чтобы хвалиться перед своей посланницей шириной плеч и скульптурным совершенством мускулатуры, а если и снизошёл — то едва ли способен поспорить в этом с сыном пустыни.

Я спрятала усмешку и всё-таки ушла, оставив Камаля в блаженном неведении.

Глава 15.2

Никаких дел в оазисе Мааб у меня не было. За время нашего отсутствия в доме успели навести порядок и оставить обед для дорогих гостей — вернее, судя по посуде, для одного дорогого гостя.

Поскольку "дорогой гость" все ещё плескался в озере, я воспользовалась моментом и нахально его объела. А потом огляделась — и со счастливым вздохом ушла на "женскую" половину с твердым намерением наконец-то выспаться в тени и прохладе, не опасаясь ни змей, ни озлобленных купцов, ни подозрительных проводников и непокорных рабов.

К моему глубочайшему удивлению, у меня это получилось.

После полудня следующего дня кузнец прислал мальчишку с приглашением. Юный гонец смотрел диковато и косо, но честно передал, что меч готов и мастер передаст его лично в руки заказчице, как только получит плату. Я сунула мальчишке мелкую монетку и обернулась: Камаль после разговора у озера ушел в себя и неподвижно сидел у дастархана, кажется, не прервавшись даже на сон.

Новости всё-таки заставили достойного сына пустыни встряхнуться и отвлечься от своей затяжной медитации. Он проводил взглядом мальчишку и откинул концы тагельмуста на плечи.

— Значит, ты всё-таки решила? — сверкнул улыбкой Камаль и, кажется, впервые за весь день проявил интерес к шербету — уже согревшемуся, но все ещё сладкому.

Я предпочла дождаться, когда он допьет.

— Решила, — призналась я.

Если уж мне придется пускать себе кровь, пусть это будет красиво. Пусть это будет значимо. Пусть это запомнится всем честным жителям Уммаи-Ма и никого не оставит равнодушным.

В конце концов, зрелища — это тоже не последний путь к сердцам. А сердца Свободных Рашеду нужны. Куда нужнее, чем купленная верность.

Он ведь знал, что делал, когда позволил отправиться за помощью именно мне.

— Тебе не понравится, — честно предупредила я. — Но, по крайней мере, кузнец обещал, что клинок будет острее языка брошенной женщины.

Камаль изменился в лице. Кажется, до сих пор ему всё-таки нравилось.

— Не торопись, ас-сайида Мади, — медленно сказал он, не сводя с меня взгляда. — До Уммаи-Ма долгая дорога. Ты успеешь передумать.

Я пожала плечами. Спорить и переубеждать не хотелось: когда дело доходило до марьяжных планов, Камаль, казалось, переставал слышать всех, кроме себя.