Бахир Сурайя

Вдобавок этого сенсационного сообщения хватило, чтобы дозорного одолело любопытство, и он чуть опустил щит, чтобы взглянуть на "избранницу" самого принца Камаля. Ничего из ряда вон я не увидела — и дозорный, как я подозревала, тоже.

Он был замотан в тагельмуст так, что открыты оставались только глаза да узкая полоска кожи, чуть тронутая индиговой краской. Камаль в первые дни одевался точно так же. Это сейчас тагельмуст лишь формально прикрывал губы и кончик носа — вероятно, потому, что и я, и загадочный "брат" уже не раз видели принца вовсе без головного убора.

Из-за постоянного ветра и солнца я тоже пряталась под платком, и сам дозорный вряд ли что-то рассмотрел. Но все же опустил щит ещё ниже.

— Жди здесь, отступник. А ты, ас-сайида Мади, будь моей гостьей.

Кажется, это предложение Камаля не слишком обрадовало. Но он промолчал, догадываясь, что все могло быть гораздо хуже.

— Благодарю, добрый господин, — с намеком произнесла я и легонько похлопала молоха по шее.

Ящер, за время пути успевший привыкнуть к постоянной компании верблюда Камаля, к чужой скотине пошел с явной неохотой. Я поймала себя на том, что, кажется, всецело разделяла его чувства.

— Каррар, — представился мой новый провожатый и убрал щит вовсе, с любопытством рассматривая чужачку — так бесцеремонно и жадно, что я почувствовала себя так, будто снова вернулась на базарную площадь. Даже шею словно сдавило ошейником — который с меня давным-давно сняли.

«Все-таки и правда братья», — обреченно поняла я и приготовилась к худшему.

Глава 17.1. Добрые намерения

В кольчуге, а зад открыт.

арабская поговорка

Осторожный принц Каррар жил в роскошном шатре из чинайского шелка, очень похожем на тот, в котором я ночевала в Ваадане, но заметно большем. Внутреннее пространство делилось на две половины плотной кожаной занавесью, не пропускавшей запахи: если в постоянных селениях считали необходимым отделять женскую часть дома, то здесь предпочитали скрывать от посторонних глаз мастерские, а хозяйка сидела в основном помещении с черноглазым малышом на коленях.

При виде чужачки тот сразу прижался к матери всем телом, и она легонько поддержала его под спину, буравя меня настороженным взглядом.

— Я пришла с добрыми намерениями, — сразу объявила я, разворачивая раскрытые ладони к хозяйке.

Ее это не слишком успокоило, и я даже догадывалась почему. Едва ли Бахит держал язык за зубами, и сейчас все стойбище наверняка думало обо мне как о коварной захватчице и любовнице предателя.

А Каррар не собирался делать мою задачу хоть сколько-нибудь проще.

— Ас-сайида Аиза Мади погостит у нас, пока почтенный старейшина не изволит принять ее в своем шатре, — решительно объявил он и повернулся ко мне. — Моя жена, прекрасная Данаб, позаботится о тебе, ас-сайида Мади. Отдохни с дороги, а я отправлюсь к почтенному Давлету-бею и расскажу ему о твоём прибытии.

Я заверила гостеприимного хозяина, что его доброта сравнима разве что с его предупредительностью, и он обозначил поклон, прежде чем выйти из шатра. Я с облегчением сбросила дорожную сумку с плеча. Принцесса Данаб, несколько подобревшая после того, как муж назвал ее прекрасной, сноровисто накрыла дастархан и пригласила меня сесть на подушки.

Она немного дичилась, но любопытство взяло верх, и вскоре завязалась беседа — осторожная и нарочито нейтральная. Я сетовала на беспощадные песчаные бури и рассыпалась в комплиментах магическим талантам Камаля и, на всякий случай, Бахита — поскольку не могла с уверенностью сказать, на чьей стороне лежат симпатии хозяйки. Данаб кляла небывалую засуху в приморских селениях и восхваляла мудрость Давлета-бея, приказавшего откочевать к горам на несколько недель раньше, чем обычно.

Мне эта мудрость была совсем не на руку, но я послушно присоединилась к преувеличенным восторгам — и, кажется, переиграла, потому что Данаб становилась все более настороженной и все реже отвлекалась на малыша, который моментально перенял настроение матери и теперь периодически хныкал, не высовываясь из-за ее спины.

— Скажи, ас-сайида Мади, правда ли, что Камаль повесил шкуру оборотня вместо полога в своем шатре, в назидание всем хищным тварям? — в конце концов прямо спросила Данаб и, не выдержав, усадила сына к себе на колени, где тот ненадолго притих.

— Нет, — честно ответила я, несколько оторопев от такой смены темы. — Храбрый Камаль подарил шкуру мне.

Данаб забавно округлила глаза и сделалась удивительно похожей на собственного сына.

— Это… щедрый дар, — заметила она, помолчав. — Ты приняла его?

Теперь насторожилась я. Из арсанийского племени меня изгнали в столь нежном возрасте, что я не могла поручиться, не путаю ли те или иные слова при разговоре, — что уж говорить обо всех запутанных обычаях и традициях кочевья?..

— Я хотела выкупить шкуру и преподнести ее в подарок моему господину и повелителю, мудрому Рашеду-тайфе, — осторожно призналась я. — Однако стоило мне заговорить о цене, как Камаль предложил мне шкуру в дар. Я согласилась, но теперь сомневаюсь, не было ли в этом жесте какого-то подтекста, не принятого среди горожан?

Данаб удивлённо составила брови домиком, и ее сын, зачарованно изучив выражение лица матери, обернулся ко мне — с точно таким же, отчего я невольно хихикнула и едва не пропустила вопрос принцессы:

— Разве в городах не принято преподносить подарки своим избранницам?

— Подарки преподносят родителям невесты, — пробормотала я и закрыла ладонями лицо, припоминая, успела ли рассказать Камалю о взрыве в мастерской.

Выходило, что нет. Но скидок на культурные различия принц не делал.

А ещё о том, чтобы назвать его своим, Камаль заговорил гораздо позже. И причину для этого назвал такую, о какой в первый день знакомства точно речи не шло.

Не мог же он рассчитывать, что случайная путница будет соответствовать его представлениям об идеальной жене? О верности и преданности у меня на лбу написано не было.

Но шкуру-то он подарил. И ещё и отпустил какую-то двусмысленность про воспоминания о той ночи…

— Камаль — сильный маг, — напомнила Данаб почти испуганно. — Пусть и изгнанный, он сможет защитить свою жену и подарить ей талантливых детей…