Балтийский эскорт
Шрифт:
Вдруг узнаем, что к нам на борт прибыл президент США Трумэн и что он хочет выйти с нами в море на пробное погружение. Ему очень хотелось увидеть в действии самую совершенную подводную лодку в мире. Он прибыл с охранниками и разместился в центральном посту. Почти весь экипаж составляли американские моряки. Меня представили президенту. Мог ли я подумать, уходя от американских глубинных бомб, что однажды выйду в море с президентом США? Но морская фортуна непредсказуема в еще большей степени, чем ее сухопутная сестра. Вышли… Погрузились. Вдруг сгорел предохранитель и всюду стало темно. Телохранители тут же выхватили пистолеты. Решили, что это начало покушения на президента.
– Усмехается Эрих Топп.
Последняя его должность - заместитель начальника оперативного отдела в штабе бундесмарине. Ему пришлось уйти в запас в 1970 году. Тогда ему было 56 лет, мог бы служить и служить, но воспротивились норвежские союзники по НАТО, поскольку в печати Эриха Топпа назвали «убийцей норвежских моряков».
– Да, я потопил норвежский корабль. Это было в Северной Атлантике. Я атаковал конвой шедший из Америки в Англию. Кто мог подумать, что одним из охранявших его кораблей окажется норвежский корвет? Тем более, что атака проводилась ночью.
Правительство ФРГ, чтобы не раздражать своих новых союзников по северо-атлантическому блоку, уволило совсем не старого еще адмирала в отставку.
У Топпа холодный, «змеиный» взгляд, отмечали сослуживцы. Да, взгляд у него не самый добрый…
Верите ли вы в рок, в судьбу?
– Пусть ответом на этот вопрос послужит судьба моего друга, прославленного подводника Вольфганга Люта. Он больше, чем кто бы то ни было провел времени в боевых походах. На его счету 47 потопленных судов. Десятки раз рисковал он своим кораблем и своей головой в Атлантике и Индийском океане. Он казался заговоренным. А погиб на берегу, после капитуляции - от шальной пули часового, которая попала ему в голову и враз уложила. Это провидение. Нельзя играть с судьбой в карты,
– Но ведь вы тоже играли с судьбой в карты. Можно сказать, даже с дьяволом, изобразив его на своей рубке…
Да, я играл… Мы все играли… Но кто знал и кто знает, что записано в Книге Судеб? Это же не вахтенный журнал… Нам пришлось прожить две жизни. В первой жизни мы были беспечными и отчаянными. После сокрушительного падения, подобного падению Икара, мы стали замкнутыми, зажатыми и запутавшимися. Мы пережили падение, но должны разделить ответственность за него. Мы все еще пытаемся за него. Мы все еще пытаемся понять почему так случилось.
Человечество всегда жило в ожидании апокалипсиса судного дня. Многоглавые чудища земных недр и морских пучин давно рвутся наружу, но узда ядерной энергии подтащила их совсем вплотную. Вместо Парсифаля, идеального рыцаря, мы имеем логика, чистого мыслителя, который должен вести своих людей хладнокровно и умно, сохраняя самообладание.
В одной из книг я нашел слова Топпа о своем друге. Он говорил не только о нем, но и своем поколении, если местоимение «он» заменить на «мы»: «Мы не видели зла, заключенного в политической системе Германии, ради которой мы жили и рисковали жизнью ее бездумной гордыни, извращенных добродетелей и ценностей. Мы не видели, что большая часть ценностей ушла в прошлое и погибла. Мы не видели, что наша страна идет сомнительным путем, и ее будущее туманно, так же, как и наше собственное». Повторюсь, это сказано не только об только капитане цур зее Люте, это эпитафия всему поколению немцев, вставших под знамена Гитлера.
Егоров:
Одной из подводных лодок-«малюток», М-102, командовал капитан лейтенант Петр Гладилин. От других подводников он отличался
тем, что постоянно (будь то в базе или походе) носил армейскую стальную каску. «В пехоту решил записаться?» - подшучивали над ним моряки. И вот однажды, когда лодка стояла в бухте у острова Лавенсари, Гладилин дежурил на ходовом мостике. На рассвете к бухте внезапно прорвался на малой высоте одиночный «мессершмитт». Он дал очередь из пулемета. Случайная пуля попала Гладилину в голову, а он именно тогда был без каски…Последний вопрос обоим адмиралам; сначала Эриху Топпу:
– Что бы сказали вашему бывшему противнику по войне и коллеге по оружию адмиралу флота Егорову, если бы встретились с ним.
– Я бы сказал ему, что я не воевал с русскими подводными лодками и не потопил ни одного русского корабля… Каждый из нас честно служил своему флагу и честно выполнял свой долг. В этом - главная доблесть солдата. Рано или поздно все войны заканчиваются. Кто-то обязательно проигрывает, кто-то - побеждает. Историки и политики разбирают наши действия. Но судит нас только Бог.
На подобный же вопрос адмирал флота Егоров ответил так:
– Немецкие подводники, как профессионалы воевали самоотверженно. На морском дне лежат сотни германским субмарин и тысячи немецких подводников. Эрих Топп воевал в Атлантике против Америки… Я на Балтике. Мы оба командовали подводными лодками. Нам обоим повезло - остались живы. Сказал бы я ему при встрече добрые слова? Черт его знает…
На рубке U-552 были нарисованы два танцующих дьявола - красный и черный. Первый символ выживания, второй - уничтожения. Может быть, они и в самом деле знают?
…
Как утверждает немецкая военная статистика, Германия потеряла за годы второй мировой войны 783 подводные лодки. Из 39 000 немецких подводников погибли около 32000, 5000 тысяч попали в плен. Только 7% подводного флота уцелело ко дню капитуляции. Но и союзникам пришлось заплатить немалую цену германским подводникам: 2000 военных кораблей и судов торгового флота общим водоизмещением в 13,5 миллиона тонн. Погибли около ста тысяч военных и гражданских моряков.
Уинстон Черчилль честно признавался: «Единственная вещь, которая по настоящему меня тревожила меня в ходе войны - это опасность, исходящая от немецких подводных лодок».
У Топпа была Атлантика. У Егорова - Балтика. У каждого свой рубеж, свой барраж, своя судьба, своя жизнь. У каждого абсолютно непохожая жизнь, схожая лишь в одном - над головой висел один и тот же Дамоклов меч - крышка верхнего рубочного люка, который каждый из них закрывал и открывал по праву командира подводной лодки.
ЧУДО О МОРЕ [19]
Я никогда не спал под атласным одеялом и впервые испытал это блаженство в старом фольварке, где разместился мой разведвзвод. Хозяйка-немка постелила «герру лейтенанту» шикарную постель, которая после всех моих ночевок под натянутой на голову шинелью или нарубленном лапнике показалась мне ложем богов.
Я никогда не видел пылесоса. В нашей московской коммуналке, где с пушечным бабахом пыль из ковров выколачивали во дворе плетеными выбивалками, никто из наших соседей и представить себе не мог, что существуют такие агрегаты, какой я однажды увидел на постое в Гумбиннене.
Я много чего нет видел в свои двадцать лет. Но самое обидное - я никогда не видел моря. Я бредил им с детства, но видел только в кино. Поездка на юг была не по карману моим родителям. Даже второй год воюя в морской стрелковой бригаде, я моря так никогда и не видел.