Банановая республика
Шрифт:
– Меня группа выбрала! Все голосовали! Подумаешь, на гитаре он играет! Подумаешь, в олимпиаде победил! Подумаешь, с дочкой директора встречается! Я тоже так могу, если захочу! Но пока не хочу! И никакой я тебе не Венчик, для тебя я теперь только Вениамин Давидович! Все, кина не будет. Пошли отсюда, Серега.
Они пошли к выходу. Игорь растерянно оглядел пустой зал. Он знал, что на сеанс на 15.30 билетов наверняка уже не будет, но не знал, что он встречается. Да не с кем-нибудь, а с дочкой директора училища.
Глава пятая. Раз 16, два 16
С Викой Игорь поругался в первый
«Здравствуйте, меня зовут Игорь, моя мама работает на складе машиностроительного завода. А ваша мама где работает?» Чушь какая.
– Вищаненко, мне очень понравилось твое исполнение на концерте, но похоже, что ты так оттуда и не вернулся. Можешь повторить, о чем я сейчас рассказывала? – Игорь услышал голос Елены Николаевны.
Он отрицательно покачал головой.
– Хорошо. Тогда возвращаемся со сцены в класс и слушаем материал сегодняшней лекции. А я еще раз повторю новое слово «перистальтика кишечника». Оно вам нужно для того, чтобы вы знали, что все овощи содержат клетчатку. Она помогает нам переваривать пищу и способствует перистальтике, то есть продвижению пищи по кишечнику, не дает ей возможности там залеживаться. Проще говоря, помогает регулярно ходить в туалет по-большому.
Группа засмеялась. Елена Николаевна продолжала:
– Если клетчатка хороша для питания здоровых людей, то для диетического питания она даже вредна. При ранних стадиях ЖКТ заболеваний клетчатка приносит вред нежному покрытию желудка и кишечника. И нам, как поварам, надо это помнить, а потому все отваривать, перетирать, ни в коем случае не жарить, а готовить на пару и донести до потребителя на диете клетчатку в разрушенном, но съедобном виде. Всем понятно?
Игорь записал в конспекте: «перистальтика, диета, перетирать».
* * *
13 ноября двойняшкам исполнялось 16 лет. Они с Иркой заранее договорились, что и выходные и торт разделят поровну. Квартира-то не резиновая. Игорь пригласит своих друзей в пятницу, 13-го. А Ирка на следующий день, 14-го, в субботу.
Игорь так ждал этот день, мечтал, как позовет на день рождения Серегу и Венчика, кого-то из девочек группы и, конечно же, Вику. Но теперь даже отмечать не хотелось.
«Тебе что, девчат из группы мало? Вон Завгородняя по тебе сохнет», – вспомнил он слова Сереги и хотел было пригласить Лену на день рождения, но одну ее приглашать было как-то неудобно – сразу подумают, что они встречаются. А встречаться с девушкой он пока не собирался. После колхоза они все были еще как друзья, и хотя на концерте было так же здорово, как тогда, в колхозе, но это состояние начинало улетучиваться. Пока Игорь не видел никого конкретно в роли своей девушки. Да и некогда ему было: училище, периодически посещаемая вечерняя школа и кулинарная практика, начавшаяся по средам. Ну и, конечно, гитара.
– Игореша,
какой тортик ты хочешь? Ирочка вам испечет. Можно медовик, а хочешь – «Наполеон»? Сколько ребят из группы пригласишь?– Никого не приглашу. Отмечать не буду. А торт – любой, – буркнул Игорь.
И мама и Ирка, видимо, поняли про его плохое настроение и не стали докучать с вопросами, что и почему. Мама что-то вязала, а Ирка почти не ворчала и накануне вечером героически раскатывала все восемнадцать коржей на «Наполеон». Масло и сгущенку купили у соседки Клавы. Такая дата раз в жизни, а на душе паршиво. Всю неделю лил дождь, и Игорь таскался в бурсу без настроения.
В пятницу после уроков Игорь поехал домой и увидел с ним в одном трамвае Лену Завгороднюю. Почему она здесь? Ведь она же живет в рабочем поселке Алмазный и ездит домой на автобусе. Лена протиснулась к нему поближе и объяснила: «Еду в библиотеку на Кирова». Игорь кивнул в ответ и сошел на своей остановке «Проспект Ленина».
Дома ждал шикарный «Наполеон», украшенный по бокам рублеными и обжаренными грецкими орехами с двумя цифрами «16», выложенными зернышками граната. Ирка два торта печь не хотела и нашла выход – разрезать.
– Ирка, ну ты даешь!
Игорь даже повеселел. Такого огромного и красивого торта он еще не видел.
– С днем рождения, братан.
– Т-тебя т-тоже, сеструха.
Ирка протянула ему подарок, завернутый в желтую бумагу.
Игорь вздохнул. Слишком маленький, чтобы быть джинсами, да и откуда у мамы и Ирки столько денег. После прошлогодней московской Олимпиады, открывшей всем глаза на заграничные вещи, настоящие фирменные джинсы тянули на стольник.
Игорь развернул подарок. Внутри был черный витой шнурок и еще один тяжелый сверток в такой же желтой бумажке.
– Это еще что? – спросил Игорь. – Металлолом у нас в бурсе вроде не собирают.
– Деревня ты дремучая. Колхоз «40 лет без урожая», – выругалась Ирка. – Это же последний писк моды. Шнурок – это сейчас вместо галстука носят. Я когда была на практике в ателье, то целый метр выпросила, самого лучшего качества, такими шнурками тяжелые портьеры в горисполкоме подвязывают.
Игорь пригляделся. На шнурке была небольшая петелька.
– Дай покажу, как носят. Его еще удавкой называют. У нас все парни с обувного отделения себе такие заимели.
Ирка положила шнурок на шею Игоря, а два спущенных конца продела через петлю и подтянула ее к горлу. Шнурок болтался на голой шее Игоря и точно был похож на удавку. Ну и подарочек. Но если Ирка сказала, что модно…
– Он, конечно, с рубашкой лучше смотрится, – смутилась Ирка. – А это, – она вложила в его руки тяжелый предмет, – это бляха на ремень. Ремень мы тебе еще не купили, но в один прекрасный день, когда ты купишь себе джинсы, то ремень с этой бляхой будет очень кстати. Будешь ну очень крутой.
Игорь развернул желтую бумагу.
– Где взяла? – поинтересовался он.
– У фарцы.
– Чего?
– Ну ребята из моей бурсы организовали в подвале цех по производству таких блях и металлических заклепок. Они себя называют фарцовщики, сокращенно фарца. Брат у меня какой-то отсталый.
Игорь разглядывал бляху. Тяжелая, желтого металла, размером чуть меньше ладони, с тиснением чуть косоватых остроконечных гор и несущейся по прерии лошади. Если к бляхе купить черный кожаный ремень, то на бледно-голубых джинсах будет смотреться отпадно. Игорь хотел только бледно-голубые, о другом цвете не могло быть и речи.