Банда 5 (сборник)

– Верю, Вера Афанасьевна, – улыбнулся Демин. – А ночью никто не мог зайти? Вдруг еще у кого ключи есть?

Сутарихина, не говоря ни слова, поднялась и вышла из комнаты. Вернувшись через минуту, она положила на стол перед Деминым небольшой ломик с раздвоенным концом.

– Вот. Гвоздодер. Кроме замка, мы запираем дверь еще и на гвоздодер. Хоть бульдозером открывай – ничего не получится.

– А из жильцов... Никто не мог впустить постороннего?

– Нет! – нетерпеливо сказала Сутарихина. – У меня такой сон... У меня и нет его, сна-то. Забудешься на часок-второй и опять лежишь, в потолок смотришь, годы тасуешь... Кто воды выйдет попить, или, прости господи, по нужде в отхожее место прошлепает, или эти, Пересоловы, перекур на кухне устроят... Все слышу.

– Наташа эту ночь хорошо спала?

– Плохо, – озабоченно сказала Сутарихина, вытерев слезы уголком передника. – Как чувствовала. Я уж подумала, может, чаем ее крепким напоила... А потом звонок был. Телефонный. Трубку поднял Анатолий. Да, Толька первым подошел, это младший, он как раз на кухне сидел. Как я поняла, Наташу спрашивали. Толя положил трубку на тумбочку и пошел к ее двери. Постучал несколько раз на особый манер... Это у нас знак такой – к телефону, дескать, иди.

– О чем был разговор?

– А не было разговора. Да – нет, да – нет... А потом Наташенька... Оставьте, говорит, меня в покое. Вот и все.

Демин, казалось, был весьма озадачен. Поднявшись, он взял в руки гвоздодер, подбросил, как бы прикидывая его надежность, и осторожно положил между чашками.

– Спасибо, Вера Афанасьевна. Похоже, мы с вами еще свидимся... Подумайте, может, чего вспомните.

– Вспомню – скажу, таить не стану, – суховато ответила Сутарихина.

Оробевшие братья Пересоловы маялись на кухне, курили, не решаясь ни заглянуть в комнату к Селивановой, ни уйти к себе. Время от времени они лишь молча переглядывались, как бы говоря: «Вот так-то, брат, такие дела пошли»... И не чувствуя себя хозяевами здесь, в своей квартире, курили как гости – выпуская дым в открытую форточку и стряхивая пепел в ладошки.

– Ну, что скажете, братья-разбойники? – приветствовал их Демин.

– А что сказать – беда! – ответил, видимо, старший брат. Он был покрупнее, с розовым лицом, слегка, правда, помятым после вчерашнего возлияния, с четко намеченным крепким животиком. Взгляд его маленьких острых глаз был насторожен и подозрителен. Он словно заранее знал, что ему придется доказывать свою невиновность, и уже был готов ко всему этому.

– Давайте знакомиться, – Демин протянул руку. – Валентин.

– Василий. – И рука у старшего брата оказалась сильная, плотная. – А его Анатолькой дразнят. – Он показал на младшего брата.

– Пусть Анатолька, – согласился Демин, пожимая руку младшему. Тот польщенно улыбался, смущался, чувствуя на себе внимание чужого, незнакомого человека. «По всем показателям младший, – подумал Демин. – И послабее, и, судя по всему, у брата на побегушках. Ладошка пожиже, характер, видно, тоже. Типичный характер младшего брата». – Ну а теперь, ребята, расскажите, что у вас тут произошло.

Анатолий быстро взглянул на Василия, как бы спрашивая разрешения заговорить, но, поскольку тот сделал вид, что не заметил беспокойства брата, сник и промолчал.

– Это, как я полагаю, вы должны рассказать, что произошло, – значительно и в то же время с подковыркой сказал Василий. – Мы спали, ничего не видели, не слышали, мы люди простые...

– Я вижу. Потому и пришел к вам.

– Зря пришли, – сказал Василий, глядя в пол.

– Кто из вас этой ночью подзывал Селиванову к телефону?

– Я звал, – неуверенно сказал Анатолий и опять посмотрел на брата. Василий оставался невозмутимым, но в его спокойствии сквозило недовольство, неодобрение поспешности Анатолия. Василий, видимо, был из тех, кто стремится всегда «поставить себя», чтоб сразу оградить от пренебрежения и дать понять, что он за себя постоять сумеет, не позволит помыкать собой.

– В котором часу это было?

– После двенадцати, – ответил Василий.

– В котором часу это было? – повторил Демин, глядя в глаза Анатолию.

– Он же сказал...

– Я слышал. Но я спрашиваю не у него. Вы подзывали Селиванову к телефону, вам и вопрос.

– Минут пятнадцать второго, – негромко ответил Анатолий.

– Вы не спали? Почему?

– Засиделись...

– А Селиванова спала?

– Нет... Вышла сразу, будто ждала этого звонка.

Демин заметил, как у Василия шевельнулись, дрогнули желваки. Ему не нравилось, как разговаривали с его братом, не нравилось, что он сам оказался в стороне как второстепенный, незначительный участник событий.

– О чем говорили? – спросил Демин.

– Я не слушал, – ответил Анатолий и покраснел.

– Ну а все же?

– Говорит ведь человек – не слушал! – вмешался Василий. – Придумывать ему, что ли? Мы тут такого напридумаем...

Демин помолчал, разглядывая Василия с недоумением.

– Вы упрекнули меня в том, что я не могу рассказать вам, как погибла Наташа, – заговорил Демин размеренно. – А теперь, когда я выясняю обстоятельства ее гибели, вы вдруг затеяли какие-то игры... Что, собственно, вам не нравится? Я вам не нравлюсь?

– Нет, почему же... – смутился Василий.

– А раз так, то будьте добры, пройдите к себе в комнату. И посидите там, пока я поговорю со свидетелем, – жестко сказал Демин.

– Это что же получается...

– Я тороплюсь и вас прошу поторопиться. Закон запрещает допрашивать свидетелей пачками. Свидетелей должно допрашивать по одному. Чтобы они не мешали друг другу, не сбивали друг друга с толку и не вмешивались в расследование. Иначе их показания потеряют всякий смысл и юридическую достоверность. Статья сто пятьдесят восьмая Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации.

Василий, прищурившись, протяжно посмотрел на Демина, как бы желая показать, что тот сильно рискует, разговаривая с ним таким тоном. Потом усмехнулся, нарочито медленно подошел к форточке, положил на согнутый палец окурок и щелчком отправил его на улицу. Неторопливыми, дразнящими действиями он будто хотел подчеркнуть свое достоинство, независимость в поступках.

– Ладно, – сказал он, не то смягчаясь, не то озлобливаясь. – Скажи только...

– Потом, – перебил его Демин.