Банда 5 (сборник)

– Очевидно, были крайние обстоятельства, Коля. – Демин любил разговаривать с Кувакиным, слушать его житейские мудрости.

– Крайние обстоятельства, Валя, всегда есть. Главное, считаешь ли ты их крайними... Или бодаешь левым рогом.

– Видно, девушка была не из бодливых.

– Конечно, – согласился Кувакин, – бодливые с собой не кончают. Ладно, будем считать разминку законченной. Выкладывай.

– Ты сейчас работаешь с Татулиным...

– Мне иногда, Валя, кажется, что не я, а он со мной работает. Неделю голову морочит – и ни с места. Но вроде начинает созревать. Он что, к твоей девушке руку приложил?

– Что это за тип?

– Спекулянт. «Работал» в комиссионках по эту сторону прилавка. Магнитофоны, транзисторы, магнитолы и так далее. Дорогие игрушки. Скупка, продажа, в общем, он освоил все смежные специальности. Брать его можно было давно, знали, чем занимается, но поймать с поличным не могли. Как ни остановят ребята – говорит, купил, принес сдать, что угодно говорит. Мол, страсть у меня такая, не могу долго одним магнитофоном тешиться. А недавно гражданин Татулин повел себя довольно странно – активность небывалая, но товара при себе нет, к прилавкам не подходит. Однажды, ребята рассказывали, вроде столковался с кем-то, локотком гражданина к выходу подталкивает, в сторонку оттирает, в подворотню манит. Там вынимает наш Григорий Сергеевич женскую сумочку, раскрывает ее, и у «клиента» глаза начинают вылезать из орбит. Решили наши ребята помочь человеку, подходят. Татулин, как начинающий фокусник, небрежным движением сует сумочку за мусорный ящик. Мол, я не я и сумка не моя. Но гражданин клиент оказался человеком принципиальным – чтоб никто, не дай бог, не подумал, будто сумка его, он клятвенно всех заверил, что хозяин ее – Татулин. Открывают ребята сумку и чувствуют, что у них тоже глаза начинают потихоньку из орбит вылезать...

– Знаю, – сказал Демин. – Валюта всех стран и народов.

– Да. Валюты, между прочим, не так уж много в пересчете на рубли, но разнообразие уникальное. Ребята со всех этажей приходили полюбоваться.

– Сколько в общей сложности?

– Тысячи на две. Ну что, начинается следствие... Откуда, спрашиваем, другие вопросы задаем. А он...

– А он говорит, что слабость проявил, хотел, мол, человеку помочь, что никогда больше заниматься такими нехорошими делами не будет ни за какие деньги, – быстро сказал Демин.

– Все именно так, – подтвердил Кувакин.

– Что он собой представляет?

– А, ничего особенного. Малограмотный проходимец с несколько повышенной наглостью, которая выражается довольно странно – Татулин совершенно бессовестно прикидывается дураком. Когда-то учился в радиотехническом техникуме, но не закончил. Выгнали за спекуляцию. Занимался этим малопочтенным делом чуть ли не на лекциях. Устроился в механизированную колонну диспетчером. Выписывал путевки, оформлял документы, вел какой-то учет. Брал взятки у водителей. Небольшие, но постоянно. Водители мне рассказывали, что к нему в окошко без трояка не суйся, даже если хочешь узнать, который час. Последнее время работал снабженцем. Что его всегда подводило, так это нетерпение. Никак не мог смириться с тем, что кто-то живет лучше его. И он ударился в торговлю магнитофонами, транзисторами... Остатки образования позволяли ему весьма значительно рассуждать о достоинствах или недостатках какой-то модели – среди спекулянтов большим спецом был. Мужик на пятом десятке, но не женат. Думаю, не женится из экономии. Живет с мамашей.

– С мамашей его я сегодня утром беседу имел.

– Ага... По моим следам, значит, идешь.

– Кстати, она упомянула какую-то женщину... Ну, которая его якобы на это дело подбила...

– Ха! – рассмеялся Кувакин. – Ты, Валя, даешь! Он мне каждый день женщин называет, с адресами, именами и прочими опознавательными знаками.

– Сколько уже назвал?

– Четырех.

– Селиванова есть среди них?

Кувакин выдвинул ящик стола, достал тоненькую серую папку и начал медленно переворачивать листки дела.

– Есть и Селиванова, – наконец сказал он. – Но мы пока ее не отрабатывали.

– Не придется ее отрабатывать, – сказал Демин. – Сегодня утром она выбросилась из окна.

– Ого! – присвистнул Кувакин. – Значит, и у меня труп.

– Один на двоих, Коля. Так что будем работать в контакте. Скажи, в какой связи он называл женщин?

– Говорил, что это люди, которые дали ему валюту для продажи. Но каждый раз оказывалось, что названная женщина не имеет никакого отношения к валюте. Понимаешь, в сумочке, кроме денег, мы нашли клочок газеты, и там, на полях, записан курс валют – сколько стоит в рублях, к примеру, фунт, доллар, гульден и так далее. Список составлен не Татулиным. Мы взяли образец его почерка и сопоставили. И ни одна из названных женщин тоже не писала этой записки. Отсюда вывод – он назвал не тех.

– Может быть, лучше сказать – не всех.

– Скорее всего. Вот эта записка.

Демин осторожно взял клочок газеты и начал внимательно рассматривать его. Записка была написана красной пастой, шариковой ручкой. Остроголовые, корявые буквы к концу строки становились мельче, опускались вниз – человек, писавший записку, видно, не любил переносов и все слова старался втиснуть до края листка.

– Ну, что скажешь? – спросил Кувакин.

– Много чего можно сказать. Почерк интересный. Скорее всего женский. Но писала не Селиванова. Ее почерк я уже знаю. Писал, видимо, человек с высшим образованием – почерк испорчен конспектами. Когда во что бы то ни стало нужно поспеть за преподавателем, когда это приходится делать часто, много, долго, несколько лет, почерк превращается вот в такие каракули. И заметь, автор не признает заглавных букв. Все большие буквы – это крупно написанные обычные. Грамотный человек... Названия стран, валют написаны без ошибок, причем иностранные слова знакомы автору, написаны с ходу, легко. Когда слова неизвестны, их по буквам переписывают, а здесь – с этакой небрежностью... Что еще... Судя по всему, автору, вполне возможно, приходится пользоваться пищущей машинкой или услугами машинисток.

– С чего ты взял? – с сомнением проговорил Кувакин.

– Очень четкие абзацы. Отбивка, красная строка, абзац – все это ярко выражено. И еще – почерк, несмотря на то, что некрасивый, ужасный почерк, в то же время очень разборчивый. Машинистки не любят копаться в каракулях.

– Слушай, да ты прямо колдун!

– Нет, пока только учусь, – усмехнулся Демин. – А написано на стекле или на полированном столе.

– Боже, а это с чего взял?!

– Смотри, бумага газетная, плохая бумага, ручка пишет неважно, приходилось несколько раз обводить одну и ту же букву, давить на бумагу больше, чем нужно, но на оборотной стороне листка нет ни одной вмятины, не проступила ни одна буква, гладким остался листок...

– Ты что, экспертом работал? – спросил Кувакин.

– Нет, Коля, я был внимательным студентом. Ну ладно, какие твои прикидки, откуда у Татулина столько валюты и в таком разнообразии?

– Ох, Валя! Неприятное дело, боюсь даже до конца додумывать. Понимаешь, Татулин назвал только женские имена... Троих я вызвал, допросил, записал их показания. Все они неплохо разбираются в ресторанах, знают, например, что такое «Интурист»... И Селиванова твоя, очевидно, знала.

– Кстати, сегодня ей некая Ирина назначила встречу в «Интуристе», – сказал Демин. – Да! Среди тех, кого назвал Татулин, есть Ирина?

– Нет, Ирины нету. Так вот «Интурист»... Там всегда полно иностранцев... Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да. Установлено, чья сумочка была у Татулина? Ну, с этой валютой?

– Нет. Он называет хозяек одну за другой, но... лукавит, темнит. Думаю, настоящую, истинную хозяйку так и не назвал.

– Едем к нему? – спросил Демин.

– Как, сейчас?

– У меня машина... Скучает небось мужик в Бутырке. Сегодня мы можем прижать его трупом. Завтра, глядишь, будет поздно. А следы ведут к нему. Он хорохорится потому, что, кроме валюты, кроме этой дурацкой сумки, у тебя ничего нет. И справедливо считает, что ухватить его не за что... А мы постараемся доказать, что ухватить можно. Ну, Коля! Решайся! Потолковать с ним нам все равно придется, так лучше это сделать пораньше, пока он ничего не знает о Селивановой.

– И машина есть? – улыбнулся Кувакин.

– Прекрасная, теплая, уютная машина! Мы будем ехать по городу, смотреть по сторонам, перебрасываться словами... А какой там идет снег, Коля! Боюсь, что последний снег в этом году! Да, чуть не забыл... Шеф сказал, что Татулин порнографией баловался?

– При обыске нашли несколько снимков. Приобщили к делу. Знаешь, что он мне сказал, когда я ему об этих снимках напомнил? Вы, говорит, хотите меня пристыдить? Хорошо вас понимаю. Да, мне стыдно, мне неловко, я готов сквозь землю провалиться! Но это самое большое наказание, которого я заслуживаю. Считайте, что вы меня уже наказали. Вот так. Хочешь посмотреть?