Барон Дубов 5

Перво-наперво разошлись по своим комнатам раскладывать вещи. Лютоволк пошёл со мной, хотя его размеры несколько пугали встречных учеников, отчего они прижимались к стенам и с опаской провожали нас взглядами. Но Альфачик не показывал к ним никакого интереса — явно устал с дороги.

В комнате меня уже ждал новый чистый комплект школьной формы. Я скинул кожаную куртку, которую подарили в императорском дворце перед охотой, и повесил её в шкаф рядом с жилеткой княжны. Улыбнулся, вспомнив о ней. Об Онежской, а не о жилетке. Хотя и по последней я тоже соскучился. Удобная, стильная, но не для Питера.

Для Лютоволка места здесь было как-то маловато. Он попытался улечься возле камина, но своей тушей чуть не уронил письменный стол и торшер, стоявшие рядом. Я уселся на кровать и встретился взглядом с печальными жёлтыми глазами. Тяжело вздохнул. Альфачик тоже.

Просьба волчицы выполнена, волчонок спасён, причём дважды. В первый раз и вовсе ценой частички моей души, из-за чего мы навсегда связаны. Что же с ним теперь делать? В академии ему как будто не место…

Мои раздумья прервал стук в дверь. Пришла Агнес, за ней вскоре подтянулись Лакросса с Вероникой. Из-за малого количества студентов в женской части общежития было скучно, и они пришли ко мне. Я не был против. За эти дни и сам прикипел к девушкам, так что не возражал, когда они заняли оставшееся в крохотной комнате место учебниками и своими симпатичными задницами.

Так вечер и прошёл. Сходили на ужин в столовую, прихватив свежее мясо и для волка. Между чтением учебников и домашними заданиями развлекали себя разговорами. К ночи разошлись по своим комнатам.

Утром, после завтрака, я взял с собой Лютоволка в конюшню, где мне заседлали Гнедого. Конь явно соскучился по мне, потому что сразу сорвался в галоп, едва мы покинули территорию академии. Альфачик же только обрадовался неожиданной гонке. Мы так и неслись на восток по горным дорогам и лесам, забираясь всё дальше. Направление задавал я, а волк с конём бежали наперегонки. То Серый вырывался вперёд, то Гнедой. Я же радовался холодному ветру в лицо.

Через несколько часов очутились в знакомой долине с озером, и я натянул поводья, замедляя коня. С его губ срывалась пена, а у волка свешивался из пасти язык. Но оба выглядели счастливыми. Дальше коня я пустил лёгкой рысью. Если не изменяет память, то здесь нужно повернуть налево…

Вскоре добрались до пологого склона с пещерой. У его подножия Альфачик пришипился и начал будто поскуливать. Почуял знакомые запахи.

Когда я привязывал коня к сосне на опушке перед склоном, услышал рычание за спиной. Гнедой сразу забился в истерике, пытаясь сорвать поводья, но узел я уже успел завязать. Медленно обернулся и увидел, как ко мне подкрадываются три небольших волка.

Так-так, похоже, старые знакомые меня не узнали. Оно и неудивительно: когда мы встречались с ними в прошлые разы, эта троица была ещё слепыми волчатами. Они крались между деревьями, прижавшись к земле и оскалив зубы. Но стоило им выйти, как сбоку на них налетел серый вихрь. Альфачик и его братья закружились, кусая друг друга и рыча, но как будто не всерьёз, понарошку.

В это время я ухватил коня за шею и заставил его стоять спокойно, похлопывая по боку. Постепенно Гнедой успокоился, но ещё долго косил глазом на драку четверых волков.

Братья Альфачика сильно уступали ему в росте и силе, но их было трое, а он один.

Не знаю, сколько продолжалась бы эта драка, но громкий и резкий рык заставил драчунов замереть. Один повис у Альфачика на хвосте, другой пытался грызть заднюю лапу, но мешала длинная шерсть, и он постоянно чихал, а третий болтался в пасти крупного брата.

Из леса медленно и грациозно вышла мать, и Альфачик выплюнул брата вместе с клочком оторванной шерсти. Ещё один рык, и самый глухой, что грыз заднюю лапу, тоже замер, прижав к голове уши.

Они начали переговариваться на своём волчьем языке, что-то воя или скуля. В названиях звуков, издаваемых волками, я не разбирался. Сказал только, обращаясь к волчице:

— Возвращаю.

Она посмотрела на меня, а затем на Альфачика. Они сблизились и обнюхали друг друга, узнали наконец и потёрлись мордами.

Что ж, вот семейка и воссоединилась. А я, пожалуй, поскачу назад. Может, успею к обеду, а затем отправлюсь в город. Есть там пара дел.

Отвязал коня, но остановился, услышав повизгивание. В руку ткнулся большой мокрый нос.

— Ну чего тебе? — хрипло спросил я, оборачиваясь к Альфачику. — Ты дома.

Трудно было признаться самому себе, но отпускать Лютоволка я не хотел. Но поступить иначе не мог. Кто я такой, чтобы разъединять семью?

Бывший волчонок виновато посмотрел на меня, затем обернулся на мать с братьями, замершими у ног волчицы. Они ждали, но она, похоже, всё решила ещё тогда. Альфачик медленно подошёл к ней и потёрся головой о её пасть. Она ответила тем же, а я услышал тяжёлый вздох. Затем волчица лизнула своё дитя в лоб и пастью оттолкнула от себя.

Альфачик так же потёрся о братьев, которые выглядели его собственными щенками, а затем подошёл ко мне, боднув в грудь. От него пахло лесом.

— Похоже, придётся искать апартаменты побольше, — хмыкнул я. На сердце сразу стало легко.

Благодаря нашей связи, я чувствовал, что это решение далось Лютоволку нелегко. Не знаю, о чём они там успели поговорить. Может, его мать считала, что раз я спас ему и ей жизнь, то он теперь должен отплатить за них двоих, спасая меня? Не знаю.

Волк в последний раз обернулся на семью, но её там уже не было. Когда по горной тропе мы покидали долину, Альфачик остановился и громко завыл. Над кромкой елового леса в ответ пролетел прощальный многоголосый вой.

* * *

После обеда я отправился в Пятигорск. На Гнедом добрался меньше чем за полчаса, затем оставил его в конюшне недалеко от вокзала. С моими и его габаритами перемещаться по городу было неудобно.

Стоял яркий ноябрьский полдень. Народу на улицах была просто тьма. На трамвае добрался до торгового квартала и отыскал наконец лавку кузена мастера-кузнеца Гилленмора, Мортона.

Звякнул колокольчик, когда я вошёл внутрь. Помещение небольшое, заставленное витринами с холодным оружием и манекенами в броне, кольчугах и доспехах. Пахло сажей и горячим железом. На звонок колокольчика никто не вышел, зато из дальней части лавки, где виднелась небольшая приоткрытая дверь, доносилась ругань.

— Не трогай мой горн! — кричали хриплым, басовитым голосом.

Ему отвечали высоким и пронзительным:

— Я всего лишь хочу улучшить твою старую рухлядь! Почему ты не можешь довериться мне?

— Если я ещё хоть раз увижу тебя рядом с моим…

— Нашим!

— Нет, с моим! С моим горном! То я тебе пару ребёр улучшу и все зубы, понял?

Я сильнее приоткрыл дверь, заглядывая. Это помещения было куда больше, но из-за кучи оборудования, стоек с заготовками, наковальни и большого кузнечного горна оно казалось меньше. Ещё и плохое освещение скрадывало размеры.