«Батарея, огонь!»

К слову сказать, за эти восемь «тигров» не дали нам даже медалей. Правда, моим родителям прислали переводом 4000 рублей — по 500 за каждого «тигра».

* * *

В течение двух дней мы отбивали вражеские атаки, а главные силы полка и бригады днем и ночью вели оборонительные бои на западной окраине Брусилова.

Нам очень мешала батарея тяжелых минометов противника: беспрерывно била по нашему району из хутора Эдуардовка, мы не успевали прятаться, копаем окопы — нас обстреливают. Я забрался на высокое дерево и посмотрел, откуда они бьют. Определил расстояние: разделяло нас большое поле, величиной, мне показалось, километра четыре. Но там чернозём был, черное поле, а черный цвет зрительно скрадывает расстояние. Я этого не знал.

Вывели самоходку на позицию и начали пристрелку. И тут глазомер впервые сильно меня подвел. Даю команду Королеву:

— Прицел 40! — это значит на 4 километра.

Смотрю, недолет. Командую:

— Прицел 44! Огонь! — Опять недолет!

— 48!.. — уже во все глаза смотрю! И опять недолет!

Да что же это такое! Скомандовал на предельную дальность:

— Прицел 56! — И точно!

Только четвертым выстрелом с предельным прицелом на 5600 метров снаряды достигли цели, и батарея была уничтожена. Так, с дерева, я корректировал огонь.

Вот в газете фронтовой и написали: «Уничтожил 8 «тигров» и артиллерийскую батарею».

* * *

На второй день главный удар противник нанес со стороны Романовки. Немцам удалось форсировать реку Здвиж и вклиниться между стрелковыми полками 70-й дивизии, создав угрозу выхода на основные позиции 137-го артполка. Комдив организовал контратаку всеми возможными силами. Наш экипаж все еще восстанавливал свою самоходку, и от полка в атаку пошли две батареи — Поливоды и Леонтьева, а также танк комполка и тыловые подразделения в составе не менее ста человек во главе с начальником артвооружения капитаном Проявкиным.

Сначала от такой внезапной и решительной контратаки немцы попятились и начали отступать. Но с появлением из-за высоты танков, которые пулеметным и пушечным огнем заставили наших залечь по берегу Здвижа, они снова перешли в наступление. Опять нависла угроза прорыва противника. Но в это время, используя выгодные позиции, по танкам, сползающим с высоты, открыли огонь наши танкисты и самоходчики, и с колокольни церкви неожиданно для нас и для немцев ударил пулемет, принудивший вражескую пехоту залечь. Первый танк загорелся от прямого попадания наводчика танка комполка Чокогуна. Немцы замешкались, и в это время значительно выдвинулась вперед самоходка Леши Рябикова. По ней тут же открыли огонь сразу из нескольких танков, но машина успела проскочить в распадок, и немцы потеряли ее из виду. А самоходка внезапно выскочила из оврага и почти в упор зажгла ближайший немецкий танк! Однако скрыться не успела, ее подожгли, но экипаж, истекая кровью, сумел выползти к своим.

Наши подразделения и части снова перешли в контратаку, но продвинулись очень мало и потеряли два танка. Атака захлебнулась. И тут внезапный удар по левому флангу противника нанесла батарея Поливоды, уничтожив сразу три танка! Танкистам бригады удалось зажечь еще два. И немцы начали отступать.

В засаде под Ястребенькой

В районе Брусилова бригада и наш 1454-й полк трое суток вели ожесточенные бои, отбивая по нескольку атак в день. Как всегда неожиданно, в ночь с 21 на 22 ноября, полк был переброшен в Ястребеньку, расположенную километрах в десяти восточнее Брусилова. Сюда противник перенес направление главного удара, сосредоточив большое количество танков и пехоты в районе Дивин и Вильшки.

В село Ястребенька, растянувшееся километра на два с севера на юг, мы вошли на рассвете с северной стороны. Белые хаты делали предутреннюю мглу более прозрачной, но дым из печных труб еще казался почти черным. Голова колонны остановилась недалеко от южной окраины села. Заглушили двигатели. И внезапно вместо чада сгорающего дизельного топлива мы ощутили несказанно родной запах только что испеченного хлеба, разбудивший острое чувство радости и одновременно тоски по домашнему очагу, близким.

Перекур длился всего несколько минут, но за эти минуты солдаты успели разыскать Антона Некрасова, Наума Андреева, Митю и Рему — качали их, подбрасывали на руках, скандируя:

— Мо-лод-цы! Мо-лод-цы!..

Они действительно заслужили почестей! Это они с колокольни поливали очередями из двух пулеметов атакующих немцев! Отличная была работа!

— Офицерам к командиру полка! — выкрикнул замначштаба Архипов.

Командир полка майор Мельников поставил подразделениям боевую задачу:

— Противник крупными силами танков и пехоты при массированной поддержке авиации и артиллерии перешел в наступление в двух направлениях: Дивин — Хомутец и Дивин — Вильшка. На обоих направлениях наши части вынуждены начать отступление. Полк должен занять оборону на южной и юго-западной окраинах Ястребеньки с целью не допустить прорыва противника в северном направлении.

— А тебе, лейтенант Крысов, — подозвал меня комполка, — выйти взводом вон в ту южную рощу на высоте 187,7 и организовать там засаду.

В поисках позиции мы с Макаровым внезапно наткнулись на старые танковые окопы, уже заросшие травой и мелким кустарником, — это была удача! Не мешкая, поставили в них самоходки. Обрадовались не только мы, но и экипажи, избавленные от тяжелых земляных работ, да и времени, по существу, у нас не оставалось, противник мог объявиться в любой момент.

На небольшой высоте в сосновой роще уже находился в обороне стрелковый батальон 70-й мехбригады, командовал батальоном наш знакомый — тот самый старший лейтенант Юрий Смирнов, что благодарил нас за бой с танками. Мы с Макаровым поздоровались с комбатом за руку, и я доложил о полученной задаче. Комбат производил хорошее впечатление, высок, мужественное загорелое лицо с большим шрамом. Два ордена на груди говорили о немалом боевом опыте. Людей в его батальоне осталось мало, не более тридцати человек, зато — около десятка пулеметов, и у всех, включая комбата, — автоматы, а в нишах окопов я заметил порядочно противопехотных и противотанковых гранат. Комбат рассказал, что батальон занял здесь оборону прошлым вечером, чтобы прикрыть отход 47-го танкового полка и 1-го батальона мехбригады, которые вели тяжелые бои с превосходящими силами противника и, понеся большие потери, начали отходить.

Согласовали действия со стрелками и пулеметчиками, а потом с Макаровым и наводчиками провели тщательную подготовку данных для ведения огня из засады.

— Товарищ лейтенант, вы не почувствовали в селе запах жареной картошки и свежа-а-йшего хлеба? — вопросил Королев.

— Открывай-ка тушенку! — унял мечтателя. — Поедим ее, родимую, и нежареной да с сухарями и запьем водичкою.

Завтракали на казеннике пушки, периодически поглядывая на вражеские танки, стоявшие в боевых порядках на северной окраине села Вильшки. От нас тяжелые танки казались маленькими коробочками землистого цвета, только через бинокль мне удалось рассмотреть, что развернуты они фронтом на Ястребеньку — то есть прямо на нас.

* * *

Первая атака врага.

Как всегда, авиация противника вначале нанесла бомбовые удары по Ястребеньке, а потом долбанула — бомб пятнадцать! — и по нашей роще. Заколыхалась земля! С корнями вырывало могучие сосны! Слава богу, зенитчикам бригады удалось сбить один бомбардировщик, и вражеским асам пришлось сразу повысить потолок, а значит, уменьшилась точность бомбометания.

Не успели ликвидировать последствия бомбежки, как принялись за дело артиллерия и реактивные минометы — открыли массированный огонь по позициям полка и бригады, а мимоходом и по нашей высоте, видимо, полагая, что в роще тоже есть войска. Очень меня волновало положение там, в полку, так как они не успели вырыть окопы, а тут удар за ударом да еще такие, что от сплошных разрывов даже села не видно! По нам били значительно меньше, но и в батальоне были тяжело ранены три бойца.