Батя под ёлку

Поцелуй выходит неважнецким, потому что Алена не пускает мой язык внутрь, сжимает зубы.

Впрочем, я бы сам не рискнул заходить столь далеко – язык мне дорог.

– Пусти маму, - кричит дочь, царапая мои руки. Она явно не понимает, что я делал только что с Аленой.

Не реагирую, и маленькая засранка кусает мне руку.

– Твою мать! – ослабляю хватку, одергиваю руку. – Арина, ты чё делаешь?

– Маму спасаю! – малая льнет к опекунше, обнимает ее за ноги.

– Ты меня должна спасать! – злюсь на нее.

Я значит, всё бросил, рискую, еду за подарками для нее, а она по-прежнему любит чужачку больше, чем меня.

Неблагодарная девчонка.

Если бы она не была так важна для меня, меня бы уже здесь не было.

– Такси, - Алена показывает на подъезжающий автомобиль.

Садимся, едем в ближайшую поликлинику, где есть травмпункт.

К сожалению, путешествие продлевается, когда нам говорят, что у них нет аппарата КТ, и вызывают скорую помощь, чтобы отвезти Алену в больницу.

– Мамочка больна?

– Нет. На таких как она всё заживает. В целом у кошек девять жизней, - шучу я.

Но дочь смотрит на меня серьезно, прищурившись.Точь-в-точь, как это делала ее родная мать.

Глава 13

Демид

Запихиваемся в скорую помощь, едем на КТ.

– Сидеть неудобно, однако, -бурчу я.

– Не мерседес класса люкс, - язвит врач в синей специальный костюм и синей теплой куртке.

– Я заметил, - недовольно смотрю на нее.

– Для вас в самый раз, - отвечает женщина грубо.

Что она имеет ввиду? Что я выгляжу в самый раз для этого места?

Ну так в этом виноваты многодневное скитание по огромным просторам страны, и нежелание жизни дать мне покой и удовлетворение моих желаний, из которых я целый список составил.

– Демид, ты невыносимый, - выдыхает Алена, и я замечаю на ее лбу бисеринки пота.

Сердце сжимается от боли, и больно так, будто мне кости грудной клетки дробят.

Странная эмоция, отгоняю ее от себя. Концентрируюсь на другом, на том, как же сильно я ненавижу этот его взгляд – дотошный и прожигающий. А еще сожалеющий о встрече со мной.

Дарю ей в ответ волчий оскал.

Ее взгляд становится более сочувствующим, будто я неизлечимо боле ликантропией.

И проникает в меня. Спустя мгновение теплоту ощущаю к ней, несмотря на то, что она разрушила мои планы на праздник.

– Он закрыл дверь, - рассказывает врачу Алена, и при этом тычет в меня. – И я не успела остановиться, ударилась лицом об дверь. Тут же началось кровотечение.

Снова на меня смотрит, сама терпеть не может, а саму так и тянет поглазеть на меня.

Похоже, я неотразим. Звериное притяжение. Ясно-понятно.

Врач смотрит на меня таким борзым взглядом, будто готова открыть дверь и вытолкать из машины на ходу, чтобы освободить пациентку от боли и ее источника.

Дочь тяжело вздохнула, а я машинально вцепился в жесткое кресло. Так на всякий случай. Мало надежды на то, что меня пожалеют.

Дочь повернула ко мне маленькое личико, а я вспомнил ее сильные руки, понял, что даже эта девочка – маленькая женщина – порождение ада… фу! Женского мира.

Я смотрел на тускло сияющие глаза дочери, и осторожно взял Аришу за руку.

Ее взгляд выражал отчаянье и недоумение, она явно решала – вырвать руку или нет.

– Ариш, котенок, прости меня за всё. За то, что тетку твою обидел, - киваю на блондинку. – Я не со зла, просто не умел никогда общаться с маленькими девочками и опекуншами. Ты ведь моя единственная дочь, у меня другого опыта нет.

– Ты человек без чести и совести, - шипит Алена. – Смеешь врать ребенку.

– Послушай, - хватаю опекуншу за руку. – Будь человеком хоть в праздничные дни, а не… - замолкаю.

– Не кем?.. – шипит рассерженно.

– Прекратите, - врач показывает рукой на Алену. – Вы же врач, должны понимать, что вам показан покой для скорейшего выздоровления.

– Сколько? – рычу я. – Сколько дней ей нельзя нервничать? Когда можно начинать?..

– Две недели!

– О-о, к этому моменту я буду далеко от нее. Могу обещать лишь три дня покоя. А дальше сама-сама.

Алена с трудом скрывает разочарование, вцепившись в меня потемневшим взглядом шипит:

– Когда ты упадешь, я пройду по твоей противной морде лица.

– Жестко.

Инстинктивно сжимаюсь.

Цепенею. Смотрю на нее.

Отмечаю, когда она злится, кажется еще милее и желаннее.

Приезжаем в больницу. Здесь в приемном покое полно народа. Раздражающего.

Тридцатое декабря, многие навеселе, что их и превратило в куклу Ванька-встанька. На улице ударил морозец, вот все неваляшки и завалились. Теперь будут чалиться в праздники в стационаре.

Невежественные глупцы.

Надо было портить себе праздник?

Первых принимают тех, кто на каталках, а нам показывают на стульчики с жесткими сидушками.

– Ждите, - отдают паспорт, зарегистрировав пациента.

Спустя два часа мои нервы сдают – я закатываю сканадал.

Ну как закатываю, отодвигаю того, кто вне очереди, завожу в кабинет Алену, где ее допрашивают, принимала ли она что-нибудь, не бил ли ее кто. Потом ее отправляют на компьютерную томографию, куда не пускают Аришу.

Опекунша нервно смотрит на меня.

– Я не пойду без Ариши.

– Клянусь, что с места не сойду. Никуда я не сбегу с ней.

Девушка бледная с горящим взглядом. Она прямо одержима моей дочерью, и это начинает меня пугать.

Между маленькой девочкой и опекуншей будто пуповина.

Дочь фыркает, касается матери.

– Мама, ты иди, я буду очень громко кричать, если он захочет украсть меня.

– Какая ты у меня сообразительная, - улыбаюсь с гордостью.

Ариша смотрит на меня как на странное существо.

– Проходите уже, - бубнит недовольно врачиха в рентгенкабинете и блондинка пятится спиной к аппарату.

Захлопываю дверь, сажусь рядом с кабинетом.

– Почему ты не приезжал раньше? Ты слышал, как я звала тебя? Давно, - разгибает пальчики. – Пока Алена не пришла, я сидела на подоконнике и просила у неба, чтобы папа пришел и забрал меня.