Байки негевского бабайки. Том1

смешанный с чем-то умнО,

в сто раз круче, чем херес

и ледяное вино.

Пришел король Шотландский,

безжалостный к врагам.

Узнал про этот способ

понравится богам.

Рычит шотландец зверем:

"Опять в краю моем

цветет медвяный вереск

а мы винище пьем."

Но вот, согласно эдикта,

ведут к королю старичка,

на вид совершенно пикта:

обкуренного торчка.

Король сказал: "Открой-ка

секрет ваш. Озолочу.

Мне надоела попойка.

Я покурить хочу"

Ответил пикт: "Как два пальца!

Хули той тайны, *ля.

Нужны человечьи яйца.

И лучше всего – короля.

А лучше бы яйца пикта,

Шотландца хуже уже

Но это вроде реликта.

Мы, *ля, вымерли же.

А чтоб сильней забирало

не жмоться, себя веселя.

Яйца двух сотен вассалов

заменят одно – короля.

И не жалей приближенных,

коль надоело вино.

Я и свои бы отдал,

но я их скурил давно."

И вот, под гудение горнов,

стоны слышны и плач.

У четырех сотен придворных

яйца отрезал палач.

От боли зелено-сини

дети Шотландской земли

старому пикту в корзине

яйца свои принесли.

Как раз во дворце королевском

замер последний крик.

И эхом ему ответил

балдея торчок-старик:

Выглядит вроде жутко,

но ты посмеяться изволь:

Ведь правда, прикольная шутка

вышла, братец король?

Кури ты что хочешь, зая!

Я, видишь ли, просто псих.

Состава смеси не знаю.

Балдею от шуток своих.

1.47 Пародия на "ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ" М.Ю.Лермонтова

По паковым льдам океана

где пАзорей блеск в небесах

скрипит броневик одинокий

на мощных литых колесАх.

Ничто ему снежные бури,

разводы, дрейфующий лед

И молча в одной амбразуре

как пенис торчит пулемет.

Не видно знамен пролетарских

плакатов не видно вокруг

лишь кое-где белые мишки

со льдины срываются вдруг.

А в гордой столице России

разлегся, немножко смердя,

безмозглый (итог биопсии)

труп доброго Вовы. Вождя.

Лежит он в большой пирамиде

у самой Кремлевской стены

и Вовиным Слову и Делу

молились России сыны.

Прославили Вову народы:

Мол, был всех мудрей и добрей.

И строили царство свободы:

колоний и трудлагерей.

Народней Вождя и милее

чем Вова и быть не могло.

За это он был в Мавзолее

упрятан за бронестекло.

И чтобы из этой гробницы

случайно вдруг не улизнул

стоял на виду у столицы

Кремлевских ребят караул.

А рядом попрятались в стенке,

порядок и благость блюдя,

генсеки и прочая пенка,

что делала дело вождя.

И парни кремлевские бают,

Что полночью под юбилей

во тьме броневик подъезжает

под самый под тот Мавзолей.

И будто, проходит мгновенье,

и слышится стон или крик,

И Вова крылатою тенью

взлетает на тот броневик.

Не взявшись за поручень крепкий

Одною рукой, как атлет

он вытянет в сторону кепку

И всунет вторую в жилет.

И в Васю Блаженного тыча,

И матом ругая режим,

Соратников верных он кличет:

"В Швейцагию, бгатья! Бежим!

Власть снова в стгане захватила

компания вгеменщиков

в их лапах финансы и сила,

нагод превгатился в габов.

Товагищи! Дети и внуки!

Тегпеть ли нам эту напасть?

Зачем геволюции муки,

коль суки присвоили власть?!"

Соратники в стенах рыдают,

им тоже б в Европу удрать.

Но вдруг из ворот вылетает

чиновников черная рать.

Разносяться жуткие звуки,

вой волка и свист патрулей,

а Вову хватают за руки

и тащат в его Мавзолей.

А Вова то маму их хает

То грозно клянет за обман…

Но звук постепенно стихает

и площадь скрывает туман.

И, если рассказам поверить,

Пройдет еще десять минут

Чиновники выйдут сквозь двери

и прах с рукавов отряхнут.

И, лица скрывая стыдливо,

чиновничья стая бредет

И тает толпой молчаливой

под сводами Спасских ворот.

И горько взвывая, пиано,

Сквозь стены Кремля, напрямик

Укатит опять к океану

ненужный пока броневик.

1.48 Пародия на Сказка о царе Салтане А С Пушкина

ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ кн.ГВИДОНА

Читатель, дай шепну на ушко,

И этим груз сниму с души:

Ко мне во сне явился Пушкин

И с матом требовал: 'Пиши!'

А я, как дядя честных правил

Болел и с горя пил 'Кристалл'

И если б Пушкин не заставил,

Писать пародию б не стал.

Здесь срамота, и мат не в меру,

Глагольна рифма режет глаз.

Ханжи, эстеты, лицемеры -

Сие писалось не для вас!

Да, плод моих полночных бдений

Не завоюет мне наград,

Тем более, что я не гений,

А стихоблуд и рифмокрад.

За стиль краснею до макушки

За слог готов хоть сесть в тюрьму.

Но виноват не я, а Пушкин.

И все претензии – ему!