Базельские колокола

— Если это необходимо… — ответила Диана, снова поводя бюстом среди вышитых простынь.

Вечером госпожа де Неттанкур и Эдуард обедали на улице д’Оффемон. У Дианы был длинный разговор с матерью. По дороге домой Эдуард, весьма оживлённый, спросил Кристиану:

— Что тебе сказала Диана?

— Диана святая женщина, — не вдаваясь в подробности, ответила госпожа де Неттанкур, — но мне необходимо повидать мадам Блэн.

VIII

В среду капитан де Сабран получил от Дианы письмо. Крупным почерком бывшей ученицы монастырского пансиона она писала, что не знает, как ей быть, что она никому не говорила о своём намерении написать ему, в особенности же она не хотела бы, чтоб об этом узнал её муж, что она в постели, со льдом на животе, и что всё, что ей остаётся, — это довериться ему, его благородству. Ей, очевидно, придётся перенести тяжёлую, может быть смертельную операцию, и ей не хотелось бы умереть, не поговорив с братом Пьера де Сабран. Может быть, он зашёл бы к ней сегодня или завтра, часа в три? Она постарается, чтобы её сына, Гюи, не было дома, а его проведёт к ней госпожа де Леренс, на которую можно вполне положиться. Жорж сейчас так занят делами, что она всегда одна. Диана писала, что она, конечно, могла бы обратиться к Маргарите, — ей так больно было не видеть её в эти ужасные дни, — но Маргарита ещё почти что девушка, поймёт ли она? Совсем другое дело — он. И так далее.

Капитан де Сабран сначала прошептал: «Какая наглость!» — и встал, чтобы пойти рассказать про письмо Маргарите. Но по дороге он остановился, улыбаясь: Маргарита и правда ещё почти девочка. Он перечитал письмо. На этот раз ему показалось, что местами письмо правдиво, и он невольно расчувствовался при мысли, что Диану будут оперировать: такая великолепная женщина! Вероятно, что-нибудь дамское. Как бы то ни было, следовало ответить. И лучше всего — сейчас же, раз она ждёт его сегодня. Он сел за письмо, но с первого же слова оказался в затруднении: chere madame, дорогой друг, милая Диана?.. Положение чрезвычайно щекотливое. Кстати, Диана ответа не просила. Она была уверена, что он придёт. Что же, разве он боится её? Ему стало стыдно. Лучше всего просто зайти к ней завтра.

В три часа (точно, по-военному) того же самого дня он был у дверей Дианы. Госпожа де Леренс провела его к Диане. Он не мог не заметить, что она называет его: «Капитан», и опускает глаза, в точности как содержательница публичного дома в Шалон-на-Марне. Диана, очень бледная, не подмазанная, читала, утопая в подушках постели. Из книги, которую она положила на одеяло, выпала сердоликовая закладка. Нагибаясь, чтобы поцеловать руку больной, Жак невольно прочёл заглавие книги: «Так говорил Заратустра», издание «Меркюр де Франс». Жак никогда не читал Ницше.

— Вы пришли. Как мне благодарить вас…

Она протянула ему руку и показала на кресло… Он придвинул стул. Усилие, которое пришлось сделать Диане, явно её утомило. Тягостное молчание. Жак де Сабран заговорил, немного нагнувшись к ней:

— Я был очень встревожен тем, что вы написали о вашем здоровье… Я думаю, что события последних недель имели к этому прямое отношение.

Диана чуть улыбнулась жалкой просветлённой улыбкой и сделала жест рукой: оставим это.

— Как поживает Маргарита? — спросила она.

Он сам не знал, почему этот вопрос так его смутил. Ему было немножко стыдно, что Маргарита не заболела. Лично он, к счастью, был очень занят. Во время забастовок его прикомандировали к министерству внутренних дел… Диана о забастовках не слыхала: Жорж не позволял ей читать газеты, чтобы не волновать её. Жак заметил над кроватью — огромной, квадратной кроватью, которая, кажется, принадлежала дю Барри, — испанскую мадонну, темнокожую, со светлыми глазами, разодетую, всю в драгоценностях. Диана показалась ему ещё чище, уже почти что не от мира сего. Он никогда прежде не видел её без колец; кстати, он заметил, что у неё на пальце нет и обручального кольца.

— Жак, — сказала она вдруг, положив свою руку на его руку. Никогда ещё она его так не называла. — Я хотела поговорить с вами как с братом. — И видимо, поняв всю двусмысленность своей фразы, тут же поправилась: — Как с братом того, кто погиб из-за меня.

— Из-за вас? Боже милостивый — отчего же из-за вас? При чём тут вы, Диана? Пьер вас почти не знал…

— Друг мой, я расскажу вам всё по порядку, но скажите мне, как же вы объясняете это… эту вещь, если вы думаете, что я тут ни при чём?

Жаку было совсем не по себе. Смешные капельки пота выступили у него на носу. Утираясь, он ответил:

— Как вам сказать, в первую минуту я просто был поражён и, признаюсь, никак себе этого не объяснял. Пьер и я были люди очень разные, и мне это показалось не более странным, чем вообще его вкусы. Но всё-таки, я слышал, что он пришёл к мосье Брюнелю просить денег…

Диана приподнялась в постели, кружевная её накидка распахнулась, показалась рубашка — видно было, как бьётся сердце:

— …Просить денег у Жоржа? Что за безумие! Пьер никогда бы этого не сделал!

Капитан уже извинялся. Правда, Пьер и мосье Брюнель никогда не были особенно близки, но что же в этом худого — попросить об одолжении человека, который ни в чём не нуждается? И, наконец, нельзя отрицать, что последнее время Пьер был кругом в долгах из-за одной дамы из «Опера-Комик»… Диана прикрыла глаза рукой:

— Мой бедный Пьеро! И всё по моей, моей вине…

— Объясните мне, в чём дело, Диана, я не могу понять даже, в чём вы себя вините!

Тогда Диана рассказала ему всю трагедию с начала до конца. Она говорила лихорадочно, — куда девался мраморный холод прекрасной госпожи Брюнель. Жак признался себе, что это ей ещё больше к лицу. Казалось, его присутствие не стесняет её. Временами она говорила как бы сама с собой. Иногда она понижала голос, и офицеру чудилось, что она исповедуется ему, и в то же время у него было какое-то ощущение греха. Он придвинулся к постели.

Диана схватила левой рукой его правую руку пониже локтя и не отпускала, — как будто перед ней проходило всё то, что она описывает, и она в испуге, точно видит призраков, держится за Жака.

Началось это в Сен-Сире, когда Жак их познакомил. Пьер сейчас же начал за ней ухаживать, но так по-детски, что она только смеялась. Жак, наверное, помнит акробатические выходки Пьера на конских состязаниях. И как он ей салютовал? После празднества он подошёл к ней, а она сделала ему выговор. В ответ на это он попросил у неё разрешения встретиться с ней.

— Это было безумием с моей стороны. Я должна была бы отказаться, не поощрять этого мальчика. Но откуда же я могла знать? Он был у меня раз и ещё раз. Но он не хотел встречаться с моими друзьями. Он прятался от вас, Жак.

Жак не мог прийти в себя от изумления. Он не узнавал своего брата. Этот наглый кутила, любивший исключительно атмосферу кулис…

— Может быть, я не так виновата, все знают, до чего я люблю моего мужа. Но ведь Жоржа никогда нет, он постоянно занят. Пьер отвлекал меня от мыслей, которые преследуют меня, когда я жду Жоржа. Он был так молод, такая в нём была свежесть…

Тут она, должно быть, заметила, как что-то промелькнуло в глазах капитана, и оттого она воскликнула с возмущением: