Базельские колокола

Ответа на лионский съезд пришлось ждать недолго.

Через день, около восьми с половиной часов вечера, в гараже Ваграм, между стоявшими там машинами раздался слабый взрыв, и машина номер 717-Ж-6 загорелась. Пожар потушили, но такси внутри всё выгорело. Около десяти часов то же самое произошло в машине 542-Ж-6. Потом около двух часов утра наступила очередь номеров 51-Ж-6 и 562-Ж-6. Тогда обыскали все машины и в одной нашли невзорвавшийся снаряд.

Такого же рода взрывы произошли в тот же вечер в гаражах Шаронн, «Всеобщей компании» и на площади Коланж в гараже «А», «Французской компании». Всего десять взрывов. На следующий день во всех газетах эти случаи описывались под такими же жирными заголовками, как дело Бонно. Анархистское покушение против консорциума такси. Несомненно, дело рук забастовщиков. Хотели поджечь гаражи. К счастью, бедствие предотвратили.

Все машины, в которых были найдены снаряды, были машинами штрейкбрехеров. Отказ Жореса выразить порицание охоте на лисиц (всего за два дня до этих инцидентов) был с возмущением отмечен.

Между тем начальник бригады, ведущей розыск, господин Кур, сделал следующее заявление: «Взрывчатые снаряды не представляли собой никакой опасности. Они могли лишь поджечь те машины, в которые они были помещены. Состав их обнаруживает познания в химии. С тех пор как приступили к работе, каждый день нанимают новых шофёров, и возможно, что виновные находятся среди них».

Странное заявление! Консорциум выразил протест. Он вполне уверен во всём своём персонале. Даже в шофёре, укравшем жемчуга мадам Лопес? Как бы то ни было, этот мосье Кур странно относится к своим обязанностям, приводя аргументы в пользу забастовщиков. Жозеф Кенель встретился с Вильямсом, и на следующий день «Пти репюбликен» давала полное разъяснение по этому делу.

Следствие показало, что снаряды были положены в машины таинственными седоками. Какой-то русский упорно нанимал машины «Всеобщей компании». И к тому же один шофёр-забастовщик уже два дня как исчез из дому, в Леваллуа. Чтобы не мешать следствию — имя его умалчивали. Писали ещё «о человеке в сером пальто».

На следующий день директор компании «Авто-плас» в Леваллуа получил по почте предостережение: собираются поджечь склад с горючим. Улица дез Ар и улица Марголен были немедленно оцеплены полицией, всех прохожих обыскивали. Арестовали несколько личностей, у которых оказались не в порядке бумаги. «Пти репюбликен» из всех вчерашних предположений остановилась на одном: на пропавшем забастовщике. Только он мог быть автором покушений — ищите, кому преступление приносит выгоду.

В субботу, 24 февраля, Париж засыпал под звуки «Сиди Брагим» и «Лотарингского марша». Военные шествия имели большой успех.

XV

Башеро выпустили из тюрьмы в конце месяца. Ещё не залеченная голова болела. У него бывали головокружения. Доктор уверял, что это пустяки, — может быть, и действительно ничего серьёзного не было… Приговорённый по полицейскому протоколу, Башеро попал сначала в Сантэ, а потом в Френ ²¹. Почему его гоняли? Спрашивать не имело смысла. Но именно тогда у него были сильные боли в голове. Раненый великан стонал, как ребёнок.

Когда он оказался на улицах Парижа, 29 февраля, он первым долгом стал искать глазами такси. Такси бегали, но с карточками профсоюза, свидетельствующими о том, что шофёры платят ежедневный налог. Значит, забастовка продолжается. Куда идти? Как вернуться в гостиницу? Ему нечем заплатить за комнату. Вещи его остались там. Башеро не был женат, и у него не было никого, кто позаботился бы об оставшихся вещах.

Между тем он не был одинок: товарищи, биржа труда. Прямо туда идут те, которые выходят из тюрьмы. Меркюро именно это и говорил. Подполковник занимался организацией военных шествий. Правительство придавало большое значение этим прогулкам под музыку. Следовало вернуть армии престиж, подорванный антимилитаристами в заговоре с муниципальными властями. Зло проникло в самую армию (офицеры-масоны проповедовали солдатам неповиновение. Восхитительно!). Специально назначенные люди разрабатывали программу шествий и их проведение в жизнь. Меркюро это дело очень интересовало: каждую субботу у него было впечатление, что он устраивает праздник. Он объяснил Елене, что такое это нововведение — биржа труда: цитадель анархии, антипатриотизма, генеральный штаб саботажников. «Если б нам дали свободу действий, мы бы живо очистили это разбойничье логово!» Одна из идей Меркюро состояла вот в чём: каждую субботу войска с музыкой должны дефилировать по улице Шато-д’О ²² или по крайней мере по бульвару Мажента. «Надо, чтоб бандиты слышали наш барабанный бой! Нужно, чтобы патриоты привыкли к мысли, что враг находится именно здесь!»

В предыдущее воскресенье в Леваллуа, на углу улицы Жид и площади Валлье, в такси, управляемое двумя штрейкбрехерами, попал камень. Кругом было много народа, но шофёры вылезли из машины и набросились на двух рабочих, не имевших никакого отношения к происшедшему: это были гости со свадьбы, из трактира рядом, на улице Жид. Другие гости вмешались, и шофёры, чувствуя, что сила не на их стороне, бросились бежать, предварительно разрядив револьверы в толпу. Юноша девятнадцати лет, раненный в живот, упал на асфальт.

В понедельник во время митинга на бирже труда возмущение забастовщиков приняло угрожающие размеры: что ж это такое, теперь лисицам выдают оружие! С возмущением произносили имя директора общества, раздававшего револьверы в гараже. Кто-то требовал его адрес. Руководство профсоюза волновалось: жизнь становилась всё труднее для забастовщиков, возникали трения с работающими шофёрами, так как пришлось повысить каждодневное отчисление в фонд забастовщиков до шести франков, всё это могло вызвать бурную реакцию. Фиансетт огласил анонимные письма, угрожающие взорвать дом профсоюзов на улице Каве. Правда, предположения газет по поводу дела о бомбах в гаражах оказались одно за другим негодными. Все провокации проваливались. До сих пор. Но что-то будет завтра?

Завтра — это тот самый день, когда госпожа де Леренс с Гюи шли под вечер через Тёрн к его друзьям, маленьким Скрябиным, после занятий в лицее Карно. В этот день на площади Гавр из автомобиля, в котором сидели трое мужчин, раздались три выстрела. Был убит полицейский, собиравшийся остановить машину. Потом машина, как метеор, пронеслась через Париж и скрылась, пока преследователей — случайных и полицейских — останавливали неожиданные препятствия: какая-то женщина как дура бросилась под беговую машину, реквизированную двумя полицейскими. У неё было сломано ребро, но Бонно, Гарнье и Ремон-Учёный исчезли, испугав по дороге вдову капитана де Леренс.

Бездарность полиции была слишком очевидна, необходимо было немедленно принять меры; тем более что ночью бандиты ограбили кабинет нотариуса в Понтуаз. Вот почему в среду арестовали Буэ и Диедонне, и кассир Каби, жертва улицы Орденер, послушно узнал в последнем грабителя; оставалось только поздравить полицию.

А бандиты продолжали быть на свободе.

В правительственных кругах считали, что последние события должны послужить уроком. В консорциуме такси Жозеф Кенель встретил всеобщее сочувствие, когда заявил, что наглость анархистов требует применения в стране чрезвычайных мер. Докладчик по бюджету в муниципальном совете Парижа, маститый господин Доссэ, требовал основания в столице «особого Сюртэ».

«Полиция должна предупреждать события, — писал он. — Я хочу этим сказать, что полицейские, на которых лежит анонимная и благородная миссия общественной охраны, должны были бы жить жизнью преступников, входить в организации деклассированных личностей и бандитов, принимать участие в задуманных „делах“, изучать с теми, которые их задумывают, шансы на удачу и неудачу. Мне небезызвестно, что в парижском Сюртэ есть такие тонкие и ловкие полицейские, которые довольно усердно занимаются описанной мною деятельностью. Но…»