Бедржих Сметана

Много часов проводил Сметана в стенах театра, а вечером после представления обычно отправлялся бродить по пустынным улицам Праги.

Кончен трудовой день. Можно немного отдохнуть. Сметана выходит на набережную. Здесь в этот час почти не бывает людей. Появится одинокий прохожий, пройдет торопливой походкой, и опять никого. Все тихо кругом, лишь ветер доносит шум разбивающихся о берег волн Влтавы. Хорошо побыть одному, собраться с мыслями. А подумать Сметане есть о чем. Пост главного дирижера налагает большие обязанности. Ему вверен теперь единственный в стране чешский театр, и от его усилий во многом будет зависеть развитие всей отечественной художественной культуры. Сметана понимал, что ни одно национальное искусство, как бы богаты ни были его истоки, не может развиваться обособленно. Достижения мастеров, и в первую очередь мастеров братских славянских культур, должны быть известны чехам. Дирекция театра требует, чтобы при выборе к постановке новых опер он руководствовался прежде всего кассовыми сборами. А Сметана считает необходимым познакомить соотечественников с произведениями Глинки, независимо от того, какой они принесут доход членам Театрального общества. В Праге должны по достоинству оценить красоту и своеобразие музыки Глинки. Но удастся ли поставить «Ивана Сусанина» или «Руслана»?..

Сметана медленно бредет вдоль реки, любуясь знакомой картиной. Есть ли в мире город прекраснее Праги? Наверное, нет. Но, во всяком случае, для него он самый лучший! Сметана долго вглядывается в посеребренные воды Влтавы и вспоминает предания о Либуше. Сюда, на песчаное дно, опустила княгиня золотую колыбель сына, чтобы скрыть ее от врагов. Но вернется к Чехии ее былая слава, и всплывет на поверхность колыбель… Как поэтичны эти народные придания, сколько в них веры в светлое будущее родины!..

Прорезая тишину, раздается торжественный удар колокола, затем второй, третий… И, как будто пробудившись от волшебного сна, со всех концов стобашенной Праги несутся звуки. Колоколам Градчан отвечает Мала Стр'aна, в их перекличку вступают удары колоколов Староместской площади и далекого Страговского монастыря. Короткие и продолжительные, нежные, точно серебристая россыпь, и мощные, словно грозный набат, затейливо переплетаясь, льются звуки, наполняя воздух. Настоящая вечерняя симфония!

Почти каждый вечер слушает ее Сметана и каждый раз испытывает необъяснимое волнение.

Утих вечерний звон, и снова все замерло. Бросив последний взгляд на Влтаву и словно дымкой покрытый силуэт Градчан, Сметана направляется к «Ежишку».

В этом ресторане почти каждый вечер собирались писатели, художники, артисты. Главным завсегдатаем был, конечно, Ян Неруда. Сын отставного солдата и поденщицы, он с малых лет познал горечь унижения и нищеты. В школе ему часто приходилось сносить оскорбления из-за своей заплатанной одежды и плохого владения немецким языком. И только огромный талант помог Неруде выдвинуться. Молодежь любила его стихи, а передовые круги чешской общественности ценили в Неруде бесстрашного защитника законных прав и интересов народа.

Мне рок сказал: воспой родимый край, Но пой лишь о страданиях народа, О том, как силой попрана свобода, И грозной болью песни напитай. Пусть исцелят народ напевы эти… (Перевод М. Павловой)

Громкий голос Неруды звучал со страниц крупнейших пражских газет и журналов. В стихах, рассказах, ярких публицистических очерках и фельетонах писатель откликался на самые злободневные вопросы. Он не девал покоя австрийским правителям и укреплял патриотизм чехов. Вокруг Неруды, едва он появлялся у «Ежишка» и занимал свое обычное место, всегда собирались писатели, студенты.

Вот и теперь под сводами «Ежишка» раскатисто звучит голос поэта, читающего свои стихи:

Мы били мир в лицо не раз, По головам мир бил и нас. Уже мы многих погребли, Похоронить могли и нас. Больны мы были, — пробил час, Здоровы мы, сильны сейчас. Ура, герои, мы еще живем, И бить себя другим мы не даем! (Перевод М. Зенкевича)

«Не даем! Не даем!» — раздается в разных концах зала, как многократное эхо. Собравшиеся просят Неруду прочитать еще что-нибудь. И стихи звучат снова, звучат как вдохновенная музыка. Вдруг Неруда замолкает. Лукаво смотрит кругом и, подняв бокал с красным мельницким вином, продолжает уже совсем другим голосом:

Не хочу совсем я пива, Красного хочу вина: Ведь от пива мысль ленива, Еле движется она. Из-за пива наше дело Не идет вперед давно, Коль хотим помочь мы людям, Надо пить вино, вино! (Перевод И. Баукова)

Громкий смех и одобрительные возгласы раздаются в ответ, заглушая мощные раскаты нерудовского баса, когда усталый Сметана входит в ресторан. Молча, кивком головы приветствует он собравшихся и, привычным жестом протерев очки, садится за столик. Неруда читает дальше:

Вы боитесь, что хмельная влага Вдруг развяжет вам язык, Кто всю жизнь проводит в лицедействе, С правдой ладить не привык! А у нас совсем иное братство — В единении своем Не боимся мы проговориться, Потому-то мы и пьем!.. (Перевод А. Арго)

Сметана ужинает, с удовольствием слушая стихи и поглядывая на своего друга. Поистине неуемная силища клокочет в этом могучем теле.

Покончив с ужином, Сметана закуривает сигару и начинает колечками выпускать дым. Как виртуозный фокусник, воздвигает он над своей головой целое сооружение из этих колец. Общительность и разговорчивость возвращаются к нему. Пересев поближе к Неруде, он включается в общую беседу. Шутки и смех не умолкают. Откуда-то появляются карты, и Сметана садится играть. Играет он без особого азарта, так чтобы только развлечься.

Отложив карты, он заводит разговор о музыке, о театре. Сметана привык всегда делиться с друзьями своими планами. А вопрос о постановке русских опер так заботит его.

С симфоническими произведениями Глинки Сметана уже познакомил своих соотечественников. После «Камаринской» под его управлением в Праге исполнялись увертюра в «Князю Холмскому» и «Арагонская хота». Теперь на очереди оперы.

Йозеф Колар предлагает перевести «Ивана Сусанина». Это очень обрадовало Сметану. В Праге многие хорошо знали русский язык и свободно читали в подлинниках русских писателей и поэтов. Мотивы борьбы и стремление к свободе, запечатлевшиеся в творчестве русских авторов, особенно привлекали чехов. Они ведь тоже мечтали о том времени, когда «взойдет она, заря пленительного счастья» и родина их «воспрянет ото сна». Некоторые чешские ученые и литераторы переводили Пушкина, Жуковского, Гоголя. Еще в 1858 году в Праге шла инсценировка «Тараса Бульбы» Гоголя.

Но Сметана понимает, что лучше Колара перевести либретто никто не сможет. Колар много лет преподавал русский язык в Пражском университете. Кроме того, он сам пишет стихи и хорошо знаком с музыкой. А ведь это очень важно, так как перевод либретто должен быть эквиритмичен, чтобы слова точно ложились на музыку. Но раз Колар берется за это, Сметане можно быть спокойным: все будет в порядке.

Теперь остановка за нотами. Переписать партию для оркестра стоит больших денег. А Сметана уверен что дирекция театра не даст их. Не один раз он уже заводил об этом разговор, но безуспешно.