Бедржих Сметана

«Две вдовы» были написаны в очень короткий срок — с 16 июня 1873 года по 15 января 1874 года.

Почти шесть лет прошло со дня премьеры «Далибора». В эти годы, кроме «Проданной невесты», не сходившей с репертуара, в театре крайне редко ставились оперы Сметаны. Но, несмотря на это, враги композитора постоянно заявляли, что его музыка звучит слишком часто, что Сметана-дирижер покровительствует Сметане-композитору. Чтобы избежать лишнего злословия, Сметана счел самым благоразумным приурочить премьеру «Двух вдов» ко дню своего бенефиса, для которого он волен был выбирать любое произведение. Кроме того, в этот день все вырученные деньги шли в его пользу, а следовательно, в случае неуспеха страдал только он один.

До бенефиса оставалось немногим больше двух месяцев. Срок был слишком маленький для того, чтобы расписать и разучить партии. И если бы не помощь Адольфа Чеха, второго капельмейстера театра, постановку не успели бы подготовить. Чех целые дни проводил в театре, используя малейшую возможность для репетиций с певцами и оркестром. К счастью, главных ролей было мало. С Марией Ситтовой, исполнявшей роль Каролины, почти не пришлось работать. Талантливая артистка, прозванная за свой чудесный голос и сценическое мастерство «первой чешской примадонной», умела самые трудные партии разучивать в несколько дней. Эма Сакова, которой была поручена роль Анежки, несмотря на свою молодость, была также достаточно опытной певицей. Мастерство солистов — Антонина Вавры и Карла Чеха, брата Адольфа, — было хорошо известно. Кроме того, артисты так любили Сметану, что будь партии Ладислава и Мумлала во много раз труднее и больше, они бы их разучили только для того, чтобы доставить удовольствие композитору.

Молодой режиссер Эдмунд Хваловский, для которого постановка «Двух вдов» была первой работой, трудился с энтузиазмом. Не выходя из театра, он делал десятки набросков, разрабатывал мизансцены, тут же их сам браковал и начинал снова. Вот в такой спешке, но с большой радостью и любовью готовилась премьера «Двух вдов».

А Неруда тем временем старался оповестить общественность. 8 марта 1874 года он писал в одной из статей:

«Я рад, что по крайней мере об одной вещи могу сегодня говорить с наслаждением. Новую комическую оперу Сметаны «Две вдовы» мы услышим примерно через четырнадцать дней. Ноты уже все переписаны, солисты имеют свои партии, хоры старательно разучиваются. Знатоки, которые имели возможность посмотреть партитуру, восхищены красотами этого нового произведения. «Две вдовы», по-видимому, являются достойным продолжением «Проданной невесты»; хотя эта опера имеет камерный характер, за исключением, разумеется, народных хоров, опять производящих сильное впечатление, — все же это вновь та дорогая нам музыка Сметаны, которая как будто льется из певучей души самого народа. В этом отношении мы можем действительно говорить о безмерном счастье: с самого зарождения чешской оперы иметь такого гения, который своими несколькими великими творениями указал пути ее развития на вечные времена. Что бы мы делали без Сметаны?»

С волнением ожидал Сметана премьеры. Последнее время нервы его совсем расшатались. Постоянные нападки врагов лишили его душевного спокойствия и вывели из равновесия. Сказывалось еще и большое утомление от напряженной работы. Уже не раз он жаловался Срб-Дебрнову и Прохазке на плохое самочувствие, и друзья уговаривали его после премьеры поехать отдыхать.

27 марта 1874 года каждый входивший в зал театра сразу чувствовал, что в этот вечер будет не просто очередная премьера, а большое торжество чешского искусства. Национальные цвета лент ярко выделялись на темной зелени двух лавровых венков, возвышавшихся на дирижерском пульте. «Нашему знаменитому маэстро Бедржиху Сметане коллектив оркестра», — гласила надпись на одном из венков. «Нашему любимому капельмейстеру Бедржиху Сметане от коллектива хора», — можно было прочитать на другом. На венках лежала серебряная дирижерская палочка — дар друзей и почитателей композитора, на которой было выгравировано: «27 марта 1874 — «Две вдовы». Громкими криками «Слава!» встретили зрители появление композитора.

Корреспондент, опубликовавший в «Народной газете» подробный отчет о премьере, закончил свою заметку словами: «Это был знаменательный день в истории чешского искусства».

Да, это был действительно знаменательный день. Не потому, конечно, что на сцене пражского театра появилась маленькая, веселая опера Сметаны. Она не открывала новых горизонтов. По существу, это было развитием уже достигнутого. Недаром Неруда писал, что «Две вдовы» «являются достойным продолжением «Проданной». Это хорошо понимали музыканты и зрители. Но разве утрачивает жемчужина свою ценность оттого, что похожа на ту, которая раньше попала в сокровищницу? Конечно, нет! Опера «Две вдовы» — это та же любимая чехами жизнерадостная музыка Сметаны. А день премьеры этой оперы был знаменателен тем, что пражане красноречиво выразили свое отношение и к музыке и к ее автору. Недаром обозреватель журнала «Люмир» писал: «Первое исполнение новой оперы явилось вместе с тем большой и заслуженной триумфальной победой композитора над врагами… — высший суд общественности во всеуслышание провозгласил свое желание, чтобы Сметану уважали и почитали как нашего первого музыканта, как гордость чешского искусства».

Враги Сметаны впоследствии старались представить дело так, будто бы вся эта демонстрация была организована друзьями композитора. Да, это были друзья. Но их делалось все больше и больше. Надписи на многочисленных венках, полученных в этот вечер композитором, красноречиво говорили о том, как широк круг его почитателей, как велика его популярность. Здесь были венки от «Общества чешских журналистов», от членов «Академического читательского общества», от «Почетного комитета академического хора», наконец просто от «Почитателей возвышенной музы Сметаны».

Но композитор помнил, сколько горьких минут ему пришлось пережить из-за «Далибора», хотя первое исполнение его было успешным. И теперь он боялся радоваться успеху «Двух вдов». Лучше, когда премьера проходит без особого шума, как было с «Проданной», говорил он, и популярность произведения возрастает постепенно. С тревогой ждал композитор высказываний враждебной прессы. Друзья считали, что беспокоиться нечего. Музыка оперы настолько пронизана национальными традициями, что к. ней невозможно придраться. Но Сметана хорошо знал беспринципность некоторых критиков из «штаба» Пиводы. И он не ошибся в своих опасениях.

Вопреки здравому смыслу «Музыкальная газета» и в этой новой опере Сметаны усмотрела «вагнерианство». Пивода не рискнул целиком опорочить оперу. С многословными оговорками он признавал, что чешская стихия чувствуется в хорах оперы, но только в хорах, спешил он подчеркнуть, — слушая их, вдруг вспоминаешь, что «Две вдовы» написал автор «Проданной». Но как бы спохватившись, он тут же критиковал музыку Сметаны за то, что якобы слишком мощное звучание оркестра и здесь, мешает певцам. Поистине злоба врагов Сметаны была безгранична!

Во второй статье, помещенной в «Музыкальной газете» 16 апреля и подписанной лишь буквами «TT», автор в совершенно недопустимых выражениях издевался над Сметаной и его друзьями. Искажая слова Неруды, он писал, что вместо Гималайских гор, якобы обещанных писателем, он увидел только маленький холмик. И если бы не газетная шумиха, продолжал рецензент, то все бы сразу поняли, что нужно «выбросить этих двух вдов вместе с музыкой Сметаны».

Выступления «Музыкальной газеты» резко выделялись среди положительных отзывов остальной прессы. В «Народной газете» Прохазка давал высокую оценку опере, хвалил гармонию и оркестровые краски сочинения, поэтичность и живописность музыки. Журнал «Просвещение» поместил статью молодого музыканта Вацлава Иуды Новотного, в которой автор подчеркивал национальный характер творчества Сметаны и проводил параллель между ним и Глинкой. Сделав ряд критических замечаний по поводу либретто, он указал, что успех премьеры объясняется «прежде всего блестящей, насыщенной чисто чешским духом партитурой».

Даже такие органы печати, как, например, «Светозор», которые не питали особенных симпатий к Сметане, не отрицали ценность его музыки и хвалили композитора за высокое мастерство.

Тем больнее показались сейчас композитору несправедливые нападки пиводовцев. Сметана устал от ядовитых уколов, сохранять равновесие становилось все труднее. Каждая новая рана причиняла большие душевные мучения. Однако внешне он старался, как и прежде, сохранять спокойствие. И, предоставляя «Далибору» и друзьям в других газетах продолжать полемику с пиводовцами, работал.

Уже через три дня после премьеры, 30 марта, на Жофине в филармоническом концерте Сметана впервые исполнил ми-бемоль-мажорную симфонию Дворжака. Пропагандировать произведения молодых композиторов он считал своим долгом. Затем Сметана организовал большой торжественный концерт в ознаменование столетия со дня рождения выдающегося чешского композитора Вацлава Яна Томашка. В этот вечер Сметана дирижировал увертюрой Томашка, а в заключение, концерта сыграл его фортепьянные сочинения. Томашек придавал большое значение не столько виртуозности, сколько задушевной выразительности инструментальной музыки. Он образно сравнивал руки своего знаменитого соотечественника Яна Ладислава Дусика с «ансамблем десяти певцов». Томашек сам стремился к тому, чтобы его игра была напевной, и учил этому молодых чешских музыкантов. Напевность в высокой степени была присуща и Сметане. И сейчас, отдавая дань уважения памяти своего предшественника, Сметана играл с особенным подъемом его патетически выразительные пьесы.