Бегство из рая (сборник)
Шрифт:
другой стране, и это навсегда... Она не знает, что завтра я поки-
даю ее. О, как рада она сладостям, которые я ей привезла. По-
тухшее лицо преображается, молодеет...
Только ты не спеши уходить... Спасибо, что не забыва-
ешь... Пирожки с вишней! Вишня из Вашего сада? Узнаю ее
вкус! Она такая сочная, медовая...
Я не говорю ей об отъезде и уже не скажу последнее
«Прости».
132
Бегство из рая
Фотографии на пожелтевшей бумаге: маленькая девочка-
первоклассница в
тами в пепельных волосах и статная чернобровая крестьянка с
дерзким взглядом пронзительных глаз... До сих пор эти фото-
графии излучают энергию того Времени. Как хочется уйти, спря-
таться в этих черно-белых незатейливых интерьерах, раство-
риться в этих далеких лицах...
В туманной прохладе чужого дома, как чужого мира, не-
уютно. Милая хозяйка роскошной виллы, славный малыш с не-
знакомым именем Хен, нет, я не буду с вами!
Как мы узнали, что у Наташи есть сын? Не сразу. Мне было
уже лет пять. Я все помню! В дверях оборванный деревенс-
кий подросток...
Вечер. Все за столом чинно пьют чай. Бледная до синевы
Наташа только шепчет: «Господи... Господи прости!»
Неловкая пауза. Первыми приходят в себя родители:
Наташа, что же Вы никогда не рассказывали о сыне? Его
надо немедленно накормить!
Он ел жадно, ни на кого не глядя. Было в стране еще голодно
в то лето начала 50-х.
Первые детские слезы ревности: а вдруг она уйдет с ним?
Не ушла!!! Бедная, бедная моя Наташа!
Солдатская вдова, потерявшая под бомбежкой ребенка, сда-
ет другого, оставшегося в живых, в интернат в деревне, где жи-
вет сестра. А сама на заработки в город, чтобы выжить.
Не судите строго! Кто виноват? Думала, заработает на нор-
мальную жизнь, будет растить Витю, а случилось так, что оста-
лась навсегда в чужой семье, возле чужого ребенка.
Только сейчас, через столько лет я понимаю, как он должен
был меня ненавидеть, этот бледный, заброшенный пацан. Я от-
няла у него мать, сделав его почти сиротой, я отняла у него дет-
ство... Ее сказки и песни украдены у него, только он их никогда
не слыхал. Нечаянная любовь к чужому ребенку стала преда-
тельством собственного сына. Вот ведь как иногда бывает...
133
Ирина Цыпина
Детский лепет возвращает меня в мои израильские проблемы.
Почему я еще здесь, в чужом доме, в чужой семье? Гото-
вая все принять и полюбить... Мой маленький сын сейчас, в эту
минуту, где-то играет в футбол, еще не зная, какому риску я под-
вергаю наш хрупкий семейный мир.
Нет, я не смогу работать бэби-ситтером... Только не спра-
шивайте, это сложно объяснить, тем более на иврите.
Я помню редкие приезды ее непутевого Витьки. Он часто
дебоширил, ссорился с ней, кричал и всегда был «навеселе».
Растерянная Наташа всегда
молчала, только морщинки угуб становились все заметнее и глубже. Она уже давно не уме-
ла улыбаться...
В детстве мы всех воспринимаем через себя. Помню все-
гда спешащих родителей, отец делал карьеру, мама писала дис-
сертацию, бабушка была «гранд-дамой», и только Наташа ни-
куда не торопилась, всегда была рядом, всегда была со мной.
Самая понимающая, самая любящая...
В эмиграции выживают люди без комплексов. Я знаю: в эк-
стремальной ситуации надо подавить эмоции. Но кто поймет
логику поступков? Память тасует те страшные дни...
Я опять в прошлом...
Палата интенсивной терапии. За окнами снег, зима. Она по-
чти неживая. Узнала? Не узнала?
О, как фанатично молилась я возле нее, умирающей, не зная
ее обрядов и молитв... Не хватало слез, не хватало сил, мир
сосредоточился возле этой больничной койки... Я теряла ее.
Помню отчетливо то воскресенье: после бессонной ночи,
проведенной в больнице, я провалилась в тяжелый сон.
Настойчивый звонок в дверь будит меня, но от усталости не
могу встать. Кто-то вздыхает, топчется за дверью... Медленно
открываю. Витька. Трезвый и постаревший ее сын.
Он стеснительно теребит в руках потертую шапку-ушанку и
ничего не говорит. Мы не виделись, думаю, лет 20... Нет, это не
телепатия и не мистика, не парапсихологический эксперимент; 134
Бегство из рая
просто, я вызвала его телеграммой к тяжело больной матери.
Но, почему он так спокоен? Ведь Она там одна в ужасной белой
тишине больницы! Почему у него такой отчужденный взгляд?
Ее глаза... Только никогда они не были такими далекими, колю-
чими, злыми.
Витька, Витька, прости!!!
Ты суешь мне маленький пакетик с замерзшими на морозе
мандаринками и растворяешься без слов в черном проеме две-
ри. Ты ушел, почти отказался, исчез... Не ломился через строй
санитарок в реанимацию, не умолял врачей, не рыдал на плече
медсестры, не ждал часами в холодном каменном вестибюле.
Ты ушел. Это меня она звала в бреду, это меня она узнала из
забытья, это я ее, как ребенка, выходила. Ее выздоровление было
как чудо, как сказка со счастливым концом... А счастья не бы-
вало!!!
Я уехала. Она осталась, что называется, «доживать» в ста-
рости и бедности российской разрухи. Прости меня, Б-г. . Вот и
все.
Жара. Хамсин. Чужой язык. И уходящие в прошлое родные
лица... И некого винить. И не у кого просить прощения...
ТАНЦЕВАЛЬНАЯ ИМПРОВИЗАЦИЯ
А как они танцевали... Как они в танце принадлежали друг
другу... И не важно, какой танец они исполняли: обжигающие, как текила, самбу, ламбаду, сальсу, или пьянящее, как французс-