Бегство из рая (сборник)

ленной, а он высокомерен и заносчив, но все это было уже за той

временной границей, где они остались беспечными и молодыми, где не было боли и потерь, где были оставлены и любовь, и

страсть, и измены, где когда-то буйно ревновали и так сладко

мирились. За этим столиком для двоих, в пустом полутемном

зале они медленно пили и не могли допить свой ледяной апель-

синовый сок, боясь уйти в неизвестность предстоящего дня.

А потом она сняла свои нелепые защитные очки, и он понял, что никогда не уйдет от этих заплаканных глаз в незнакомых

морщинках. Они впервые увидели друг друга не очень молоды-

ми, не очень красивыми, не очень удачливыми в этом мире, но

им не надо было играть, притворяться; они могли быть сами

собой, не стесняясь, не прячась за улыбки и ненужные слова. И

связывали их уже не роковые страсти, а общие страдания, об-

щая боль, общая надежда и борьба за судьбу самого родного

человека на Земле, своего сына.

А зал тем временем заполнялся посетителями, шумными,

веселыми, беспечными. У многих волосы были мокрыми после

бассейна. Пахло поджаренными тостами и горьким ароматным

кофе, и не все еще понимали, что рядом идет ВОЙНА.

174

Бегство из рая

ИЕРУСАЛИМСКИЙ МАРШРУТ

Кто это выдумал, кто? Кто написал этот сумасшедший сце-

нарий, который мне мог стоить жизни? И вообще, кого винить во

всём случайном в этом cлучайном мире?

Но сначала все по порядку. Зимние сумерки. В Иерусалиме

зима эквивалентна поздней осени средней полосы России, а это

значит слякоть, ветер, дождь; темнеет рано. В тот день мне

нужно было задержаться на работе, не было тремпа, и возвра-

щалась я домой привычным автобусным маршрутом № 21. Мне

предстояло пересечь полгорода: от Сдерот Герцль до Дерех

Хеврон в Тальпиоте, но выбора не было, и на ветру под зон-

том я ждала.

Когда подошел автобус, было уже почти темно и, ворвав-

шись в комфортабельный салон, теплый, освещенный ярким све-

том, я пришла в состояние Блаженства. Я даже помню это ощу-

щение минутного счастья, когда, погрузившись в новую замшу

удобного кресла, я разворачивала свою любимую зачитанную

книжку в тонком очень скромном переплете. Эстетствующий

читатель меня не поймет, это был не загадочный Борхес и не

модный Пауло Коэльо. Я ведь сразу объяснила, что я женщина

из иерусалимской толпы, которая ездит на автобусе, но уже не

ходит через весь город пешком. Не забывайте: я пишу эмигран-

тский дневник. Ну помните, как у Сергея Довлатова: «Мы пере-

шли из разряда унизительной нищеты, в разряд опрятной и бла-

гополучной бедности» (если есть неточности, простите, цити-

рую по памяти). Это была «Иностранка» Сергея Довлатова из

серии «Уехать, чтобы вернуться». Странное, почти мистичес-

кое совпадение названий. И та давняя автобусная поездка, кото-

рая до сих пор обжигает и возвращает так часто в тот день, в ту

действительность со всеми непонятными ассоциациями, волне-

ниями, беспечностью и неврастенией. За окном из-за дождя все

175

Ирина Цыпина

было размыто и нечетко, как на картинах ранних импрессионис-

тов, не хотелось выходить в этот холодный непривычный дождь, и я погрузилась в легкий, талантливый и такой созвучный мне

мир, пронизанный иронией, юмором, расцвеченный великолеп-

ным русским языком. Когда я оторвалась от проблем обитате-

лей 108-й улицы Нью-Йорка, то увидела, что все пассажиры ав-

тобуса почему-то смотрят на меня в упор.

Кстати, у пассажиров был довольно странный вид. Это были

смуглые мужчины в клетчатых платках. Такой платок у турис-

тов всего мира называется «арафаткой» и является визитной

карточкой арабского Востока. И так: жгучие декорации другого

Мира, который существует совсем рядом с нашим, не пересека-

ясь, не совпадая по времени, но обжигая нас неприятием, нена-

вистью, злобой. Мой автобус плавно и не спеша ехал по узким

улицам Восточного Иерусалима. Здесь нет таможен, нет про-

пускных пунктов и армейских постов.

Невидимая граница проходит в вечернем пространстве Веч-

ного города, создавая поле высочайшего напряжения, которое, увы, не регистрируют наши сверхсовременные, сверхточные

приборы. Еще предстоит изучить сложный механизм метафизи-

ческих явлений нашей психики, который улавливает пересече-

ние невидимых волн наших эмоций в этом беспокойном и жесто-

ком мире, но мы о другом.

В этом автобусе мне было страшно. Глаза, глаза, глаза

Глаза меня рассматривали с интересом, глаза меня раздевали, глаза меня ненавидели, глаза презрительно уничтожали и смея-

лись Установилась напряженная тишина выжидания, что бу-

дет? Я уже все поняла, это был не 21-й маршрут, а 27-й, веду-

щий в Восточный Иерусалим. Я спутала в сумерках цифры, как

все просто и случайно. Ах, Сергей Довлатов, куда увел ты меня

в этот иерусалимский дождь?

А дождь тем временем прошел. За окном в тусклом осве-

щении я четко видела башенки минаретов, пустые улицы, оди-

нокие фигуры спешащих арабских женщин, плотно задрапиро-

ванных в черные либо белые одежды. Католические монахини

176

Бегство из рая

в серых платьях-плащах с огромными белыми крестами на гру-

ди медленно и спокойно вышагивали строем по направлению к

костелу, который стоял одиноко и грустно вдали от арабских

декораций. Как вести себя? К кому обратиться? На цепочке у

меня легкомысленно болталась Звезда Давида в безукоризнен-

ной перламутровой оправе; да еще короткая кожаная юбка, пре-

дательский элемент Западного морального разложения, свиде-

тельствовала, что я здесь не своя, чужая.