Бегущая от Мендельсона

– Я только вчера дань заплатил, – процедил Санчес, однако на лице его показались красные пятна. Он хорошо и давно меня знал.

– Ты меня знаешь, Санчес! – подтвердила я его мысли. – Просто из вредности и из принципа сейчас звякну одному знакомому, и приятная сентябрьская ночь тебе обеспечена!

– Из какого принципа-то? – хмуро спросил Санчес.

– Не люблю лжецов! – жестко сказала я, сверля его глазами.

– Да не знаю я ее! – посмотрел мне прямо в лицо Санчес. – Уверен, что раньше не видел. И на торчушку она не похожа, у меня глаз наметанный.

– Ладно, а с Грейнджером знаком? – спросила я, убирая телефон.

Санчес чуть подумал, потом осторожно ответил:

– Ну, слыхал. Но я с ним дел не имею.

– А с кем он имеет? Что вообще можешь о нем сказать?

– А что я скажу? – удивился Санчес. – Небось в ментовке все данные на него есть, тебе там проще разузнать, у своих друзей.

– Где он бывает, с кем дружбу водит, чем живет? Отвечаешь на эти вопросы – я оставляю тебя в покое, и можешь сегодня сладко спать в своей постели. Только честно, Санчес!

Санчес почесал затылок и обернулся. Парочка юнцов продолжала застенчиво переминаться с ноги на ногу.

– Слыхал, что бывает в «Либертинке», – сказал наконец он.

– А что это? – нахмурилась я.

– Да хата одна. Там всякая околотворческая шелупонь крутится, на травке сдвинутая. Они ее студией называют. Вот он там и подвизается. У них все какие-то художники, музыканты трутся… Спектакли какие-то ставят.

– Вот как? Очень интересно, – отметила я. – И где находится сие благословенное место?

– На Ульяновской, угол Рахова. Там дом, в розовый цвет крашенный, с лестницей высокой. Вот там у них тусовка. Чего-то типа студии, что ли.

– Ну что ж, Санчес, благодарю за откровенность. А теперь собирай свои манатки, и поехали.

– Охотникова, ты обещала! – взвился Санчес.

– А я и держу свое обещание! – усмехнулась я, отщелкивая окурок. – Поедем мы с тобой не туда, куда ты думаешь, а в «Либертинку».

– Это еще зачем? – Лицо Санчеса от изумления вытянулось, и стал он похож не на испанца, а на его лошадь.

– А затем, что ты обеспечишь мне легальный доступ в это заведение. Зайдем, представишь меня как свою подружку, посидим культурно, кино посмотрим… Потом, глядишь, и с Грейнджером подружимся…

– Не, не пойдет! – решительно заявил Санчес.

– Колесниченко! – прошипела я грозно настоящую фамилию Санчеса.

– Да не ори ты на меня! – отмахнулся Санчес, сплевывая. – Не боюсь я тебя, Охотникова, и ты мне не грози. Я ж с тобой по дружбе беседу веду. Если б не это, плевать мне на твои угрозы. Просто дело в том, что меня самого в эту «Либертинку» не пустят. Точнее, я и сам туда не хожу, но если появлюсь, то никто не поверит, что Санчес туда пришел кино посмотреть. Мне их творческие заморочки – тьфу! А развратителей малолеток вообще на столбе бы вешал! Таких на зоне бы… – разбушевался Санчес.

– Стоп, а там развращают малолеток? – очень заинтересовалась я.

– Откуда ж мне знать, Охотникова? – усмехнулся Санчес и снова сплюнул. – Я ж там никогда не бывал. В общем, нас с тобой за своих там не примут, и даже не пытайся со мной идти – только спалишься. Ищи другой способ.

– Ладно, Санчес, спасибо.

– И тебе чай с халвой пить, Охотникова! – улыбнулся Санчес, подмигивая мне напоследок.

Я двинулась к своему «Фольксвагену» и, взглянув на часы, решила вначале поехать на Предмостовую площадь. Если Грейнджер живет один, беседовать проще у него дома, где никто не помешает. Тогда и не надо его искать ни в какой «Либертинке». Тогда главное – неожиданность. Удар под дых, ствол в бок, а там беседа куда веселее пойдет…

Однако я опоздала, совсем чуть-чуть. Едва мой «Фольксваген» въехал во двор, где проживал Грейнджер, едва я выбрала подходящее местечко для парковки, как из подъезда вышел сам Андрей Никаноров собственной персоной. Я узнала его сразу же, даром что видела только на фотографии. Внешность у него была весьма характерная. Это был куда больший красавчик, чем тот, что мотается за Ксенией который день с фотоаппаратом в кармане. Тот по сравнению с Грейнджером просто средненький типаж, годящийся для того, чтобы рекламировать дешевые футболки и джинсы из магазина «Мода».

Грейнджер-Никаноров сбежал по ступенькам крыльца и направился в мою сторону. Однако на меня он не обратил ни малейшего внимания, а вместо этого щелкнул пультом сигнализации и уселся в темно-синюю «Ладу Калину», припаркованную неподалеку. Мгновенно заведя машину, Грейнджер выехал со двора на Предмостовую площадь.

Он и впрямь доехал до улицы Рахова. Судя по всему, путь свой он держал именно в «Либертинку». Мои расчеты оправдались. На Рахова Грейнджер свернул и направился дальше, до угла Ульяновской.

Там он заглушил мотор и вышел из машины. Я на всякий случай проехала вперед. Завернув за угол и быстро выскочив из машины, я увидела Никанорова, заходящего в старый двухэтажный дом. Типичный образчик дореволюционного мещанского домостроения, который теперь, когда его покрасили в розовый цвет, стал выглядеть совсем пошло.

Перед тем как войти в раскрытую дверь дома, Грейнджер зачем-то оглянулся и, бросив на проходившую мимо девушку в открытой блузке немного более долгий взгляд, чем было бы нужно, скрылся в подъезде.

Я прошла мимо дома, только краем глаза заглянув в темноту за открытой дверью.

В таких домах могут быть и две квартиры, а могут и все восемь. Насколько я понимала, «Либертинка» – всего лишь дешевая тусовка, гордо именуемая студией, и располагается, скорее всего, в обычной квартире этого дома. Недаром же Санчес сказал, что это просто хата.

Собственно, найти нужную квартиру не проблема. Проблема в том, что меня могут не пустить в эту самую студию. Это же, как я поняла со слов Санчеса, некий полуподпольный клуб по интересам. Вряд ли сюда охотно пускают всех желающих.

Но терять время и бессмысленно топтаться на месте не имело смысла, поэтому необходимо было срочно что-то придумывать.

Я остановилась напротив подъезда и, не сумев ничего разглядеть в его темноте, кроме широкой лестницы, двумя поворотами поднимающейся наверх, особенно и не раздумывая, вошла внутрь.

Через секунду мои глаза привыкли к темноте, и я подошла к лестнице и осторожно посмотрела на второй этаж. Оттуда доносились приглушенные звуки музыки. Было впечатление, что люди культурно отдыхают. Вне всякого сомнения, в их числе был и мой знакомый Андрюша Никаноров.