Бегущая в зеркалах

– Интересно,- упрямо заверил Йохим. Но вскоре снова зазвонил телефон и он услышал в трубке знакомый голос:

– Йохим? Это Остин. Дани считает, что я имею на вас достаточное влияние, чтобы выманить из дома в канун праздника. Приезжайте, право, на пару дней в Париж к моим друзьям. Я беру вас под защиту и имею к вам серьезное дело. Так будете? Записывайте адрес, мы будем ждать.

...Парижский таксист нервничал, крутясь по пригородным улочкам в поисках нужного адреса. Близился рождественский вечер, на дверях домов зеленели веночки омелы, увитые красными лентами. В окнах особныков, светящихся тепло и уютно в сырых сумерках, мелькали силуэты нарядных людей. Там уже были накрыты праздничные столы, припрятаны в нарядные коробочки подарки, там была любовь и тепло, детские голоса, кудрявые головки в атласных бантах и елки! Боже, эти нарядные в свечах и шарах, с хвойным запахом и капельками прозрачной смолы на чешуйчатом рыжеватом стволе праздничные елки! Если они светятся в домах, то каждый, блуждающий сейчас в уличных потемках, чувствует себя андерсеновским сиротой, а заплутавший таксист - бандитом-громилой, готовым "пришить" своего бестолкового клиента.

"Черт побери этого немчика! Да он просто перепутал буквы в названии улицы. Высадить его поскорее, пока он замешкался, разглядывая надпись на доме, и поскорее сматываться..." - решил измученный таксист, получив деньги. Не успел Йохим опмниться, как задние фары машины скрылись за поворотом. Он стоял один у калитки незнакомого дома, слыша как сквозь накрапывание дождя пробивается откуда-то "A ve Maria".

"Где я, зачем и почему? Париж это или Грац?" - Йохим вспомнил, что неоднократно видел во сне подобную сцену - чужой город, чужие дома, запертые двери. И никто не ждет его, никто не порадуется его появлению. Будто он перепутал время или пространство - сбился с пути. Вечный странник. "Ну хватит разжигать страсти, уж телефон-то Дани у меня есть. И город этот, чей бы он ни был - явно не в состоянии войны. Нужно просто постучать куда-нибудь и попросить разрешения позвонить". Йохим толкнул ближнюю незапертую калитку и по выложенной каменными плитами дорожке направился к дому, стараясь не наступать в лужи. Все три этажа коттеджа с нарядным балконом и фигурной черепичной крышей светились высокими, явно праздничными окнами, отбрасывая на мокрую дорожку глянцевые блики. "Фу, черт! Конечно же, полный ботинок. Как всегда. Динстлер в своем репертуаре" - злился Йохим, обманутый тенью и осторожно прыгнувший в самый центр большой лужи. Он поднялся на ступени и решительно нажал на кнопочку бронзового звонка. Подождал и нажал снова.
– Зина, да где же ты, в дверь звонят, - услышал он женский голос. Послышались шаги и дверь распахнулась.

– Простите, добрый вечер, сударыня... Доброго Рождества... Мне... мне... необходимо позвонить..." - лепетал он заготовленную фразу и не слышал своего голоса. На пороге, придерживая дверь обнаженной рукой и насмешливо улыбаясь, стояла Алиса.

4

– Зина, Зина, проводи доктора переодеться - у него полный ботинок воды! Как же это вы - единственная глубока лужа - и прямо в "яблочко"! Алиса разглядывала тяжело прислонившегося к дубовой панели Йохима.
– Да что с вами? За вами гнались?

– Напротив - от меня удрал таксист. Просто, всякий раз, когда я неожиданно встречаю вас, у меня подкашиваются ноги... А ботинок ... вы что - подглядывали из окна?

Алиса пожала плечами:

– Шпионаж - не мое амплуа. Чтобы знать, мне вовсе не надо подглядывать... А ну - раздевайтесь! Вас уже заждались.

– Можно я так минуточку постою и просто посмотрю, чтобы привыкнуть?..

Свет люстры, падающий из холла подсвечивая золотом пушистую шапку волос, очерчивая силуэт Алисы, одетой в узкое открытое платье так что руки на фоне бархатной черноты удивляли тонкостью и белизной. А лицо... Взяв Алису за пелчи, Йохим развернул ее к свету, пристально вглядываясь в обновленные черты. Так быстро и жадно, по нескольку раз возвращаясь к началу, читают любовные записки; сначала охватив главную добычу смысла, а потом долго охотясь за разбегающимися оттенками, выискивая недосказанное между строк.

– Хорошо, очень хорошо!
– шептал Йохим, - А это?
– Он быстро провел пальцем по ее брови в том месте, где полоску густых волосков рассекал шрам.
– Карандаш?

– Вы хотите, чтобы я всегда ходила a la naturelle - как под лупой в вашем кабинете. Дудки! И это, и это, и это...
– Алиса ткнула пальцем в щеки, глаза и губы, - "Мадам Ланвен" - лучшая парфюмерия в Европе!

– Я разделяю с ней лавры и преклонясюь - она с легкостью ликвидировала мои недоработки. Хотелось бы и впредь рассчитывать на сотрудничество: работая в паре мы горы свернем!.. Правда, Алиса, это все так здорово!.. Я знаю, что даже в огромной толпе, состоящей сплошь из кинозвезд, ну где-нибудь на фестивале во дворце Шайо, будете видны вы одна, будто только на вас направлен откуда-то сверху луч прожектора... Вы знаете, как бывает - бродишь один по пустым музейным залам, скользя по сторонам уже усталым пресыщенным взглядом, и вдруг "цепляешься" за какое-то полотно, скромно висящее в ряду с другими. Подходишь - и столбенеешь от восторга, а потом, прищурившись, читаешь латунную табличку: "Тициан" или "Ботичелли".

– Вы опять за свое, Йохим. Но я рада, что вы довольны собой. Потому что я - уже наполовину - ваше творение! С фасада, конечно...

– С кем ты там заговорилась, дочка?
– в холле появилась Елизавета Григорьевна и опешила, увидев обнимающуюся пару: Йохим все еще держал Алису за плечи, восторженно глядя в ее лицо.

– Мама, это, наконец-то, доктор Динстлер. Он опоздал, так как был брошен одним из твоих прекрасных таксистов, забастовки которых ты так горячо поддерживаешь... Ну теперь - все в сборе - и быстро за стол! Только вначале доктору необходимо переменить обувь.

У тройного окна-плафона в ярко освещенной гостинной серебрилась шарами пушистая елклал, а в центре под низко висящей хрустальной люстрой раскинулсял в полной праздничной экипировке огромный стол. Запахи хвои, пирогов и мандаринов звучали вступительной увертюрой, предвосхищая канонический аромат запеченой с яблоками и апельсинами, умащенной корицей и майораном, приправленной орехами и курагой, огромной, томящейся в духовке чуть ли не с утра, индейки.

Вся атмосфера этой теплой комнаты, упрятанной от декабрьской ночи за темно-зеленые атласные шторы, с толстым ковром китайской работы, где на мягком поле цвели букеты выпуклых палевых роз, а на камине и резных столиках зеленели кустики плюща в красных лентах с пучками свечей "растущих" из самой серединки, с лесными пейзажами в тяжелых рамах, темнеющих на серебристо-зеленом штофе стен - все здесь было именно таким, как мечталось путнику, затерявшемуся на чужой, темной улице.

– Рада приветствовать вас, доктор, в моем имении, - протянула Йохиму сухую легкую руку седая старушка, не поднимающаяся с высокого резного кресла.
– Алиса, верно, рассказывала - я русская и очень старомодная. Этот дом - моя крепость. Вернее - эта вилла - мой дом, - Александра Сергеевна произнесла последнее слово по-русски.

– А нас представлять не надо. Разве только эту даму - мадам Дюваль! Дани подтолкнул вперед нарядную Сильвию.
– Мы супруги уже неделю. Жаль, что тебя не удалось вытащить пораньше.

– Но я же не знал! Так не честно. Поздравляю, Дани, я очень, очень рад!

– Нелли передавала привет и сожаления: сразу же после нашей свадьбы она должна была вылететь в Африку к отцу. Там что-то не совсем ладно, вставила Сильвия, заговорчески подмигнув Йохиму.

– Рад видеть вас, Йохим! Я только что звонил вашей бабушке - мы боялись, что вы опять передумали, - протягивая гостю руку, появился в гостиной Браун. Он был необыкновенно элегантен в чернопм смокинге и белой бабочке под высоким крахмальным воротником.
– Не смотрите на меня так, доктор, я не изображаю Шани из "Большого вальса". Просто в этом доме мне всегда хочется быть чуточку старомодным - позволить себе такую редкую роскошь. Но не я герой этого вечера. Мы все собрались сегодня ради Гостем N 1.Прошу за стол, моц друг".

Йохима посадили на почетное место между Алисой и Алексландрой Сергеевной и буквально засыпали благодарностями и комплиментами, так что он не успевал есть, краснея от смущения над полной тарелкой.

– Ладно, Ехи, привыкай. Ты еще никогда не был "королем бала"? А ведь приятно! И главное - по Сеньке шапка. Помнишь, что я там тебе рассказывал про лебедей, а?
– довольно усмехался Дани.

– Нам, православным, в сущности, очень повезло. У нас празднуется Рождество две недели спустя. А я думаю - ведь не может же Господь рождаться два раза - один раз для католиков, другой - для православных? Поэтому праздную целых две недели и, надеюсь, что для такого события это не слишком много, - начала Рождественские поздравления Александра Сергеевна.

После того, как все обменялись добрыми пожеланиями - настало время подарков.

– Это, дорогой наш доктор, - Вам, памятный дар от старой России, России, которой уже не будет. Это маленькое издание Библии, которое путники берут с собой в дорогу и которое прихватила я, отправляясь в Париж погостить весной 1917. Я была в возрасте Алисы и ни в какие "революционные смены формаций" не верила, - Александра Сергеевна протянула Йохиму маленький увесистый томик в кожаном переплете, запирающемся серебрянной застежкой.
– И уж точно не могла знать, что никогда не вернусь домой... Не важно, что она на русском языке - вы и так все знаете... Примите с моим благословением...