Белая волчица

– За что гадом? – вскинулся Витя.

– А ты думаешь, Лукомор признает свою вину? – Одинцов удивленно повел бровью. – Нет, такого не случится. Это ты его жену задушил и сжег, а сам Лукомор тут не при делах.

Штрих до хруста в суставах сжал кулаки. Была у него мысль зачистить Демона. Этот чертов кочегар шибко много знал, поэтому должен был умереть, но как-то все руки до него не доходили.

Да и у пацанов проблемы время от времени возникали. Им надо было как-то от жмуров избавляться, и Демон со своей кочегаркой постоянно их выручал. Все шло по накатанной, как-то само собой. Криминальные трупы появлялись, но сжигались без шума и пыли.

А потом система дала сбой, и вот итог. Он действительно сжег труп Кристины, которую задушил муж. Лукомор ее убил, а Витя всего лишь замел следы. Столько лет все было шито-крыто, и на тебе.

– А может, при делах? – спросил Одинцов.

– Не было ничего. Не знаю никакую Кристину.

– Знаешь!

– Давай адвоката, начальник! Без него ничего тебе не скажу!

– Нарываешься? – Одинцов хищно сузил глаза.

– Да пошел ты!..

– Витя, ты же давно знаешь, что я человек мирный, у меня все по закону…

– Я тебе ничего не скажу.

– Думаешь, легко по закону, когда вокруг столько дерьма?

Штрих ухмыльнулся, глянув на Одинцова. Не те сейчас времена, чтобы мент мог беспредельничать. Он теперь полицейский, и пережитки прошлого ему не к лицу. А если майор этого не понимает, то адвокаты ему быстро все объяснят через прокурора по надзору.

– Ой как нелегко, Витя. Мне аж крышу иной раз сносит. – Майор покачал головой, нехорошо глядя на него. – Недавно нервы не выдержали, на одного ублюдка сорвался. Чуть не убил. Пришлось к врачу идти. К психиатру. Знаешь, что он мне сказал?

– Слышь, начальник, время уже позднее, после десяти допросы запрещены.

– А ничего врач не сказал. Зато он мне справку выписал. Вот, смотри. – Одинцов достал из кармана удостоверение, вынул оттуда бумажку, сложенную вдвое, бережно развернул ее. – У меня с головой проблемы, Витя. И с душой. Я теперь душевнобольной. Шизофрения у меня, причем в тяжелой степени.

– Да мне по барабану, что там у тебя, начальник!

– Ты, Витя, меня не зли!

Штрих обеспокоенно посмотрел на Одинцова. Не нравился ему безумный блеск в глазах этого мента. Да и голос майора звучал как-то странно. В нем явственно проступало предвкушение радости. Да-да, той самой, совершенно психопатической, которая охватывает буйнопомешанного, когда тот зубами вгрызается в горло санитара.

– Я выхожу из себя, когда меня кто-то злит. Это давно уже началось. С тех самых пор как Лукомор отбил у меня Кристину. Да, Витя, Кристина была моей девушкой, но я ее потерял. С тех пор я не в себе. Болезнь только прогрессирует. Я любил Кристину, а ты, падла, ее убил!

– Слышь, начальник, ты дурака здесь не валяй! – Витя настороженно посмотрел на Одинцова.

Разыгрывал его мент, пугал, на фуфло брал. Но играл он здорово, не придерешься. Как будто действительно умом тронулся. Взгляд как у реального психа, разговор – сплошное гонево.

Одинцов не мог любить Кристину! Вдруг он действительно того? Может, мент с больной головы и придумал эту свою прошлую любовь?

– Все-таки ты хочешь меня разозлить! – Одинцов неторопливо поднялся, угрожающе провел рукой по своему предплечью.

Казалось, он закатывал рукава перед дракой. А взгляд дикий, совершенно бешеный. Вите стало не по себе.

– Я же не просто так справку тебе показал, – качая головой, с пугающей монотонностью проговорил мент. – Я на голову больной. Если я тебя сейчас убью, то мне ничего не будет. Разве что с работы попросят. Да, нельзя мне на службе с моим диагнозом. Я скоро сам рапорт на увольнение писать буду. – Одинцов достал из кармана ключ, жестом показал, чтобы Витя протянул ему руки.

Он собирался снять с него наручники, но именно поэтому арестанту стало по-настоящему страшно. Похоже, мент и не думал шутить. Ему действительно ничего не будет.

Любил он Кристину или нет, неважно. Этот факт потом установит следствие по делу об убийстве гражданина Полоскова.

– Эй, ты чего, начальник! – Витя и хотел бы спрятать руки за спину, но не смог, всего лишь увел их в сторону.

Одинцов рассвирепел, схватил его за руки, но Штрих оттолкнул мента от себя.

Майор шагнул назад, с нездоровым возмущением посмотрел на него и осведомился:

– Ты хоть понял, что сделал, урод?

Витя все понял. Во-первых, Одинцов реально псих. А во-вторых, у него очень мощный удар. К тому же Витя в наручниках. Против мента у него нет никаких шансов.

Надо было договариваться с Одинцовым, задабривать его, увещевать, отвечать на все вопросы без всяких закидонов. Тогда он, может быть, и успокоится. Все это Витя понимал, но нервы не выдержали напряжения.

– Помогите! – неожиданно закричал он.

Истеричный вопль проскочил через прутья решетчатой стены, эхом разнесся по безлюдному коридору и затих. Никто не спешил на помощь, некому было приструнить распоясавшегося психа.

– Зачем ты Кристину задушил? – спросил Одинцов, с лютой шизофреничной ненавистью глядя на Полоскова.

Вите казалось, что майор вот-вот вцепится ему в горло, задушит или кадык сломает – одно из двух. И менту ничего за это не будет.

– Я ее не душил.

– А кто это сделал? – Одинцов зашел к нему сзади, рукой обжал шею.

Он надавил ровно настолько, чтобы Витя смог прочувствовать его силу. А мощь в руках майора была немалая, да еще и помноженная на силу безумия.

– Это не я.

– А кто?

– Не знаю. Я еду, а она лежит на дороге.

– Ты доиграешься! Я тебя сейчас задушу, а у меня справка. – Одинцов сжал руку на его шее, больно надавил на кадык.

А хватка у него действительно железная. Витя бесполезно пытался вырваться из захвата.

– Лукомор задушил, – прохрипел он.

Его озарила спасительная мысль. Раз уж Одинцов реальный псих, то нужно принять его правила игры. Сейчас Витя даст показания, которых мент от него ждет, а завтра откажется от них. Он прокурору жалобу накатает, причем с требованием отстранить Одинцова от работы. Так Витя и сделает, а сейчас надо сказать правду.

Лукомор задушил жену. Приревновал ее к прошлому, взбесился и сдуру прикончил. А Витя всего лишь заметал следы.

Глава 14

Обезжиренный творог, слабосоленая овсянка с крошечным кусочком масла, чай с одной ложечкой сахара. Для мужика это не завтрак, а издевательство. Но Кира была неумолима, и Максим отправился на службу полуголодный.

Ну да, теоретически все правильно. Из-за стола нужно выходить с чувством легкого голода. А если потом возникает неудержимое желание пить кровь заключенных?