Белая волчица

Гриша крутанул пальцем у виска, сочувствующе глянул на парня.

– Лена его закодировала, – сказал он с таким видом, с каким доктор озвучивает диагноз.

– В каком смысле закодировала? – озадаченно глядя на Одинцова, спросил Перекосов.

– Что такое гипноз, знаешь? Тебе же говорили, что Лена владеет этим искусством.

Парень промычал что-то и замялся.

– Говорили-говорили! – заявил Кустарев.

Одинцов вроде и не слышал этого разговора. Вид у него был такой, как будто он действительно погрузился в самые глубины своей зомбированной души и с благоговением о чем-то разговаривал там с Леной.

– Да не знаю я ничего!..

– Да, Лена, мы уже едем, – пробубнил Одинцов и кивнул.

Ни одна черточка на его лице не дрогнула, когда он доставал и приставлял к голове Перекосова свой пистолет. Палец на спусковой крючок Максим накладывал с единственной целью – выстрелить.

– Товарищ майор, пожалуйста, не надо! – Кустарев схватил Одинцова за руку, отвел ее в сторону.

– Он должен умереть. Лена так сказала.

– Эй, вы что, с ума тут все посходили? – в голосе Арсения явственно слышались панические нотки.

В воздухе завоняло чем-то очень нехорошим.

– Где Лена? – Кустарев развернулся к нему, схватил за грудки, со всей силы тряхнул. – Куда ты ее подевал?

– Не знаю!

– Ты что, дурак? Не понимаешь? Он же тебя сейчас убьет!

– Гриша, отойди! – поднимая руку с пистолетом, совершенно без эмоций сказал Одинцов.

Глаза у него были не просто ледяными. Они замораживали душу.

– Идиот, он же тебя сейчас убьет!.. Скажи, где Лена? – Кустарев умоляюще посмотрел на Перекосова.

– Но я не знаю! – взвыл тот с жутким страхом. – Честное слово, не знаю!

– Ты за ней следил?

– Да.

– Зачем?

– Задача такая была.

– Кто задачу ставил?

– Миша Веселый. Фамилия у него такая.

– А ему кто задачу ставил? Никиткин?

– Ну да.

– А стрелял в меня кто?

Перекосов замялся и промолчал.

– Гриша! – Одинцов с силой оттолкнул Кустарева от парня, но стрелять не торопился.

Он снова включился в разговор с Леной, кивал так, как будто на самом деле слышал ее. При этом его рука поднималась все выше. Палец угрожающе дрейфовал по спусковому крючку.

– Товарищ майор, не надо! Он все скажет! – Кустарев решительно встал между жертвой и палачом.

– Не скажет.

– Говори, где Лена! Или майор сейчас выстрелит мне в спину, а потом – тебе в лоб! – Гриша в ужасе скривился в ожидании пули.

– Да не знаю я, где Лена, – выкрикнул Перекосов.

– Кто в нее стрелял?

– Не знаю. Это к Веселому! Он в курсе!

– Значит, Никиткин Лену заказал?

– Ее не собирались убивать, чисто запугать хотели.

– А Лена куда делась?

– Да не знаю я.

– Ты следил за ней?

– Да. И не только я.

– А кто еще? – спросил Кустарев.

– Какой-то мужик за вами пошел. Из джипа выбрался, вы в подъезд, он за вами. Оглянулся еще, потом зашел, через минуту вернулся, сел в машину. Да, этот тип, скорее всего, за вами следил.

– Уверен?

– Точно не скажу, но мужик реально подозрительный.

– Кто такой?

– Да я откуда знаю? Не наш это!.. Может, лукоморский? Вы же на них подумали, когда стрелять начали…

– Кто стрелять начал? Веселый? – спокойно спросил Одинцов.

Да, теперь это был нормальный человек, нисколько не отягощенный одержимостью, якобы внушенной ему. Одинцов больше не изображал зомби. Пистолет он уже вложил в кобуру.

– Веселый?! – Перекосов захлопал глазами, глядя на него.

Его только что развели, как последнего лоха. Он это прекрасно понял. Поэтому в глазах парня угадывались обида, досада и даже истерика.

– Туманова и Еремеева тоже Веселый застрелил?

– Туманова? Еремеева?.. Не знаю таких!

– И Веселого не знаешь? – спросил Одинцов и усмехнулся.

– Нет, знаю. Только он не при делах.

– То есть к покушению на старшего лейтенанта полиции гражданин Веселый не имеет никакого отношения?

– Не имеет.

– Это ты сейчас так говоришь. Ну да ладно, ты можешь лепить все, что душе угодно. Это уже не имеет никакого значения. Доказательства нам не нужны. Я Никиткина сажать не собираюсь. Пусть себе живет, висит вот на этом крючке. – Одинцов достал из кармана диктофон. – Я предъявлю ему данную запись, и мы с ним договоримся. А как он поступит с тобой, я не знаю.

– Эй, но так нельзя! – запаниковал Перекосов.

– А может, я и не буду с ним договариваться, – сказал Одинцов, пристально глядя на жертву собственного произвола. – Допустим, я просто задержу Веселого и предъявлю ему. Он даже не узнает, кто его сдал. А ты дальше у Никиткина работать будешь. Как тебя дружки называют?

– Арсений, – выдавил из себя парень.

– А у нас ты будешь работать под кличкой Стук. Или не хочешь стучать на меня?

– Стучать не хочу!

– А будешь?

– Если так надо…

– Конечно. Значит, за покушением на Кустарева стоял Веселый?

– Да.

– Кто с ним работал?

– Мы с Арапом только следили!

– А стрелял кто?

– Веселый. С ним Татарин был. Они вдвоем там крутили.

– Может, и Лену эти субъекты похитили?

– Нет, они свое дело сделали. Зачем им Лена?

– Может, Никиткин хочет, чтобы она на него работала?

– Это вряд ли. Я бы знал.

– Значит, кто-то другой следил, так получается? И как он выглядел, этот другой?

– Среднего роста, спортивный такой, походка быстрая, упругая. Лицо широкое, а переносица узкая, и глаза близко посажены.

– Что за машина?

– «Инфинити» черного цвета. – Перекосов напряг память. – Да, номера московские. Точно! Два раза по сто семьдесят семь…

– Сто семьдесят семь – это и цифровой набор номерного знака, и обозначение региона?

– Да.

– И буквы помнишь?

– Только две, между цифрами. «н» и «а». На!..

– «На!» – это тебе будет, если соврал!