Белая ворона в академии Аусвер
Шрифт:
— Но ты уверена, что я пришёл спросить не для себя, — хмыкнул Бенжамин.
— Вы умираете, — просто сказал Оракул и озорно подмигнул. — Потому что не пожалели ни своего тела, ни своей жизни для того, чтобы помочь людям. Всему человечеству.
«Умираю?!» — чуть не взревел Бенжамин, но вовремя осёкся, лишь глухо закашлялся. Впрочем, а чего он ждал? Что чужеродная магия приживётся? Так он не Четырёхликая, мать её, за ногу, чтобы творить чудеса! Он всего лишь посредственный маг и, хотелось бы верить, неплохой учёный…
— Так глупо было бы мне трястись над собственным телом рядом
— Правду, а не истину, — глухо повторил Сенека.
И вдруг Оракул запел!
— Есть правда скромная, есть правда гордая,
Такая разная всегда она,
Бывает сладкая, бывает горькая,
И только истина всегда одна.*
— Погоди! — у Бенжамина чуть сердце из груди не выскочило. — Тебе станет… плохо…
— Не станет, — смешно наморщила нос девчонка. — Вы же не спрашивали.
И продолжила! Сфинксы его раздери, продолжила петь!!
— Есть правда светлая, есть правда тёмная,
Есть на мгновенье и на времена,
Бывает добрая, бывает твёрдая,
И только истина всегда одна.*
(* «Песня о правде и об истине» к/ф «Не покидай» прим. авт.)
— Какой забавный мотив, — усмехнулся Сенека, пытаясь унять бешенное сердцебиение. — Ни разу не слышал этой песни…
— Потому что эта песня не из нашего мира, — пожала плечами девчонка.
— Ты хочешь сказать…
Оракул кивнул.
— С Её родины. Одна из Её любимых.
— Ты многое знаешь…
— Многое, — кивнул Оракул. — Во всяком случае, всё, что знает Она. Не всё понимаю, но… Это очень обидно, что не могу поделиться. Оракулы не говорят без вопросов.
— Но со мной говоришь! И даже, драные сфинксы, поёшь!
— Ты — другое дело, — уверенно ответила девчонка. — Ты способен услышать. Ну так что, будем спрашивать или пойдём по домам?
— Не уверен, что ты готова, — хрипло пробормотал Бенжамин, качая головой. Эта затея нравилась ему всё меньше и меньше. Мало того, что девчонка оказалась такой милой и доброй, она ещё, оказывается, владеет знаниями Богини. Пусть и ни понять их, ни рассказать не может. Но её убийство — а намеренное задавание вопросов — это убийство, чтоб ему сдохнуть на месте! — это святотатство.
— Не-а, я-то готова, это ты не готов! — вредный Оракул дразнил, подначивал, кружил голову…
— Впрочем, знаешь, что? — девчонка улыбнулась на этот раз робко и хитро одновременно. — Прежде, чем ты начнёшь спрашивать, сделай кое-что для меня, а? Считай, что это последнее желание.
— Всё, что хочешь…
— Поцелуй меня.
С Оракулами разговаривают, опустившись на колени. Все. Даже президенты и Магистры. Но в этот момент эти самые колени ослабли и Бенжамин Сенека с размаху сел на пятки.
Оракул же, ничуть не смущаясь, соскользнула с возвышения и уселась к нему на колени, обвила шею тонкими руками.
— Моё тело хранит память Её тела, — тихо проговорила она. — Ей очень нравится… любить. Она Любит… эм, как же стыдно почему-то… саму Любовь… А мне непонятно… Не думай. Просто поцелуй.
И, прежде, чем Бенжамин успел ответить, сама приникла губами к его губам.
Худенькое тело содрогнулось, словно его прошило магическими разрядами,
а Бенжамин ощутил ответное желание такой силы, что с трудом сохранил рассудок!Сграбастал девочку в охапку, прижал к груди, принялся нежно-нежно, чтобы не напугать, целовать мягкие, податливые губы. Она тихонько застонала, раскрывая их, как лепестки цветка, впуская его язык в свой рот, всхлипнула, выгнулась дугой, дрожа… и с таким жаром ответила на поцелуй, что у Бенжамина в прямом смысле слова пол из-под ног ушёл.
Конечно же, он целовал женщин. Но ни разу не испытывал прежде ничего подобного. Поцелуй — нежный, страстный, полный доверия и открытости — повлёк за собой ощущение полёта, света… Должно быть света той самой Истины, о которой она пела…
Казалось, он длился целую вечность. Или всего лишь миг…
Потому что, когда Оракул вдруг отстранился, из груди Бенжамина вырвался стон.
— Спрашивай. — Твёрдо сказала она и Сенека понял, что должен решиться.
Сейчас или никогда.
— Нам нужна магия, Четырёхликая, — тихо озвучил он главное. — Как её получить?
Карие глаза закатились, тело, только что гибкое и податливое, окаменело. Бенжамин сделал над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы не отшатнуться. Вместо этого сильнее прижал её к себе.
— Я больше не даю силу, тьфу, по-вашему магию стихиям. То, что сейчас — остатки, — голос Богини оказался глухим, раскатистым. Отразился от высокого свода, витражей, изразцов, нечеловечески красивых Статуй, Ликов…
Бенжамин был потрясён. Он — слышал. Он — понимал! Понимал каждое слово, чтоб его сфинксы сожрали заживо!!! Богиня говорила с ним на его же, мать его, языке!!!
Не следствие ли этого его эксперимента?!
Но размышлять было некогда. Он задал следующий вопрос.
— Значит, мы обречены?
Худенькое тело затряслось, в уголках глаз проступило красное. Кровавые слёзы Оракула…
— Я посылала людям Силу. Но вы не справились. Это слишком для вас. Я долго думала. И теперь послала Знание.
— В чём оно заключается, это Знание?
— Я слишком завишу от стихий, в которых застряла. И поэтому у меня получилось сразу Четыре Свитка. Вместо одного. Впрочем, так надёжней. Изучив эти Свитки, расшифровав знания, которые я вложила в них, люди научатся не только получать магию в том количестве, какое требуется, но и управлять ей. Не как со стихиями. По-настоящему управлять, контролировать. Силой мысли. Во благо. Вы должны научиться действовать во благо друг другу, чёрт бы вас побрал! Только тогда я смогу собраться воедино.
Девчонка затряслась в его руках, из закатившихся глаз градом текли кровавые слёзы. Красная дорожка пролегла из носа, из уголка рта… Но Бенжамин не чувствовал ни страха, ни отвращения. Жертва этой девочки была по-настоящему святой. И, глядя на неё, умирающую, Бенжамин испытывал, переживал Любовь такой силы, что за гранью понимания.
Вообще за гранью.
Но, как ложка дёгтя в бочке мёда испытывал и злость. На Богиню.
— Собраться?!
— Уф… — девочка надрывно закашлялась и в лицо Бенжамину плеснули горячие брызги. — Ваша, мать её, Четырёхликая сможет прийти во второй раз. Второе Пришествие. Так тебе понимать проще?