Белорусские народные сказки

Вот настало утро, и выплывает морская красавица, подплыла к берегу, стоит по плечи в воде и говорит сама с собою:

— Ой, что это такое? Видно, что-то лакомое... Да не опасно ли его есть, не хочет ли кто изловить меня? Нет, не пойду! — и ^скрылась в море.

Сидит Иван до другого утра. Вот выплывает она снова. Подплыла к берегу, вышла на сушу, шага на три не дошла до Ивана, стала.

— Нет, не поймал бы кто-нибудь меня! — и назад в море.

Сидит он до следующего утра. Вот на третье утро опять она выплывает. Вышла на берег, подошла к повозке, стала пить и есть, а сама говорит:

— Эх, и вкусно же! И нет здесь никого.

Тут Иван мигом дверцы раздвинул и хвать ее за руку. Она вырывалась, вырывалась, а он говорит:

— Нет, не вырвешься!

А она такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Как глянул Иван на нее, так и подумал себе: «Вот бы мне такую жену!» А та обнимает его, целует да приговаривает:

— Ты меня к Кащею поведешь?

— Да,— говорит,— к Кащею.

— Так вот давай мы лучше так поладим, чтобы быть нам с тобой мужем и женой. Я ему не поддамся, а он чуть глянет на меня, тут же всю правду мне и скажет. Я у него и выспрошу, где его смерть, а ты, добрый молодец, может, ее и достанешь.

С этим и пошли.

Приходят к Кащею. Иван ему и говорит:

— Ну, привел.

— Анципка, подними-ка веки!

Та подняла. Только глянул он на морскую красавицу, так тут же и говорит Ивану:

— Ступай теперь куда хочешь: хочешь домой поезжай, хочешь оставайся у меня за сына.

— Ну что ж, так и быть,— отвечает Иван, — я уже привык к тебе, как к отцу родному, и буду тебе за сына.

— Вот и ладно, мой сынок названый, а женой тебе будет та, которую ты с острова привел. Возьми ключи со стены, ступай отомкни амбар, там ружья моих сыновей, выбирай себе любое да по свету погуливай, ешь, пей, веселись.

Отомкнул Иван амбар, выбрал ружье получше и пошел.

А морская красавица Кащея приголубила и говорит ему так-то умильно да ласково:

— Ой, миленький мой, какой же ты писаный красавец! И как долго живешь! Мне еще отец рассказывал, что мой дед прожил триста лет и знал тебя с малолетства, да и сам отец живет уже двести лет, а ты даже ir не старишься!

— Э, моя душенька, я прожил уже семьсот лет и еще буду жить, нет на меня смерти, я бессмертный. Вот и ты помрешь, а я все буду жить.

— Ой, миленький, ой, пригоженький, как же это ты так долго живешь? Расскажи!

— Эх, первой жене я не признался и второй жене не признался, ну, а тебе расскажу, уж очень крепко полюбил я тебя.

— Ну, конечно, ведь мы же с тобой заодно.

— Пойдем-ка на балкон, чтоб не услыхала та, за стеной.

Вышли они на балкон, а Кащей и показывает:

— Вон остров на море, видишь?

— Вижу.

— Видишь там дуб стоит огромный, так вот под тем дубом на три косых сажени под землей сундук несгораемый, не сгниваемый, а в сундуке том заяц, а в зайце утка, а в утке яйцо, а в том яйце — смерть моя.

Опять она его приголубила, он и заснул.

А Иван Дарган с ружьем на охоту пошел. Идет, а навстречу ему гончая собака. Прицелился он, хотел ее застрелить, а собака кричит:

— Иван Дарган, не бей меня, не губи, я тебе для большого дела пригожусь!

Пошел дальше. Летит орел. Иван прицелился, а орел кричит:

— Иван Дарган, не бей меня, не губи, я тебе для большого дела пригожусь!

Он и этого не стал стрелять. Идет он по берегу моря, видит — щука в сети запуталась и кричит:

— Иван Дарган, вырви кол, вытащи меня отсюда и пусти в море, я тебе для большого дела пригожусь!

Вытащил он щуку и пустил ее в море, а сам пошел домой.

Приходит домой, морская красавица обрадовалась, вывела его на балкон и показывает:

— Вон, видишь — остров, вон дуб там стоит огромный, под тем дубом на три косых сажени под землей сундук несгораемый, несгниваемый, а в сундуке том заяц, а в зайце утка, а в утке яйцо, а в том яйце — смерть Кащеева.

Пошел Иван к морю, кинулся вплавь, доплыл до острова да как рванет дуб, так и вырвал его с корнями. Землю разрыл, сундук достал, а сам подумал: «Как хвачу сундуком об дуб, так и конец всему».

Взял да и ударил. Заяц — прыг и бежать. А тут откуда ни возьмись гончая собака — раз и схватила зайца, утка порх — и полетела, а тут откуда ни возьмись орел — утку хвать, а из нее яйцо шмяк в море. Стоит Иван и думает: что делать? А тут уж щука несет яйцо в зубах.

— На, Иван Дарган, я ведь тебе говорила, что пригожусь!

Взял Иван яйцо и поплыл назад, а Кащей уже проснулся,

сидит.

— Ну, держись, собачье мясо! — говорит Иван.

— Что, что, разбойник? Анципка, подними-ка мне веки.

Та подняла.

Как увидел Кащей в руках у Ивана яйцо, так и затрясся:

— Иван Дарган, не бей меня, не губи, век не буду никого трогать и кормиться стану одной рыбкой!

А Иван не слушает* да как хватит его яйцом по плеши, так Кащей и ноги задрал. Тут и конец ему. Иван вышел на двор, свистнул коня богатырским посвистом, прилетел к нему конь. Сели на него все трое и поехали домой.

Дома Иван сам на морской красавице женился, а другую старшему брату в жены отдал. И стали они жить-поживать да добра наживать.

ИСКОРКА ПАРУБОК ДЕВИЧИЙ СЫН

Выло у отца три сына: два умных, а третий дурак. И была у него на конюшне кобыла.

Умные поехали в лес, а дурень остался дома. Две невестки затопили печку, напекли блинов. Потом просят его, дурака-то этого:

— Принеси,— говорят,— нам воды, а мы тебе за то блин помаслим.

Он взял ведра и пошел.

Приходит к колодцу, а был он неподалеку от реки, возле моста. А под мостом-то застряла щука. И говорит она ему человечьим голосом:

— Вызволи меня отсюда, и что только тебе ни понадобится — все исполнится.

Тот ее высвободил и пустил в воду, а сам приказывает:

— По щучьему веленью, по матушкиному порожденью, по батюшкиному благословенью, нуте-ка, ведра, начерпайтесь и домой идите!

Тут ведра начерпались и пошли домой впереди него. Невестки увидали в окно и показывают одна другой:

— Вот,— говорят,— мы все дурнем его называем, а он, гляди, что творит! Своих мужей работой изводим, а он все дураком почитается и баклуши бьет!