Белорусские народные сказки
Шрифт:
— Укра-али, укра-али!
Сидит на ветке ворона да и знай орет.
— А ты что скажешь, сорока? — спрашивает бог.
Сорока прыгает с веточки на веточку и стрекочет:
— За это им, господи, чи-чи-чи!
Прилетает и кукушка. Эта пожалела:
— Господи, они купили, да ку-у-пили, да ку-у-пили! Микола и Петр обрадовались, что хоть кукушка их руку держит, и говорят:
— Вот ты, кукушка, кукуй только до Петрова дня, а после будешь свободна. А вы, ворона да сорока, раз вы наклепали, вам каркать и стрекотать,— не будет вам никакого отдыха.
ИЛЬЯ И ПЕТРО
Давно
— Что вы, потаскухи, делаете, зачем мочите сено, люди же теперь косят!
— Нам,— отвечают тучи,— Илья приказал.
— Ах вы мокрохвостки,— ругается Петро, — я вам покажу Илью! Илья всегда разведет гнилья.
Схватит Петро метлу и разгонит тучи по углам, а небо чистенько подметет. Вдруг откуда ни возьмись тарахтит, едет Илья, орет, словно у него живот схватило, аж небо и земля дрожит. Тучи толкутся, как неприкаянные, вылазят из углов, и польет такой дождь, что не только низины, и холмы затопит. Жалуются люди богу, что паны дерутся, а у мужиков чубы трясутся, жалуются и просят бога, чтобы дал вёдро. Призовет бог к себе Илью, ругает его, а тот оправдывается—столько, мол, развелось нечисти-чертей, что надо их громом побить, не то весь свет опоганят. Призовет бог Петра и уговаривает: пускай Илья немного поохотится за чертями. А Илья тем часом так разгромыхается, что аж земля стонет: нет ни дня, ни ночи; тучи кишат на небе, как вьюны в решете; на небе все кипит, как в горшке; молния так блещет, что в глазах темно становится, а Перун-то и знай смолит, полосует сосны и дубы да поджигает постройки в деревнях, либо стога в поле. А Илья ездит себе по небу да командует: «Так, так, так! Го-го-го! Еще, еще... Лупи, лупи его, гада... Вот так, так... Го-го-го! Тресни его по затылку! В загривок, в загривок лупи его, гада! Трах-тах-тах! Так-так-так! Го-го-го!» Просят, молят люди, чтобы унялся гром, а Илья не слушает. Ходит Петро да плюет беззубым ртом от злости. Натешится Илья, начистит свою коляску и поедет к солнышку в гости. Тут Петро подметет небо и давай сушить землю. Вот уже подходит время сеять рожь, а земля сухая, как горячая зола,— опять беда! Беда, что нет дождя. А Илья играет себе с солнышком, а про землю забыл. Не смотрят друг на друга Илья и Петро, сердятся, боятся даже встретиться.
Вот однажды вздумали они походить по земле, поспрошать людей, кого они больше любят: Илью или Петра. Как сошли они на землю, так в скором времени и повстречались. Идут рядом и спорят: Петро говорит, что его больше любят люди, а Илья говорит, что его. Как дознаться, чья неправда? Видят они: человек сеет гречиху.
— Вот,— говорит Петро,— давай спросим, кого мужики больше любят.
— Давай спросим,— соглашается Илья.
— Помогай бог! — кричит Петро.
— Спасибо.
— Скажи, добрый человек, кого вы больше любите, Илью или Петра?
Мужик снял с плеча севалку, поставил ее на землю, почесал затылок.
— А бог его знает, кого мы больше любим: может, Илью, а может, Павла-Петра.
— Ты не плети плетень, — говорит Петро,— а отвечай нам прямо.
— Илья и Павел-Петро — добрые святые, мы их и любим.
— А кого больше?
Видит мужик, что тут не выкрутишься.
— Пожалуй, Павла-Петра.
Илья даже задрожал
от злости. Пошли они дальше, а Илья и говорит:— Спалю за это ему ниву, ничего не уродит.
— А я намочу и пошлю урожай,— говорит Петро.
— Коли так, я сделаю вот что: кто первый попробует с этой нивы лепешку — подавится.
Ухмыльнулся Петро, и пошли они дальше.
Выдалось в тот год на редкость доброе лето: днем солнышко, тепло, а ночью теплая роса или тихенький теплый дождик. Растет все как на дрожжах; сдается, посади на поле дитя, так и оно вырастет. Уродилась гречиха по пояс. Набил мужик пол гумна. Вот намолотил он гречихи, намолол, и напекла хозяйка свежих лепешек полное решето. В ту пору приходит в село Илья с Петром, и заночевали они у того мужика. Забыл Илья, не узнал его.
Сели они ужинать.
— Вот благодарение господу,— говорит мужик,— уродилась нынче гречиха, попробуйте, дорогие гости, свежих лепешек.
А Илья в тот день здорово-таки проголодался. Как схватил он лепешку, так и подавился. Он и туда и сюда, и водою запивал, и кулаком его били и в грудь и в спину —хоть бы что. Догадался он, что это проклятые им лепешки, и давай просить прощения у мужика и Петра. Насилу очухался. С тех пор перестал Илья мешать людям сено косить. И все было бы хорошо, если бы Петро не был таким старым и глухим. Бог говорит:
— Посылай тогда дождь, когда люди просят,— а он не дослышит и посылает дождь, когда люди косят.
ПО КАКОМУ СЛУЧАЮ БЫЛА ДАНА ВЛАСТЬ ЖЕНЩИНАМ И ПОТОМ СНОВА ОТНЯТА У НИХ
Припала апостолу Петру жалость к бабам: дескать, женский пол много от мужей своих терпит. Вот и выпросил Петр у бога для баб власти над мужьями. И такая воля была дана бабам,, что мужику одно оставалось: знай пляши под бабью дудку!
После того апостол Петр с богом по земле ходили и остановились как-то в мужицкой хате на ночлег.
Хозяйки не было дома, и видят они: один муж домовничает — дите качает да горшки в печи ворочает.
— Можно переночевать?
— Да оно можно бы, да не знаю, как баба!..
— Как же так не знаешь? А где же твоя баба?
— В кабаке!.. Чтоб она провалилась! За домом не глядит врвсе.
Потолковали они, потолковали и спать полегли.
Петр лег на полатях с краю, а бога к стенке положил.
Приходит баба, а они уже спят. Баба сперва мужа отругала:
— Каких это ты бродяг пустил на ночь глядя? Как ты смел, не спросившись у меня, их в хату пустить?
Взяла хворостину и ну Петра охаживать этой хворостиной.
Петр ежился, ежился — невтерпеж ему.
А баба хворостину сломала и пошла за другой в сени.
Петр и думает себе: «Переберусь-ка я за бога, а то баба теперь за того, который у стенки, примется».
Вот баба подходит снова к полатям и говорит:
— Ну, с этого будет, я его порядком попотчевала, теперь нужно другого поучить!
Тут снова Петру досталось.
После этого Петр как взмолится:
— Нет, господи, так больно нехорошо; пусть лучше уж бабы мужиков слушаются, чем мужики баб!
КАК МИКОЛА-УГОДНИК РАЗНИМАЛ БАБУ С ЧЕРТОМ
Шел как-то бог с Миколою, всегдашним своим угодником. Слышит бог, тростник трещит.
— Микола,— говорит бог,— сходи-ка погляди, с чего это тростник трещит.
Пошел Микола, гладит, а у речки баба дерется с чертом. Вернулся он к богу.