Белый ферзь

Впрочем, Колчин при всей своей координации, при прочих достоинствах тоже не стал для Инны защитником…

Он направился след в след за троицей из «порша» — к парадному входу. Поглядим, какая-такая «Чайка»…

Она — такая… Гостиница для иностранных специалистов. То есть строителей. Финны, югославы, турки, шведы. Некоторым образом простые работяги. Однако простой работяга У НИХ и У НАС — разница. У НИХ требования нормальных условий проживания, которые У НАС — роскошь. То есть именно то, чего желательно было бы Колчину. Вот не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Пожилой массивный охранник в камуфляже — ему бы внуков нянчить и на редком солнышке греться, а он — страж! Ну да вполне возможно, ни на что иное страж и не способен. Зато — камуфляж-пятнашка. Тоже, кстати, чисто психологическое уравновешивание — форма коммандос, а возраст — свидетельство богатого опыта, даром что поскрипывает при любом шевелении, даром что песочек сыплется, хоть на гололед его выпускай первым, чтобы последующие не скользили. Словом, не худшая, а то и лучшая фигура в качестве стража. А то наймешь рослых мордоворотов, а потом вдруг выяснишь, что внедрилась к тебе в отель некая структура, и слепки с ключей от номеров давно сняты, и сам ты вынужден платить отнюдь не жалованье охране, а… иначе это как-то называется и по сумме весьма отличается. Старикам же мало нужно, и закалка у них еще та, старомодная: вор должен сидеть в тюрьме. Поднять же руку на ветерана, будь ты случайно заглянувший бандит, трижды подумаешь. Ну не трижды — это беззастенчивая лесть бандитам, но хоть разок да напряжешь извилину: ветераны крикливы, напористы, а страха перед шпаной в большинстве своем почти лишены — и не таковских видывали полвека назад, кыш!

Лицедейство — это целая наука. Ничуть не менее важная, чем руко- и ногодейство. Кстати, входит отдельным предметом в курс обучения специалиста. Спросите у Андрея Зубарева. И он ответит: да, рукопашный бой, метания всяческих колюще-режущих предметов, стрельба из всего, что стреляет, ориентирование, выживание в любых условиях, иностранные языки… но еще этикет — манера поведения в разных слоях общества: от жестов до гардероба. Чтобы пришел в распоследний кабак — и тебя не заметили. Чтоб пришел на коктейль к лорду — и слился с аристократией.

Колчин избрал имидж подчеркнутого интеллектуала западного образца. То есть не рефлексирующего кретина, шарахающегося от любой зеркальной двери («Ой, нас все равно сюда не пустят…»), верхом бесстрашия коего становится робкое и заранее безнадежное: «Я только спросить, нельзя ли тут у вас…» — это удел отечественных гуманитариев, от мэнээсов до профессуры.

Колчин предстал интелем ОТТУДА, не наглым, но уверенным, не подобострастным, но значительно вежливым. У НИХ, кстати, интели ценятся и оплачиваются повыше, чем строители. Даром ли колчинский опыт общения-проживания хоть в Токио, хоть в Гамбурге, хоть в Амстердаме.

Он прибыл для научной работы в библиотеках города. Ему порекомендовали именно эту гостиницу. О ней отзывались похвально и в Амстердаме, и в Гамбурге…

Нужно быть сибирским пельменем, сутки отлежавшим в морозильной камере «Стинола-102», чтобы не растаять после действа, предпринятого ЮК.

Молоденькая дама-администратор растаяла, пожилой страж расслабился и опустился в кресло.

Выгодным контрастом переминался свиникоглазый «строитель»-старожил, доставленный девицами, заплетающий языком: «Антакаа, олкаа хювя, аваймен хуонееста ну-меро какси колме какси…» И девицы, неугомонно веселящиеся: «Ну чё, неясно?! Какси колме какси! Двести тридцать второй! Ключ! Ну?!»

…Номер Колчин снял на неделю. Номер — однокомнатная просторная квартира. Седьмой этаж. Вид — не на стройку века, а на полулесной-полудеревенский ландшафт, Коломяги. А жилье свое временное не стал он украшать антикварными произведениями искусства.

Антикварное произведение искусства, то бишь достопамятную доску с Инь — Ян и красными печатями из Шаолиня в деревянном пенале, Колчин взял с собой.

Если она, доска, послужила «вездеходом» на Рождественке в московском ИВАНе, то и в Питере еще послужит. И не только в качестве «вездехода», но и как повод для завязки разговора: «Я такой-то и сякой-то. Вот подарили, а я не знаю… Не могли бы здешние специалисты по восточным культурам сказать что-либо определенное.

Вы — специалисты? Очень приятно…» — далее так и так далее.

Это уже забота ЮК вывести тему на недавно посетившую «Публичку» Инну Валентиновну Колчину, тоже специалиста. А то с места в карьер спросишь: «Куда жена делась, ханурики?!»

Ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа…

11

— А вы?! Вот вы! Что вы спросили?

— Как пройти в библиотеку…

— В три часа ночи… Х-хы… Идиот!

«Студия КТВ АРНИКА в дни школьных каникул принимает заявки на показ фильмов для детей бесплатно с 10.00 до 18.30».

«Операция Ы». Дремучее детство. Красть надо не так. Так красть не надо. Х-хы… Как пройти в библиотеку.

Однако это уже получается день-деньской. Одиннадцатый час. Цветная «Радуга» демонстрировала «и другие приключения Шурика» по кабелю. Колчин отлежался в ванной. Он готов был пройти в библиотеку, не спрашивая — как?

…В Японской национальной библиотеке, когда вы взяли одну рукопись, затем решили взять другую, предложат вымыть руки, чтобы не перенести микробы с одного документа на другой. А при переходе из помещения в помещение заставят сменить тапочки. Причем в каждом хранилище тапочки своего цвета.

В Британской библиотеке все сотрудники носят таблички-визитки. Таким образом их можно отличить от читателей. Гости любого ранга обязаны отметиться в книге и надеть табличку «Посетитель». Библиотека разделена на отсеки — в каждом действует свой пропуск. Служебные помещения, разумеется, отделены от читальных залов. В отделах редкой книги и в рукописном у библиотечного работника пульт с телеэкраном для наблюдения за читателями. Плюс к этому по залам ходят сотрудники службы безопасности с радиотелефонами…

Ничего подобного ни в первом, ни в последнем приближении Колчин в «Публичке» не пронаблюдал.

Он припарковал «девятку» в ряду машин за павильончиком стиля «классик» — между Гостиным и Думой. Густовато, правда, здесь от жуликоватых морд в «косухах», но это ломщики-валютчики, не угонщики. «Карманом» ильясовская «девятка» не оснащена, однако и свиристельной-воющей-визжащей сигнализации достаточно — место людное и контролируемое законопослушными силовиками (что оравой крепких парней с нагрудными рациями в галереях Гостинки, что крепкими парнями из банка «Кредит-Петербург» напротив). Само собой, все они расставлены отнюдь не для сохранности чьего-либо личного транспорта, но… психологическая уравновешенность…

Колчин прошелся пешком. Размять ноги надобно. Невский как Невский. Летом, наверное, смотрится поярче, а сейчас, в декабре, при минус трех — дроглый какой-то, сырой, бледноватый. Попрошайки…

Ну, этого добра и в Москве… Правда, московские нищие безыскусней: «Подайте Христа ради…» А Питер, он и есть колыбель не только революций, но и культуры.

Где еще встретится неимущий в позе нахохлившегося достоинства — эдакий состарившийся памятниковый Пушкин, но не с питерской площади Искусств (хотя вот она видна), а с московского Страстного бульвара. И глядит он, неимущий, мимо брошенной шляпы, будто и не его она. А у шляпы плакатик, прислоненный к стене: «Пенсии нет. Зубов нет. Поэт…»