Берлин: тайная война по обе стороны границы

На предприятия и в госучреждения продолжалась рассылка текстов подписок, из ряда госучреждений их «забыли» отозвать. Неопределенность будущего, естественно, волновала наших помощников, они вправе были получить компетентные ответы из первых уст, а не из путаных объяснений восточногерманских властей. Мне было предложено завтра же подключиться к этой работе.

Вторым важным для отдела событием было намеченное на 12 мая совещание в Потсдаме всего руководящего состава особых отделов КГБ в ГДР по вопросам изменения оперативной обстановки в республике после закрытия в 1961 году границы с Западным Берлином. На совещании предполагалось выступление министра госбезопасности ГДР генерал-полковника Эриха Мильке. Это был его первый визит к работникам советской военной контрразведки. Раньше ему не доводилось бывать в Управлении особых отделов.

В истории нашей группы войск в Германии, как оказалось, этот визит стал единственным и последним визитом министра госбезопасности ГДР. Данная встреча также требовала подготовки оперсостава, а именно: необходимо было определить круг вопросов, которые можно задать приехавшему министру.

Весь следующий день у меня ушел на изучение обстановки. Я встречался с людьми, разъяснял нашу позицию, успокаивал их. Времени на адаптацию к новой действительности у меня не было, и иногда я ловил себя на том, что мысленно я еще в Березниках, а не в Берлине. Но в конце дня я исправно доложил начальнику о результатах встреч. Заслушав меня, он напомнил, что завтра утром мы всем отделом выезжаем в Потсдам на ответственное совещание с министром. Одеты мы должны быть строго по протоколу: черный костюм, белая рубашка, галстук в тон, все должно быть начищено и отутюжено. Осмотрев меня критически, начальник поинтересовался, смогу ли я явиться завтра в подобающем виде. Я ответил, что костюм у меня имеется, только чемоданы еще не распакованы.

Поэтому следующим указанием было: «Иди домой и займись гардеробом!»

Оказалось, что выполнить это указание было не так-то просто. Жена только руками всплеснула: вода из крана почти не течет, свет в двух комнатах не горит, розетки неисправны. Я срочно связался с дежурным по КЭЧ и попросил прислать сантехника и электрика. Вскоре пришел немец, дежурный слесарь. На ломаном немецком языке я высказал жалобы, показал поломки. Он же, с истинно немецким педантизмом, стал мне объяснять, что руководитель КЭЧ должен был произвести осмотр квартиры до ее заселения. До ее ревизии я не должен был въезжать в квартиру. Таков порядок.

Слесарь показался мне слишком назойливым. Несмотря на мое нежелание поддерживать разговор с ним, он не умолкал:

— А вы раньше уже бывали в Германии? Кажется, мне знакомо ваше лицо.

Я сделал вид, что не понимаю, о чем он говорит. Разговор прервался. И тут в квартиру с улицы вбежал мой взбудораженный сын и сообщил новость: он встретил во дворе знакомого мальчика, который «тоже уже жил здесь с папой»!

Немец, посмотрев на сына, тут же заявил:

— Ну, конечно, я же сразу узнал вас. Вот и мальчика вашего помню!

Он даже назвал расположение нашей бывшей квартиры. Все точно. Опознание состоялось. Этот разговорчивый, интеллигентного вида слесарь из КЭЧ и раньше привлекал наше внимание. Его частенько замечали в Карлсхорсте у спортплощадок, где мы в спортивной гражданской одежде по утрам занимались спортом. Американская агентура имела прямое задание выявлять штатских в военном городке, занимающихся по утрам физкультурой. Эти лица противником уверенно идентифицировались как принадлежащие к советским разведслужбам.

Кстати, этот любопытный слесарь из гарнизонной КЭЧ вскоре все-таки был изобличен как агент американской разведки и больше не докучал нам своим угодливым вниманием ни при обслуживании квартир, ни при занятиях спортом.

Таковы были условия проживания в Карлсхорсте, и здесь ничего нельзя было изменить.

Утром 12 мая всем отделом мы прибыли в Потсдам. Среди тех, кто служил и проживал там, я с радостью встретил сослуживцев по первой командировке. Мы разговорились, вспоминали общих знакомых, расспрашивали друг друга о том, как у кого сложились судьбы. Я коротенько рассказал, как служил в Березниках. Нашу теплую беседу прервал начальник отдела:

— Ты где пропал? Тебя требует начальник управления генерал Матвеев. Еще я должен тебя представить генерал-майору Федорчуку, который курирует работу разведотдела.

В приемной начальника было полно народа. Он быстро провел меня в кабинет руководителя. Генералов было трое: А. И. Матвеев, В. В. Федорчук, а также начальник Третьего Главного управления военной контрразведки страны генерал-лейтенант И. А. Фадейкин. Его я встречал во время прошлых визитов в ГДР.

Полковник Захаров представил меня генералам и неожиданно сказал:

— Я рекомендую товарища Корнилкова в качестве переводчика министра Мильке.

К такому повороту событий я не был готов и попытался возразить своему начальнику. Я сказал, что у меня два года не было активной языковой практики. Прошло всего лишь два дня, как я вернулся в языковую среду, и я не успел еще восстановить былые навыки. Высказал сомнения в том, что справлюсь с синхронным переводом речи министра. Заметив мое смятение, ко мне подошел Фадейкин и сказал, что раз руководители мне доверяют, надо соглашаться.

В этот момент в кабинет руководства стремительной походкой вошел министр Мильке в сопровождении своей свиты.

Я быстро оглядел сопровождающих, втайне надеясь увидеть кого-нибудь из знакомых сотрудников советниче-ского аппарата ЛГУ в Берлине. Может, кто-нибудь из них мог бы взять перевод на себя, ведь текст доклада наверняка с ними обсуждался заранее. Однако знакомых лиц я не увидел, надежды на замену не оставалось. В окружении немецких генералов я приметил женщину с папкой в руке и предположил, что у них есть своя переводчица.

После взаимных представлений Мильке спросил на ломаном русском, кто будет переводить его доклад. Генерал Федорчук представил меня министру. Тот подозвал женщину и взял у нее папку. Осмотрев меня, министр спросил:

— Как будем работать? В этой папке перевод всего моего доклада на русский язык. Ты можешь взять его и просто читать вслух по ходу выступления. Но имей в виду — я буду говорить, как Хрущев!

С этими словами он передал мне текст доклада. Присутствовавшие при этом генералы попросили уточнить у Мильке, что значит «говорить, как Хрущев?»

Хитро улыбнувшись, Мильке ответил:

— Это значит, я буду говорить иначе, не по готовому тексту. Ведь Хрущев всегда так поступает!

После этих слов я вернул референту министра перевод доклада и сказал, что в таком случае он мне не потребуется, буду переводить синхронно.

На выходе со всеми вместе из кабинета я успел отловить своего начальника и высказал ему свое недоумение тем, что он даже не удосужился меня предупредить о таком ответственном задании заранее. Захаров ответил, что просто не успел этого сделать, потому что две другие предложенные им кандидатуры на должность переводчиков Мильке были отклонены генералами. Времени на доработку и обсуждение деталей предстоящего совещания попросту не осталось.