Берлин: тайная война по обе стороны границы

Определив новый облик противника, уяснив его цели и задачи, мы завели несколько конкретных дел на разведчиков и вполне успешно противодействовали посягательствам берлинского отделения ЦРУ «Redcap» на наших военнослужащих в новых условиях — в обстановке закрытой границы с Западным Берлином.

Мне пришлось работать над рядом дел, связанных с разоблачением американской агентуры, действовавшей против Группы советских войск в Германии. Некоторые из них я помню очень хорошо.

В одном из подразделений Третьего отдела был получен сигнал на гражданина ФРГ, жителя города Штутгарта, якобы работающего на американскую разведку. Материал по принадлежности попал в наше отделение. Стали уточнять детали. Выяснилось, что упоминаемый гражданин ФРГ, назовем его Хабек, постоянно работал истопником при штабе американской армии в Штутгарте, был увлечен спортом. В свободное время подрабатывал у американцев в качестве тренера. Источник этой информации не был проверен, в своих рассказах путался, но говорил, что лично встречался с Хабеком. Однако у него удалось все же выяснить, что Хабек неоднократно заявлял своим знакомым, что он «умеет жить», что он «работает и на американцев, и на русских», от всех получает хорошие деньги и водит их за нос.

Проверка по учетам погранвойск показала, что он изредка бывает в ГДР. Оперативная спецпроверка по всем имеющимся учетам ничего не дала. Однако принадлежность Хабека к обслуживающему персоналу американских войск позволяла предполагать возможную причастность к этой ситуации нашей военной разведки — ГРУ. Мы допускали, что в их агентурной сети мог оказаться двурушник. Заместитель начальника по разведке генерал Федорчук, изучив материалы дела, дал однозначное указание: «Завести на Хабека дело как на вероятную подставу американской контрразведки в агентурную сеть ГРУ!»

Легко сказать — завести дело! Объект проверки в Штутгарте, в ФРГ, а мы в другой стране — Восточной Германии, и между нами государственная граница. Как его проверять?

Начали с личного контакта с генерал-лейтенантом Роговым, руководителем берлинского филиала ГРУ Советской армии. Мы сообщили о получении сигнала общего плана о возможной причастности Хабека к ГРУ. Нам хотелось знать, так ли это. В ответ мы не услышали ни «да», ни «нет». Мне было сказано, что эта фамилия им неизвестна, но, возможно, она известна в Москве. Но мне все же был задан прямой вопрос: «А что вам о нем вообще известно?» Я тоже, разумеется, ничего конкретного в ответ не сообщил.

После нашего дополнительного запроса в Москву, Рогов пригласил меня к себе в кабинет и ознакомил с телеграммой московского руководства, дающей нам право изучать материалы военной разведки на Хабека. Он также предоставил в наше распоряжение сотрудника ГРУ, работавшего с ним. Рогов отметил, что этот человек известен тем, что он «выжал» из них почти все известные способы связи с агентурой. Изучение материалов на Хабека как источника информации советской военной разведки и реализация оперативных мероприятий по его изобличению были поручены нашему оперработнику А. Г. Савину.

Состояние рабочих материалов военной разведки на Хабека вызвало у нас недоумение. Раздел дела с графой «Наличие сведений с сигналами неблагополучия в поведении источника» оказался почти чистым. Они, в нарушение действующих инструкций, не фиксировались. Хотя в откровенной беседе с сотрудником военной разведки выяснилось, что таких данных было немало. Он рассказал нам также, что Хабек под разными предлогами браковал предлагаемые ему способы связи. Он «терял» или уничтожал «по ошибке» копирки для нанесения тайнописи, нарушал правила исполнения тайнописных сообщений и требовал новых средств, более стойких. Каким образом он сам проверял стойкость тайнописи, не выяснялось.

Хабек настаивал на организации тайников для связи с ним в соседних с ФРГ странах — в Швейцарии и Франции.

Он выносил с территории американского штаба использованные карты воинских учений и другую документацию, которая сдавалась для сжигания в кочегарке, и закладывал их в тайники в этих странах. Он не особо боялся, что при пересечении границы эти документы будут обнаружены при нем.

Настоял на нескольких вариантах радиосвязи без выяснения причин, по которым он браковал предыдущие варианты, и получил их.

Хабек часто обращался к оперработнику с просьбой дать ему теоретическую разведывательную подготовку.

Иногда он приезжал на несколько дней в ГДР через другие страны — Австрию, Чехословакию, хотя кочегарам такие отлучки в течение года не полагались, не считая отпуска.

Нравилось ему отмечать советские государственные праздники: день Великой Октябрьской социалистической революции и День Советской армии. В эти дни он, как правило, приезжал из ФРГ на внеплановые встречи по собственной инициативе, якобы «из уважения к Советской армии», и отмечал эти праздники вместе с сотрудниками ГРУ.

Таким «странностям» в поведении Хабека в ГРУ не давалось соответствующей оценки. Никаких мер для его проверки в связи с необычностью таких поступков не предпринималось. Даже при поверхностном изучении материалов его дела складывалось впечатление, что он совершенно не боялся приезжать в ГДР, не давая при этом естественных объяснений, вызывающе игнорировал требования конспирации при поддержании связи. При этом он рисковал личной свободой и благополучием своей семьи, будто личная безопасность для него ничего не значила.

Сотрудник ГРУ соглашался с нашими доводами, заверял, что о его поведении докладывал своему руководству, но никаких указаний по этому поводу не получал: «Москва оценивала положительно материалы, получаемые через Хабека!» Все всех устраивало.

Было принято решение вызвать агента из ФРГ на внеплановую встречу. Его попросили взять отпуск на десять дней и в телеграмме намекнули, что это связано с его пожеланиями об учебе.

Мы рассчитывали, что контрразведка американцев использует этот шанс. И не ошиблись: Хабек прибыл без промедления. Он был поселен один на конспиративной квартире под контролем соответствующих технических средств и обеспечен охраной.

На встрече оперработник ГРУ представил Хабеку нашего сотрудника А. Г. Савина как своего коллегу, который теперь будет с ним работать. Согласно подготовленной легенде, ему сообщили, что прежний сотрудник ГРУ возвращается по замене на родину. Новый сотрудник должен с ним познакомиться, так как видит его в первый раз. При этом, естественно, были допустимы любые вопросы, уточнения, обмен мнениями по поводу многолетнего негласного сотрудничества с ГРУ. Были заданы в письменном виде и «неудобные» для Хабека вопросы. Предложили написать отчет, в порядке обмена опытом, о пятилетием сотрудничестве с ГРУ. Его попросили указать недостатки и дать предложения по совершенствованию работы.

Уже на вторые сутки «работы над отчетом» нервы двурушника стали сдавать. Он пытался отказаться от полного ответа на поставленные вопросы, уклонялся от объяснения «странностей» своего поведения и пытался убедить нас, что мы напрасно теряем время по пустякам.

Ему твердо дали понять, что без письменного отчета по всей форме нельзя будет приступить к учебе. Мы полагали, что именно ради учебы американцы отправили его на сей раз на явку. Если он не пройдет обучение, это будет означать невыполнение их задания. Наше требование ставило его в безвыходное положение.