Берлин: тайная война по обе стороны границы

Завершая отчет, Хабек почувствовал, что, отвечая на наши письменные вопросы, он запутался в противоречиях.

Во второй половине дня он вызвал оперработника, как он выразился, — «для душевной беседы», а не для написания «бюрократических бумаг».

Визуальный контроль зафиксировал, что поведение Хабека говорит о психологическом надломе. Воспользовавшись его состоянием, Савин предложил ему не мучить себя, оттягивая время, а написать всю правду. Тут же ему была разъяснена соответствующая статья уголовного кодекса РСФСР о явке с повинной, и что чистосердечное признание заменит написание отчета, который он так и не смог закончить.

Хабек принял это предложение и уточнил, на какие вопросы он должен дать ответ. Таким образом, он фактически дал согласие на сотрудничество со следствием.

Основные вопросы были следующие: когда и при каких обстоятельствах он был завербован американской разведкой; какие задания выполнял; кто руководил его деятельностью; какие указания от американцев он получил, отправляясь на эту встречу с нами.

К концу второго дня пребывания в Берлине Хабек написал признательные показания о сотрудничестве с американцами.

На следующий день, по договоренности с МГБ ГДР, прибыл следователь немецкой службы госбезопасности для оформления ареста и ведения следствия по его делу.

Вечером я зашел к генералу Рогову и проинформировал его, что Хабек полностью признался в сотрудничестве с американской контрразведкой и показал, что на протяжении пяти лет он работал против ГРУ под руководством американцев. Рогов не стал знакомиться с его письменными признаниями, но попросил ознакомить его с первым протоколом допроса немецкого следователя, который будет вести дело Хабека.

На третий день, как и было обещано, я зашел с немецким протоколом допроса к Рогову. Я сказал, что для дальнейшего ведения следствия мы намерены вечером официально передать Хабека в МГБ ГДР и на этом прекратить оперативную игру с американцами с его использованием.

Тут генерал энергично возразил:

— Нет, сейчас нельзя!

Я поинтересовался, в чем причина. Наша цель достигнута: двурушник изобличен и обезврежен. Рогов возбужденно объяснил, что сначала он должен предпринять ряд мер. С этим агентом работали еще семь сотрудников ГРУ, находящихся в разных странах под дипломатическим и торговым прикрытием: в ФРГ, Франции и Швейцарии.

Они обрабатывали тайники, куда Хабек закладывал свои материалы. Разведчиков нужно было вывести из-под возможного ответного удара контрразведки противника и срочно отозвать в СССР. Для этого нужно время, чтобы они могли подготовить убедительные оправдания их срочного отъезда из стран пребывания, не вызвав при этом подозрения в их окружении. Для подготовки отъездов требовалось два-три дня. Только когда они будут на территории СССР, можно будет передавать Хабека в следственную тюрьму МГБ ГДР.

Эти обстоятельства не были нами учтены, и мы не могли их предусмотреть в своих планах по делу Хабека. Пришлось еще несколько дней содержать его под охраной.

Когда наши военные разведчики были уже дома, мы, с согласия генерала Рогова, передали Хабека немцам.

Следствие велось скрупулезно. Налицо была хорошо продуманная классическая подстава агента контрразведки противника в действующую сеть нашей военной разведки.

За всеми «странностями» его поведения скрывались конкретные задания американской контрразведки: изучение способов и средств связи, применяемых в ГРУ, выявление наших разведчиков под дипломатическим прикрытием, сбор материалов на разведчиков, руководивших его работой, выявление явочных квартир, номеров телефонов ГРУ в Берлине.

Следствие по делу также показало, насколько низок уровень оперативного обслуживания филиала ГРУ в Берлине со стороны нашей военной контрразведки. По штатной расстановке за его контрразведывательное обеспечение отвечал особый отдел берлинского гарнизона.

Им ничего не было известно о наличии в филиале ГРУ целого букета сигналов неблагополучия в работе с этим человеком. Особый отдел вообще не уделял внимания работе по выявлению и проверке сигналов такого рода в работе с негласным аппаратом. Таковы были неутешительные выводы для военных контрразведчиков.

Территориально здание филиала ГРУ в Берлине и особый отдел берлинского гарнизона располагались рядом. Часто бывало, идя утром на работу, мы сталкивались на улице с генералом Роговым. Иногда он с улыбкой интересовался, нет ли у нас чего-нибудь нового. Мы вежливо отвечали, что пока новостей нет, но если что-то появится, мы обязательно поставим его в известность.

В середине шестидесятых годов МГБ ГДР совместно с аппаратом уполномоченного КГБ СССР в Берлине вело активную разработку известного в Европе крупного ученого в области радиофизики. Условно назовем этого агента противника Крамер. Он был профессором, доктором технических наук, руководителем одного из филиалов академии наук республики. Поскольку этот немецкий ученый периодически выезжал в Москву в рамках межгосударственных соглашений для решения общих проблем в области радиофизики, к его разработке подключался и центральный аппарат КГБ.

Немцам стало известно, что он сотрудничает с американской разведкой, по убеждениям — стойкий националист. Его вербовка противником проходила в два этапа.

Сначала его привлекли к сотрудничеству от имени БНД [3] а потом передали на связь американской разведке. Она была якобы заинтересована в решении ряда технических проблем, которые важны именно для американцев.

В ходе коллективной разработки было установлено, что Крамер не проявлял интереса к новейшим достижениям СССР в области радиофизики. Равнодушно он относился и к космической тематике, вопреки предположениям инициаторов разработки, которые организовывали его командировки в Москву. Дальнейшая работа по его делу в условиях ГДР показала, что интерес он проявлял далеко не к космосу, что было бы объяснимо по причине близости этой тематики к его научной деятельности. Его интерес был обращен буквально к земле! Он сосредоточенно изучал линии советской военной проводной связи, особенно между Берлином и штабом ГСВГ в Бюнсдорфе.

3

БНД — западногерманская разведка (BND — Bundesnachrichtendienst).

Были установлены факты, когда он сам закапывал в землю какие-то предметы у столбов с проводами, обслуживаемыми советскими солдатами. Решено было разработку на этом закончить.

После ареста, признав факт своего сотрудничества с американцами, профессор Крамер стал давать развернутые показания о направленности своей шпионской деятельности. Американская разведка нацеливала его на организацию бесконтактного прослушивания советских военных линий связи между Берлином и штабом ГСВГ в Бюнсдорфе. Сначала американцы давали ему электронные прослушивающие устройства, закамуфлированные в виде автомобильных канистр для горючего.

Поскольку качество записи разведку не устраивало, профессор сам занялся усовершенствованием американской прослушивающей аппаратуры. Ему удалось значительно улучшить качество снимаемой информации, о чем ему сообщили разведчики.

Затем американцы передали Крамеру подробную карту прохождения кабельной линии связи, проложенной в земле, но невидимой сверху. При аресте эта карта у него была изъята и явилась доказательством по делу.

Следственный отдел МГБ ГДР официально запросил у аппарата уполномоченного КГБ в Берлине заключение о том, действительно ли у нас имеется кабельная линия связи между Берлином и Бюнсдорфом, невидимая сверху, и используется ли этот кабель для передачи секретной информации. Подготовка ответа была поручена оперработнику нашей группы Смагину — помощнику офицера связи КГБ в Берлине по линии военной контрразведки.