Берлин: тайная война по обе стороны границы
Шрифт:
На официальный запрос в штаб ГСВГ с приложением копии карты от управления связи штаба поступил ответ, что у них нет на обслуживании такой линии связи. Немцы торопили с ответом, поскольку дело готовилось к передаче в суд. А ответ, по сути, получался отрицательный.
Но не могли же американцы слушать просто землю! Для прояснения ситуации я пригласил заместителя начальника берлинской станции правительственной ВЧ-связи. Мы попросили помочь нам разобраться в этой ситуации и дали ему американскую карту, где было показано прохождение нашего кабеля.
Спустя некоторое время он вернулся к нам сильно взволнованный, держа в руках другую карту. Его экземпляр карты был с грифом «совершенно секретно» и надписью о том, что это
Оказалось, что наши секреты хранились не только в сейфах руководителей правительственной связи, но и у американцев. Этот факт стал неприятным открытием для руководителя правительственной связи в Берлине.
Немцы хотели использовать изъятую у Крамера карту как вещественное доказательство на суде. Нас они просили подтвердить ее значимость. Вариант ответа следственному комитету МГБ мы попросили подготовить наших правительственных связистов совместно с Москвой.
Выяснилось также еще одно неприятное обстоятельство. Особому отделу берлинского гарнизона, оказывается, вменялось в обязанность оперативное наблюдение за территорией прохождения этого секретного кабеля. Они должны были фиксировать необычное поведение местных граждан в этом районе: расположение на отдых, временные стоянки легковых автомобилей, земляные работы, закладки в землю каких-либо предметов на этой территории.
Все эти подозрительные действия в охраняемой зоне на протяжении длительного времени проделывал Крамер. Но эти факты не были зафиксированы контрразведчиками из особого отдела берлинского гарнизона.
На следствии по делу Крамера стало известно, что координаты прохождения кабеля правительственной связи американцы определили при прокладке траншеи еще осенью 1945 года. В те времена мы являлись добрыми союзниками по антигитлеровской коалиции.
Дело Крамера стало веским основанием для того, чтобы наши технические специалисты всерьез озаботились степенью защищенности правительственных линий связи. Крамер, как авторитетный специалист в этой области, доказал, что практически с них возможно бесконтактное снятие информации. Американцы были довольны его работой…
Приведу из своей практики еще один случай, поучительный и типичный после закрытия границы с Западным Берлином. Речь идет о разоблачении еще одного известного ученого, являвшегося агентом американской военной разведки.
В тот период для нас особенно актуальной стала задача розыска агентуры противника по обнаруженным в материалах переписки тайнописным сообщениям, направлявшимся в подставные адреса разведки противника. Разработка проходила по служебной переписке как дело Ферстера.
Ферстер был известен в европейских научных кругах еще до войны. Он был крупным специалистом по проблемам лесовосстановления. По убеждениям — ярый приверженец нацистской идеологии. К концу войны занимал крупный пост в Министерстве сельского и лесного хозяйства рейха. После войны подлежал уголовному преследованию по закону о денацификации, но его не судили. Было принято решение сохранить его как ученого-лесовода для ГДР.
Ферстера выслали из столицы без права возвращения в Берлин и дали в районе Лукенвальде должность участкового лесничего. В его обслуживании находилось лесничество Форст Цинна, где в то время размещалась наша танковая дивизия и другие воинские части. Проживал Ферстер на опушке леса в маленькой деревушке со статусом сельского совета. Там он слыл «буржуем», потому что в деревне был единственным крупным собственником — владельцем двухэтажного каменного дома, гаража, двух легковых машин, мотоцикла и большого сада. Но он создал себе в районе репутацию безупречного защитника природы и леса. Как прекрасного специалиста его высоко ценили в Министерстве сельского и лесного хозяйства ГДР.
Ферстер серьезно занимался научной работой в области лесоведения и вел активную переписку с несколькими европейскими университетами и академиями по данной тематике.Особый отдел, обслуживавший эту дивизию, давно подозревал Ферстера в шпионской деятельности, но не мог подступиться к его разработке. Ни один значительный момент в жизни дивизии не проходил мимо его внимания.
Будь то выезд на учения, тренировочный выход на рубеж сосредоточения, обучение молодых танкистов вождению танка на местности, выезд на полигон с погрузкой на железнодорожные платформы — Ферстер повсюду сопровождал на своем мотоцикле наши танки и технику под предлогом фиксирования возможного ущерба, нанесенного лесу. Он фотографировал факты «варварского» отношения русских к природе, писал письма с жалобами в районное управление в Лукенвальде, в Министерство сельского хозяйства. Иногда сам добивался аудиенции у командира дивизии и предъявлял иск для возмещения ущерба, нанесенного природе военной техникой.
Было очевидно, что служебное положение и характер работы позволяли Ферстеру беспрепятственно держать под наблюдением жизнедеятельность воинского соединения.
Учитывая высокий общественный статус объекта проверки и большие трудности в организации его разработки на месте, особый отдел довел сигнал на Ферстера до сведения управления. Третий отдел получил прямое указание от руководства управления об оказании помощи в его разработке.
По приезде на место был составлен совместный план и достигнута договоренность о координации действий с МГБ ГДР, оговорена ответственность сторон за выполнение пунктов плана.
Мы еще раз проанализировали всю информацию на Ферстера. В классическом понимании шпионаж условно подразделяется на три составные части. Важно было определиться, на каком этапе этот вероятный агент противника был наиболее уязвим.
Сбор информации: Ферстер имел служебное прикрытие, действовал один. Нам на данном этапе не за что было ухватиться.
Хранение полученных сведений: места хранения были нам практически недоступны.
Передача полученной информации: это было, пожалуй, его наиболее уязвимое место. Следовало внимательно продумать, каким образом он это делал и на чем его можно изобличить.
Было организовано тщательное наблюдение за появлением Ферстера у воинских колонн, возле штаба части.
Правда, сначала мы ограничили задачу: фиксировались только время и сам факт его появления. Как показали дальнейшие события, этого было недостаточно.
Особый отдел решил задачу частичного оперативного наблюдения за образом жизни объекта и его семьи. К разработке подключили вновь завербованного рабочего из близлежащей деревни, который на деле проявил себя очень толковым соратником. Он помогал Ферстеру в ремонте и эксплуатации личных автомобилей, а иногда работал в его саду. Кстати, привлечение к сотрудничеству этого рабочего, слесаря из местного лесхоза, не одобрял второй отдел управления. Слишком уж разными были эти люди по их социальному положению: объект проверки — доктор наук, а наш помощник — простой автослесарь. Такое положение дел противоречило действовавшим тогда приказам.
Полагая, что в условиях закрытой границы передача собранной информации может происходить, скорее всего, посредством почтового канала, мы дали поручение райотделу МГБ в Лукенвальде установить контроль за его международной перепиской.
Буквально через пару месяцев нас информировали о том, что райотдел в Лукенвальде не в состоянии выполнить наше поручение, потому что объем переписки Ферстера с западными странами слишком велик. Только за два месяца было выявлено 32 адреса в смежных с ГДР странах, с которыми он вел активную переписку. Поэтому они вынуждены были прекратить контроль до тех пор, пока мы не уточним адреса, переписка по которым подлежит наблюдению.