Берлин: тайная война по обе стороны границы

Перед помощником была поставлена задача: узнать, как семья Ферстера поступает с получаемой корреспонденцией. Выяснилось следующее. Всю почту обрабатывают и готовят главе семьи для ознакомления в его рабочем кабинете жена или дети. Но корреспонденцию из города Бремен он никому не разрешает вскрывать и читает ее сам в одиночестве. Были установлены бременские адреса. Мы поставили их также на контроль в Берлине, что оказалось очень правильным решением.

Выше я рассказывал о докладе министра госбезопасности ГДР Мильке, после которого была поставлена задача усилить розыскную работу по установлению авторов выявляемых на почтовом канале шпионских отправлений.

Из МГБ ГДР поступило несколько ориентировок по поводу почтовых отправлений, где сообщалось о железнодорожных перевозках наших танков с указанием их маршрутов и номеров. При проверке танковых номеров на предмет принадлежности к определенным воинским частям группы войск выяснилось, что в одном из тайнописных шпионских сообщений речь шла о танках из дивизии, расположенной в Форст Цинна. Совпадала и дата погрузки, и факт присутствия Ферстера в тот день возле железнодорожной платформы. Но, к сожалению, не было задокументировано ни с чьих слов стало известно о появлении Ферстера во время погрузки, ни номеров машин, находившихся на платформе в момент его присутствия там.

Потребовалась немедленная корректировка заданий всем задействованным силам и средствам, поскольку констатации времени и факта самого появления Ферстера стало недостаточно. Необходимо было подробно документировать эти моменты, вплоть до скрытого фотографирования объекта у штаба или железнодорожных платформ, чтобы потом с достоверной точностью можно было воспроизвести то, что было доступно его зрению в данный момент, вплоть до номеров танков и техники.

Вскоре предстояли поэтапные выезды частей дивизии на полигон. Этот момент был аккуратно и оперативно подстрахован. Два факта назойливого появления Ферстера во время погрузки боевых машин на платформы были подробно задокументированы. Он, естественно, поспешил передать информацию на Запад. А через неделю мы получили очередную ориентировку из МГБ ГДР.

Информация в тайнописном сообщении, отправленном на один из адресов в Бремен, полностью совпадала с той, которую он мог зафиксировать в момент своего пребывания на железнодорожной платформе. Сейчас мы могли подтвердить это документально.

Сомнений в том, кто был автором данного шпионского отправления, теперь не было. Необъясненным остался только один факт: шпионское послание в Бремен было отправлено из Берлина, а не с местной почты. Каким образом оно оказалось в Берлине? Достоверно было известно, что сам Ферстер никуда не уезжал. Эту ситуацию помог прояснить наш соратник. Он сообщил, что в день отправки шпионского письма в Берлин ездила жена Ферстера. Она посещала сестру. Круг замкнулся. Это означало, что Ферстер работает на американцев в паре с женой. Она помогала ему в осуществлении связи.

Мы проверили, где находилась его жена в день, когда было отправлено первое перехваченное шпионское письмо. Оказалось, что она тоже выезжала в Берлин. Это смог подтвердить тот же источник, потому что он знал, что в дни ее отлучек Ферстеры всегда привлекали для уборки в доме женщину из соседней деревни.

Стала понятной схема, по которой Ферстер осуществлял связь с американской разведкой. Некоторые тайнописные указания он получал с другого известного нам в Бремене адреса. Отправителем указывалось какое-то научно-исследовательское учреждение. Об этом нас информировали органы госбезопасности ГДР. По сведениям МГБ ГДР, им неоднократно удавалось отфиксировать прохождение в этот адрес разных отправлений с тайнописными сообщениями.

Известная нам теперь система связи Ферстера по линии агент — разведцентр была использована для его изобличения.

После очередных крупных учений в дивизии жена объекта опять отправилась в Берлин, но на сей раз под оперативным наблюдением. Она была поймана с поличным при отправке письма с тайнописным сообщением, где содержалась информация, собранная ее мужем во время учений. После задержания она не стала запираться, согласилась сотрудничать со следствием и дала развернутые показания о преступной деятельности мужа.

Разработка агента американской военной разведки Ферстера была успешно завершена. Ее следует рассматривать как типичный пример контрразведывательной работы особых отделов КГБ в то время в условиях ГДР…

В те годы мне доводилось выполнять и необычные задания. Два раза я выступал в роли гида: возил по Западному Берлину на экскурсии представителей особого отдела и механиков-водителей танковой дивизии из города Бернау. Показывал им основные транспортные магистрали и маршруты следования по западной части города в американском секторе Берлина, наиболее значимые административные объекты и, естественно, известные нам адреса расположения органов американской военной разведки. Это требовалось для расширения кругозора оперработников дивизии. Американцы все еще грозились усилением своего военного присутствия в городе. Нам, естественно, приходилось готовиться к принятию возможных контрмер в ответ на эти домогательства.

Также мне пришлось побывать в роли бизнесмена из Западного Берлина, приехавшего на Лейпцигскую ярмарку, и апробировать свой немецкий в не совсем привычных и рискованных для меня условиях.

В 8-й гвардейской армии, дислоцировавшейся в Тюрингии, был получен редкий по характеру сигнал. Старший лейтенант, проходивший службу на одном из полигонов армии, обратился к местному немцу с просьбой купить у него или продать на Запад один воинский секретный документ. Этот немецкий гражданин являлся информатором особого отдела. Он доложил о содержании разговора оперработнику. Но поскольку сам информатор не владел русским языком, то не смог уточнить у офицера, о каком документе шла речь. Он отказался приобретать этот документ, сославшись на то, что не может оценить его значимость. Однако пообещал свести «продавца» с одним бизнесменом из Западного Берлина, которого могло бы заинтересовать это предложение. Ранее он совершал с этим офицером мелкие спекулятивные сделки по покупке и обмену товара: сигарет, кофе, женских принадлежностей западного производства. Поэтому наличие у него знакомых на Западе не было новостью для нашего офицера.

Начальник управления генерал А. И. Матвеев принял решение использовать эту ситуацию и предложил мне выступить в роли коммерсанта из Западного Берлина. При выборе моей кандидатуры для этой цели определенную роль сыграло мое удачное участие в аналогичной ситуации в прошлой командировке. Тогда мы в Лейпциге тоже изобличали потенциального изменника Родины. В этот раз в нашем распоряжении было только трое суток.

Офицер уже знал, что через три дня я должен буду вернуться в Берлин. Такой цейтнот серьезно осложнял ситуацию. За два дня нужно было подготовить документы жителя Западного Берлина, экипировку бизнесмена, ознакомиться с обстановкой на предполагаемом месте событий и, наконец, войти в рабочий контакт с источником, который должен был познакомить меня с советским офицером. Мы не успели даже проговорить запасные варианты на случай, если объект заподозрит что-то неладное и возникнут осложнения. После знакомства с посредником я попросил его критически оценить мой внешний вид на предмет соответствия западным стандартам. С натяжкой он сказал: «Сойдет!»

Встреча с советским офицером, любителем продавать военные секреты, состоялась. При знакомстве я сказал, что мои родители родом из Польши, поэтому я немного понимаю по-русски. На мои уточняющие вопросы, которые я задавал по-немецки, ничего вразумительного он ответить не мог, явно не понимая, о чем речь. Я объяснил, что со слов нашего общего знакомого (нашего информатора), мне известно, что их связывают деловые отношения (Gesch fte machen). Но я хотел бы понять, какую сделку на этот раз он предложил моему другу.

В ответ на мой вопрос, заданный на смеси русского, польского и немецкого языков, старший лейтенант взял планшетку, вынул из нее красную книжечку с грифом «Секретно. Только для служебного пользования». Заголовок гласил: «Кодовая таблица позывных для полевых учений». Используя отдельные немецкие слова, он попытался объяснить мне, что это очень важный военный документ для командного состава. Я сделал вид, что не понял смысла слова «код». Общими усилиями мы определили его как «шифр». Несмотря на настойчивые объяснения офицера, что это очень важный и ценный документ, я ответил, что не понимаю, какая мне может быть от него польза. Старший лейтенант принялся меня горячо заверять, что если я в Западном Берлине предложу эту книжечку американским военным, то получу за нее большие деньги.