Берта сдаваться не умеет

Сила рода заструилась по моим жилам, делая меня неуязвимой к боли, а затем делая меня настолько тяжелой, что молодой Бык не вынес ноши. Назвать меня «пушинкой» — это очень смешно, потому что в Силе я становлюсь тяжелее десятикратно. Вскочив, я подхватила его за одежду как огромную куклу и швырнула вверх. Ударившись об потолок, он упал на пол, и я тут же пригвоздила его шею ногой к полу.

Вот и всё. Следующий удар будет смертельным.

Да, я меньше, ниже, и по мне никак не поймешь, что я могу вырвать эту дверь, что мне по силам разломать в крошку камень в этой стене, и что этого Быка, я могу переломить пополам, потому что разница между низкородными и высокородными еще и в Силе. А я наделена ей вдвойне.

— Извиняйся, бесчестный подонок, — прорычал мой бык моими губами. — Извиняйся за свою ложь.

Как же я соскучилась по этому ощущению! И мой бык соскучился. Он не хочет, чтобы поверженный извинялся, он хочет ещё. Он желает нажать на шею, услышать долгожданный хруст, но нельзя. Нельзя, потому что уши слышат хриплое:

— Прошу... прощения.

Не отказываю себе в удовольствии немного растянуть процесс.

— Прошу прощения, МИСА... — злорадно подсказываю. Я всё-таки «миса», да. Помню.

Под моей ногой, которая сейчас весит больше него всего, Бык сипло повторил, шевеля рассеченными губами:

— Прошу прощения, миса...

Глянув на его примолкших дружков, с трудом заставила себя уйти.

Сделано.

Глава 22. Атака

К ночи я уже была освобождена от кухни. Немалую степень в этом сыграли мои кнедлики, которые все-таки оказались удачными. Благодаря им, старшина, не колеблясь направил меня подальше от кухни — на западную сторону стены. Успешно покорив лестницу, я стояла сверху, глядела на небо и задумчиво терла нос о гладкую рукоять топора. На стене я всегда старалась держать его под рукой, с оружием как-то спокойнее. А у топора вообще множество функций, в том числе отличные успокоительные свойства. Никакого отвара ромашки не нужно. Раз! И все спокойны, будто сожрали миску супа.

Нос чесался, а значит чуял что-то неладное. Точно, скоро атака.

— Эй, Берта! Не сломай древко своим шнобелем! — подал голос Бык Бурак и присутствующие Волки дружно загоготали.

Типичные эгидовцы во всей красе.

Подняла глаза, совершенно не обидевшись. Я вообще-то стараюсь не обижаться на тупых и ущербных. К тому же у бойцов принято обзывать друг друга, подшучивать и всё такое. Иногда можно даже побить — в шутку, разумеется, аккуратно. Максимум, нос сломать. Сейчас я оставила мысли о скорой атаке и задумалась в другую сторону: наговорил ли Бурак на перелом или ещё нет?

— Мне кажется или ты мечтаешь о моей руке? — лениво откликнулась, рассудив, что на реальные действия Бурак ещё не заработал.

— Рука у тебя-то уже занята, да я и не планировал. Разве что о ноге? — Бык намекающе поднял брови.

— Да легко! У тебя рот, смотрю полон зубов. Нога поможет проредить, — серьезно ответила я, и снова раздался гогот.

Я улыбнулась, присматриваясь к лицам. Уже знаю, что сразу бить нехорошо, не по этикету. Сначала надо побеседовать. Вот, Бурак захотел позубоскалиться. Оно понятно, пока ждешь, особо делать нечего. Это сначала трясешься и прислушиваешься к каждому звуку, потом становится не интересно, безразлично что ли...

Сейчас я ощущала странное спокойствие, может быть даже принятие. Нет, оно не было связано с наличием топора или неизбежностью атаки. Спокойствие поселилось внутри меня. Может оно появилось из-за того, что я — это снова я, без всяких компромиссов? Или от того, что я защитила свою честь? Или от того, что мою честь защитили? Крис был на другой стороне стены. Мы не встречались, с тех пор как расстались утром, но от мысли, что он где-то здесь, становилось теплее. Будто горячая рука сжимает руку, похожее чувство...

Оглушительно загудела труба! Один раз.

Скоро.

Мануарцы нападали вместе с ночью. Здесь, на стене я часто следила за ночью и пришла к выводу, что она похожа на волка. Чем ближе к зиме, тем она голоднее, с нарастающей жадностью набрасывается на день, откусывая от него кусок за куском, голодная до света и нашей крови.

Хорошо, что перед нами река, иначе мы не смогли бы обороняться так долго. Дикари не могли построить катапульт или значительных таранов, чтобы расшибить толстые стены Эгиды: река преграждала путь. Благодаря ей, все крупные орудия нужно было переправлять, а на том берегу уже были только мы. И мы не зевали. Несколько удачных выстрелов и конструкция горела или уплывала, подхваченная течением. От того я всегда думала, что эта река сражается за нас.

Со временем мануарцы стали тащить через нее только лестницы, которые не надо было собирать, легко было удержать и переправить. Вот лестницы и стали нашей основной головной болью. Да, дикари несли большие потери: попадали под град наших стрел и камней, поднимающихся по лестнице, легко было сбить, а когда конструкция падала, висящие на ней люди получали увечья или погибали.

Но нам тоже было непросто: несмотря на то, что защитников неплохо оберегали стены, по нам активно стреляли. Атакуя, мануарцы поднимали одновременно сразу несколько лестниц, которые мы должны были своевременно оттолкнуть, чтобы не допустить проникновения в крепость чужих. А кто достаточно силен, чтобы оттолкнуть тяжелую лестницу с налипшими на ней воинами? Только Быки. Без нас эта крепость не выстояла и недели. Волки стреляли, Быки отталкивали. Так и оборонялись. Крис тоже значился в стрелках.

А сколько нас? Мало. Всегда мало. Чем меньше защитников, тем меньше ртов, которым нужно меньше провизии и меньше средств, которые на них расходуют. Кому надо увеличивать гарнизон? Только не нам.

Когда солнце окончательно ушло, и оставшийся свет злорадно поглотила ненасытная ночь, они пришли.

Труба прогудела два раза. Началось.

— Лестница! — заорал Волк. Я ее еще не видела, но уже слышала тяжелый скрип, с которым нагруженная мануарцами конструкция поднялась, а затем ткнулась в толстый камень. Мануарцы проворно поползли вверх.

ФФИИТЬ! ФФИТЬ!

Запели стрелы, летящие с луков и арбалетов. Почти сразу на них откликнулись стонами мужские голоса. Сжав в руках длинную рогатину, я кинулась к краю. У виска засвистели стрелы, которые пускали уже снизу: мануарцы тоже прикрывали своих. Если им удастся убрать Быков, у тех, кто на лестнице есть шанс подняться.

Одна стрела чиркнула по моему шлему.

— Мазила... — пробормотала я, загораясь яростью.

У меня металлический шлем с прорезями только для глаз и на плечах доспехи. Жутко неудобно, видишь мало, бегаешь как с ведром на голове. Зато есть надежда, что в черепе не наделают дополнительных дырок.

— Резче, телка! — поторопил меня один из наших стрелков. — Лезут.

— Сама знаю! — я нашла глазами горизонтальные перекладины лестницы. — Ща!

Прицелившись, Волк пустил стрелу вниз. Почти синхронно раздался крик. Попал!

Еще одна вражеская стрела гулко поцеловала меня — на этот раз в лоб.

Отскочив, я нащупала рогатиной перекладину и, поднатужившись, нажала, с усилием толкая ее назад от стены. В этом деле жизненно нужна наша родовая сила, потому как мало лестницу толкнуть — ее надо оттолкнуть, да так, чтобы она ушла назад. А лестница тяжелая. Под своим весом, да под весом мужиков, настойчиво липнет к стене.