Берзарин

Наш листок хлестал в основном по персонажам итальянских — немецких — японских властных структур. Ибо они сколотили ось «Рим — Берлин — Токио». Больше всего доставалось физиономиям самураев, хунхузов, фашистов-нацистов. Критиковали мы и наших «героев» — разгильдяев, картежников, выпивох, жуликов в армейских мундирах.

В помощники мы вовлекали военкоров-энтузиастов. Помогали сотрудник отдела, старший лейтенант, женатый на девушке, работавшей в машинописном бюро. А когда старлей, ревнуя, запретил ей общаться с курсантами, мы обошлись собственными силами и наловчились сами печатать. Я достиг высот — выполнял и перевыполнял норму выработки штатной профессиональной барышни-машинистки.

Свежий номер нашей стенгазеты «По зубам!» с изображением в заголовке побитой рожи самурая у нас получился удачным. Потому что готовили его в приличном расположении морального духа. Еще бы! Приказ с поздравлениями от начальства дорогого стоит.

Мы со Степой Родионовым бережно принесли наше детище в положенное место, взяли в кладовке табуретку и стали прилаживать газету в простенке. Возились без головных уборов, с расстегнутыми воротниками гимнастерок в разгар рабочего дня. Лист ватмана с текстом и рисунками не вмещался в раму витрины. Мы кое-как втиснули его туда. Не заметили, что на расстоянии нескольких шагов от нас остановился военный с двумя звездочками генерала в петлицах. Голову покрывала генеральская папаха с кокардой. Как тут рядовому не растеряться! Не заметил я и того, когда и каким образом исчез Степа. Он строго следовал солдатской мудрости: «Не попадайся зря на глаза начальству». Меня же поразил столбняк: ведь это же — генерал-майор Берзарин…

По службе он для меня в этом месте — посторонний военный человек. Можно ли в таком случае ему не рапортовать? Что сказано о такой ситуации в уставе? Я же занят конкретным делом! И высокий гость, видя меня остолбеневшим, приложил руку к своему головному убору и тихонечко спросил:

— Что это за плакат?

Я опомнился и глубоко вздохнул:

— Стенная газета нашего управления, товарищ генерал!

— Так-так-так… Вижу, — ответил он. — Давайте взгляну. Сегодня я, к сожалению, газету не видел.

Цепкий взгляд высокого гостя остановился на колонках текста и на рисунках солдата-художника.

Мне, рядовому солдату, столь простецки разговаривать с генералом не доводилось. И я отвечал часто невпопад. Правда, мышление мое вскоре вошло в норму. Генерал разговаривал таким тоном, словно я — тоже генерал.

Что же было помещено в данном номере нашей стенгазеты «По зубам!»? Ничего особенного. Мы, собственно, плелись в хвосте «Крокодила». Помещена самодельная критика в адрес капиталистического мира. Острее всего высмеивали коварных японцев, повесивших на наших границах страшилище — Квантунскую армию.

Они, японцы, совсем недавно посягнули на священные рубежи нашей родины. Не только у Хасана в Приморье, но и на Халхин-Голе. В ответ получили по зубам. Мы, авторы материалов стенгазеты, по существу нового слова не сказали.

На последней колонке сочиненный мною сатирический «Романс самурая», а также четверостишие, посвященное кумиру наших курсантов, и моему в том числе, — командарму, генералу Берзарину. И совпадение произошло невероятное — материал стенгазеты читает самолично герой нашего произведения.

Что же содержал мой «Романс самурая»? Скучноватое, шаблонное:

Я помню день. Ах, это было счастье… Шагал я на войну — грабеж. Не ожидал я там ненастья. Теперь зубов моих там не найдешь.

А насчет того военачальника, разгромившего полчища захватчиков, оккупировавших высоты Безымянная и Заозерная, сказано было, что божественный микадо Хирохито воспылал к победителю симпатией. Хочет видеть его в числе своих приближенных. По прогнозу, они — самураи — могут рассчитывать на такой триумф:

На российских сопках обожгутся И навар получат шоковый. Мы дождемся: комендант Иркутска Превратится в коменданта Токио.

Положив руку на мое плечо, Николай Эрастович спросил меня:

— Ваше творчество?

— Мое, — признался я.

— Думаю, что вам можно пробиваться в большую прессу.

Я ответил:

— Профессия журналиста требует колоссальных знаний. Мне надо учиться и учиться.

Генерал сказал, что ему приходилось быть политическим комиссаром, заниматься печатью, идеологией. Без серьезной подготовки не обойтись. И еще что-то говорил мне. Тут к генералу подошел, громыхая сапогами, незнакомый мне майор, они обменялись репликами, я запомнил фразу: «Хозяин у себя», и они быстро ушли.

Глава третья БЕЙСЯ ТАМ, ГДЕ СТОИШЬ!

В Прибалтийском особом военном округе

Мне довелось быть свидетелем отправления войск из Хабаровска на запад в январе 1941 года. Нынче не могу вспомнить, почему я оказался в тот день на товарной станции Хабаровск-II. Наверное, выполнял какое-то поручение штаба. Там — комендатура, там — склады — их мы, курсанты, порой навещали. С фельдъегерской сумкой, с кобурой на ремне, «лицо неприкосновенное», мог я ходить где угодно.

Хмурое утро. Мороз под тридцать. Все кругом заиндевело, скрипит и потрескивает. Вся станция была заполнена воинской частью. «Это стрелковый полк», — заключил я.

Красноармейцы и сержанты — в шинелях, кирзовых сапогах и зеленых касках. На платформах стоят покрытые брезентом грузовики, повозки, полковая артиллерия, противотанковые пушки. Да, это пехотинцы. Заканчивается погрузка людей в товарные вагоны. Прикидываю в уме: для полностью укомплектованного полка требуются четыре-пять эшелонов. Значит, здесь — стрелковый батальон со спецподразделениями.

Образцовый порядок. Лишнего шума нет, но нет и тишины. Слышны команды, резкие фразы. Всё воспринимается с полуслова.

Приостановился возле вагона — конюшни. Затащить коня по настилу из досок в вагон сложно. Лошадь — умное животное, но непривычная среда, возня пугают ее. Она мечется. И все же ласковое прикосновение рук хозяина, его голос успокаивают коня, он идет туда, куда его ведут — в вагон.

Для повседневной носки наши каски неудобны. Но их солдаты почему-то надели. Почему? Подумав, сообразил, что подшлемник из толстого сукна лучше сохраняет тепло, чем пресловутая буденовка.

Уезжают наши воины на запад…

Уезжают и крупные воинские чины.

Заместитель командующего войсками 1-й Краснознаменной армии Дальневосточного фронта генерал-майор Н. Э. Берзарин до конца апреля 1941 года находился в Хабаровске, потом, по распоряжению Народного комиссариата обороны, с Дальним Востоком распрощался. Показали ему телеграмму с приказом: «Выехать немедленно. Жуков».

По телефону Берзарин узнал, что гостиница заказана на Чистых Прудах. Что его ожидает в Москве? Этого ему никто не объяснил.