Бесконечный тупик

Вообще обращённость к теме гнилой покинутой материи крайне характерна для постхристианского утопизма. (Платон от неё свободен, и даже продукт разрушения Атлантиды это нейтральный и вполне абстрактный ил, а не какая-нибудь вонючая навозная жижа.) Об этом писал и Энгельс, и Пьер Леру (впервые введший в обиход само слово «социализм»), и Кампанелла. Обращение к подобной теме является определённым СИМПТОМОМ. Если вы заметили, что человек стал про это говорить, то всё, за логической нитью повествования можно уже не следить – перед вами больной человек. Обращение к грязи и экскрементам это часть теневого коррелята программы святости, света, содержащейся в психической структуре каждого человека, но актуализирующейся в полной мере лишь у ничтожного меньшинства людей. Это какие-то архетипические комплексы дня и ночи. Христианство необычайно усилило и очистило эти постоянные изгибы человеческого «я». Связь тут очень сложная: религиозные воззрения являются одновременно и причиной и следствием. Чёрное мессианство с точки зрения узко медицинской – типичное психическое заболевание, но причины его лежат не только в физиологической и психической, но и в духовной области. Образно говоря, изменения в нервной ткани могут вызвать больную мысль. Но и порочные цепочки мыслей способны разрушительно воздействовать на свой материальный субстрат. Возникает своеобразное короткое замыкание. Но и в этом случае влияние идет с двух концов. Впрыскивание некоторой суммы предложений вызывает стойкую фиксацию и окаменение ряда мозговых образов. Эти образы воздействуют на материальные образования и – начинается каменная болезнь сатанизма. По цепям нейронов оцепенение передаётся все дальше и дальше. Происходит вторичное воздействие на содержание мышления. Мышление еще понижает свою температуру, и нейроны вянут от изморози. Потом новая волна раскачки. И так всё глубже и глубже. В конце концов наступает разрушение личности. Неясно, что здесь является первопричиной. Дело в двойной предрасположенности слова и тела.

Можно выделить следующие признаки предрасположенности к подобного рода заболеванию:

1. Наличие своеобразной структуры языка, провоцирующей создание всякого рода бессмысленных словосочетаний и являющейся следствием очень слабой связи слова как с реальной действительностью, так и с внутренной жизнью индивида.

2. Некоторые особенности мышления: повторяемость и зацикленность, возникающие от потенциально высокого уровня мыслительных способностей и слабой заинтересованности в их использовании.

3. Накал порождающего поля: высокий уровень религиозности.

4. Особенности психики: склонность к мечтаниям и одновременно гипертрофированный реализм, завороженность реальностью. (Ближайшие следствия этого: подозрительность, скрытность, переходящая в коварство, склонность к двойному обману, который приводит к раздвоению и разрушению личности.)

5. Незрелость, а может быть, и органический дефект общества – отсутствие адаптации к сатанизму: неспособность распознавать охваченных этой болезнью людей и если и не лечить, то хотя бы изолировать от незаражённых. Признак этой черты национальной культуры – отсутствие демонологии и общее снисходительно-пренебрежительное отношение к идее потустороннего зла, что, в лучшем случае, приводит к ложному, поверхностному снятию проблематики путем дурашливой иронии.

Все психические заболевания с точки зрения социальной опасности можно разделить на два типа: на вырождение и на перерождение. В первом случае происходит выпадение из духовного мира, во втором – одержимый остаётся внутри проблемы добра и зла. Первый тип больных легко изымается из общества (по сути, больные делают это сами), второй тип – не то что изъять, но часто и обнаружить необычайно трудно. На западе в течение тысячелетия разрабатывался механизм селекции второй категории сумасшедших. И механизм этот чрезвычайно продуман, разработан. В конце концов возникла известная психологическая ориентированность, среда, прозрачная для выявления сатанизма. Конечно, если бы не чудо инквизиции, Европа погибла бы, подобно Риму (660) (и наоборот, одна из причин гибели Римской империи – отсутствие психологического сыска). Вот хрестоматийный пример строгой западноевропейской оформленности идеи Зла. В начале ХVII века венгерская графиня Елизавета Баторий приказывала своим слугам выкрадывать для неё маленьких девочек. Девочек она убивала, а из их крови делала себе ванны, которые, по её мнению, придавали коже необыкновенную прелесть и способствовали общему омоложению. Таким образом было зарезано более 80 детей. Следствие поймало убийц с поличным. Сама Баторий отравилась (или была отравлена) в тюрьме, а её пособники были сожжены живьём. Простое, ясное, хрестоматийное дело!

У русских же совершенно отсутствовал инструментарий борьбы и инструментарий самого ПРОЯВЛЕНИЯ сатанизма. Бред Ленина не вошел в знакомое русло. К каким жутким последствиям это привело!

Западная, проявленная, форма зла органична и гораздо менее жива, так как, во-первых, легко распознаётся, а во-вторых, сам человек, одержимый дьяволом, вполне понимает себя, что порождает неустойчивость его личности, хрупкость. Он не выносит тяжкого, нечеловеческого груза негативной свободы.

Иными словами, в России не была разработана форма духовного преступления (хотя гений Достоевского предпринял мучительную попытку её создания). Совершивший «материальное преступление» знал, что он преступник. Но совершивший преступление «идеологическое» жил криво, так как на него также распространялись элементарные этические законы, но ОТЧЕГО была эта кривость, он не чувствовал и, следовательно, НЕ МОГ РАСКАЯТЬСЯ.

Интересно, что все русские попытки создания демонологии были моментально и благодарно восприняты Западом. «Доктор Фаустус» Томаса Манна это радостное усвоение роскошной, пышной и широкой западной демонологией нового, экзотического типа сатанизма. Встреча черта с Адрианом Леверкюном есть вариант соответствующей главы из «Братьев Карамазовых». Интересно, что русский опыт Манн воспринял с учётом истории ХХ века, и чёрт является к Леверкюну в кепке и потертом пиджачке, работая «под пролетария». И все это так органично вливается в богатейшее и роскошнейшее германское средневековье с его суккубами и инкубами. Наконец Леверкюн находит у себя в постели примитивную и понятную русалку. Он (как и его прототип Ницше) честно сходит с ума по заботливо подставленной лестнице тысячелетней демонологии. Лучший исход! А Ленин искал лестницу и не находил. Мысль раскалялась, и сам он рос, освещенный красным инфернальным пламенем.

Отличие Ленина от всех предыдущих больных – в его осуществлённости. У прочих в конечном счёте бессилие, погружение в собственные фантазии и оцепенение, смерть. Томазо Кампанелла – его одиночное заключение. Это как наиболее грубый пример. А наиболее тонкий – Ницше, его трагическое одиночество. Ленин же осуществился. И это не вульгарная осуществлённость Марата или Робеспьера. Тут неизмеримо глубже и «удачнее». В Ленине холод сатанинского окаменения души вызвал красное раскаление плоти. (698) Ледяной пламень.

Сталин понятен (715): полутиран-полупадишах (здесь сказалось европейско-азиатское происхождение грузина) – неинтересная личность. Он пришёл на готовое, когда его уже ждали. Ленина тоже ждали, но пришел он вовсе не на готовенькое. В нём русской истории «повезло», и без него, конечно, ничего бы не было, кончилось бы кризисом, но не крахом. Нужен был такой катализатор, биоключ, который отворил бы ворота в ад сатанизма. А ад бушевал, кипел столетиями. Но на поверхности, на корке всё было хорошо. Даже лучше, чем обычно – земля у вулкана удивительно плодородная, тёплая, ласковая. И никаких искусственных скважин, клапанов, отводящих давление, никаких «костров инквизиций». И вот появился буравчик, который эту цельную сплошную кору просверлил. Кора мозга соприкоснулась с его содержимым, и произошёл аннигиляционный взрыв. Этого 1000 лет не было. Как же нужно было изогнуться лентой Мёбиуса, каким в высшей степени странным и необыкновенным человеком нужно было быть, чтобы прийтись в аккурат в углубление, ждущее катализатора молекулярного замка, и вызвать цепную реакцию вырождения. И сколько нужно было потратить сил, энергии, сколько неудачных проб и опытов нужно было сделать, чтобы создать такого вот человека. Это же огромная, циклопическая работа, тут все силы нации были на это брошены. Выращивали сотни тысяч уродов, в секретных подземных фабриках уходили в бесконечность ряды причудливо изогнутых китайских ваз, в каждой из которых выкармливали определенный сорт личинок будущего. И сколько пошло в отвал – тысячи имён. А какая нужна была беззаботность, если только два-три гения додумались приложить ухо к тучному, плодороднейшему чернозёму и услыхать подземный гул будущего архилагеря, готового в любую секунду вырваться на поверхность и погрузить всех и вся в архейский мрак ада. И даже в начале ХХ века, когда «ума большого не надобно было», когда почва уже тряслась так, что падали с ног, все отделывались стилизацией. Мережковский, ясно же, не верил своим пророчествам. И когда летел потом в бездну, еще думал: «Господи, неужели я оказался прав».

Ленин – фигура мифологическая. В нём вся мифология нашего времени воплотилась с угловатой наглостью классического конструктивизма. Кто бы мог предположить, что из Володеньки Ульянова, Мурки Ульянова, кудрявого отличника и любимчика директора, сделают мумию и захоронят оную в пирамидальной гробнице на Красной площади? А как же «реализм», как же «правдивость русской литературы»?! А вот ТАК получилось. А литература наша именно из-за своей «реалистичности» оказалась муторным бредом… Непрошибаемая мифологичность русской литературы в её донельзя утрированном антимифологизме. «Ничего нет, а есть то, что есть». Чернышевский был потрясен «мудростью» Фейербаха: «Человек есть то, что ест». Но афоризм этот принадлежит Парацельсу и первоначально означал совсем иное, ибо под едой подразумевалась пища духовная, книги и мысли. А у нас книги и мысли хотели сделать максимально материальными, чтобы их можно было жрать, да так, чтобы за ушами трещало.

654

Примечание к №653

И я могу даже точно установить, когда торфоразработки запали в голову Ленина.

Впрочем, вот диалог между Войницким и Астровым в «Дяде Ване»:

Войницкий (смеясь) (в ответ на экологические прожекты Астрова – О.): Браво, браво!.. Все это мило, но не убедительно, так что позволь мне, мой друг, продолжать топить печи дровами и строить сараи из дерева.

Астров: Ты можешь топить печи торфом, а сараи строить из камня. Ну, я допускаю, руби леса из нужды, но зачем истреблять их? … у ленивого человека не хватает смысла нагнуться и поднять с земли топливо".

655

Примечание к №471

Ленин вентилировал и вопрос уже непосредственно о постройке вечного двигателя.

Судьба Ленина поразительно соответствует юношескому бреду Чернышевского. Кажется, будто из его ожившего сна Ленин получился. 20-летний Николай Гаврилович писал в дневнике:

«Мысли: машина; переворот… через несколько лет я журналист и предводитель или одно из главных лиц крайней левой стороны, нечто вроде Луи Блана… надежды вообще: уничтожение пролетариатства и вообще всякой материальной нужды – все будут жить во всяком случае как теперь живут люди, получающие в год 15-20 тысяч рублей дохода, и это будет осуществлено через мои машины (машины „для произведения вечного движения“ – О.)».