Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

«Из-за этого дерева он поднял целый скандал. Нашли виноватого (работника совхоза, которому было приказано выбраковывать больные деревья – О.). „А ты сам вырастил хоть одно такое дерево? … А сколько было труда положено на него, сколько оно росло? Посадите его под арест“. В конце концов удалось убедить Владимира Ильича, что он ошибается, что дерево было … сухое».

В первом случае, в случае с почти бросовым ночью электричеством, убедить не удалось, и Бунин записал в дневнике:

«Вечером почти весь город в темноте: новое издевательство, новый декрет – не сметь зажигать электричества, хотя оно есть. А керосину, свечей не достанешь нигде, и вот только кое-где видны сквозь ставни убогие, сумрачные огоньки: коптят самодельные каганцы».

Ленинская «мудрость», миллионнократно повторенная в советских пенсионерах-доминошниках:

«Письмо в „Правду“». Иду я мимо детсада, а там мячик

гадёныши щёлк-щёлк об стену. А им тряпки выдать и пускай мочу в уборных вытирают. А то серить это они мастера. Пусть к труду с детства приучаются. И нянечки высвободятся".

687

Примечание к №651

У Успенского … ещё были какие-то проблески таланта

В его очерках о крестьянской жизни попадаются удивительно точные штрихи. Хотя бы знаменитое обращение к «зажившемуся» старичку:

«Ну, старичок господний, силов у тебя нету, платить в казну тебе невмоготу; приходится тебе, старичку приятному, пожалуй что, и слезать с земли-то… Так-то… потому молодых ребят надыть на землю сажать, а тебе бы, старичку, тихим бы, например, манером, ежели говорить примерно, и помирать бы в самый раз… Так то».

Разве бы Михайловский, поперечноротый интеллигент, смог бы подметить такое? У него какая-то теория была, вроде «полового авторитета» из пьяного письма Чехова (Антон Павлович написал в молодости). Но Михайловский вполне серьёзно, годами её разрабатывал, и там у него какие-то «практические типы»: рыбы, летучие мыши – это «приспособившиеся» мещане, и «идеальные типы» – это поперечноротые. Они эволюционируют, и это интеллигенция. (Я не утрирую.) Потом что асцидии по типу развития в определённой степени выше человека, так как они гермафродитны, так же как мужик в определённой степени выше интеллигента. Если мужика и интеллигента высадить на необитаемый остров, то мужик окажется более приспособленным. (Опять же подчёркиваю, что в отличие от Салтыкова-Щедрина Михайловский писал всё это СЕРЬЁЗНО. И печатали. И расходилось сказочными тиражами.)

688

Примечание к №675

Именно в России вызревает самая страшная угроза современному миропорядку.

Необходимо окультурить ненависть. Придать ненависти относительно разумные и культурные формы. Лишить ненависть разрушительной динамики.

689

Примечание к №677

Мне кажется, что «славяне» произошли от «слова»

А «слово» от «лов», «улов», «ловкость», «ловец». «Ловушка».

690

Примечание к №686

И тут сразу пинки, радостный визг.

Из воспоминаний «Штрихи великого портрета» управляющего делами СТО В.Смольянинова:

"Председатель правления Гос. банка направился к двери, но был остановлен резким окриком Ильича:

– Вернитесь! Сядьте! Кто вы такой? Откуда у вас эта чванливость, эти повадки вельможи? Народ посадил вас в государственное кресло. Но он же, народ, может и дать вам пинка… (696)»

Розанов сказал, что Ленин неприятен, а еврей Нахамкис-Стеклов по сравнению с ним умён, серьезен, красив.

Но ведь и Иуда был удивительно красив. «Красота спасёт мир». Почему булгаковский Воланд «хороший»? Да потому, что он Антихрист в царстве Антихриста. 13 апостол антихриста – Розанов. Русский Иуда, Антииуда. И чтобы стать антииудой, он должен был изменить мир, сделать его царством антихриста. Чтобы было что продавать, чтобы в самом предательстве найти нравственную опору. Не целуя убивать, а убивать целуя.

Розанов это гениальный русский предатель. (711) Неслыханный цинизм, перешедший в абсолютную светлую искренность. Розанов настолько лжив, что это превращается в высшую правду. То есть он настолько правдив, что даже лжив: не хочет «согласовывать» свои мнения, превращается в несогласуемое наречие. И при всём этом какая способность к трансформации. Он и в послереволюционное время стал выворачиваться на глазах багровеющим осьминогом. Василия Васильевича легко представить в эмиграции. Не могу его только представить замолчавшим. Чтобы он не вывернулся. Только если смерть. Даже к параличу его жилистый, упругий мозг начинал приспосабливаться. У него и тем никаких не было. Какие темы? Обыденные – болезнь жены, воспитание детей. Это общее у всех. А все якобы розановские темы – эротика, антисемитизм, – столь резко отличающие его от других русских философов, он просто подобрал,

как раковину рак-отшельник. (718) У него не было тем. И Розанов писал «на публику». А.Ф.Лосев сказал о Василии Васильевиче:

«Розанов – человек, который всё понимает и ни во что не верит … Есть этот ощущаемый им факт на самом деле или нет – его это не интересует. Истинен этот факт или неистинен – его совершенно не интересует, а вот ощущение и вообще переживание этого факта его интересует … Он ведь кончил классическое отделение! Он специалист по древним языкам … но потом он всё это забросил … А когда, через много лет, его спросили: „Вы что же, забыли античность?“ Он говорит: „Не-е-ет! Почему-у-у-у? Античность меня интересует“. – »А чем же вас интересует античность?" – "Она вся проникнута ароматом мужского семени!" Вот тебе Розанов. Значит, сама по себе античность его не интересует, а чем она ПАХНЕТ, его интересует. Если она пахнет чем-нибудь таким необычным, он будет говорить: чем необычнее, тем лучше".

Важна не тема, важна чисто русская интерпретация-проворачивание, с языком от удовольствия. (723) Это эстетизм. Соловьёв совсем не эстетичен. Стал в 90-х годах «защищать евреев». А это неинтересно. Неостроумно. Если бы он был юдофилом в эпоху вакханалии погромов, да не опереточных русских, а настоящих, серьёзных, немецких. Это было бы по крайней мере благородно. Или защитил их во время упивания властью и азиатской злобой мщения, как Розанов в 1918. Это было бы необычно, оригинально. А так… Прочел по подсунутой бумажке: «Слава КПСС!»

691

Примечание к №645

Я увидел совсем иной ритм своей жизни, лишь маскируемый микроскопическим дрожанием сиюминутного уровня.

В 17 лет я встретил человека, который сыграл огромную роль в моей жизни. Это был знакомый отца, логик, окончивший аспирантуру МГУ. Он был такой добрый, спокойный, благородный. Высокий, в строгой тройке, он носил аккуратно подстриженную бородку и курил трубку. И он сказал, что я умён и вообще удивительный. Это была Санкция. В первый раз в жизни мне сказали такое, и кто сказал – человек, социальный и духовный статус которого был в моих глазах необычайно высок. В известном смысле это мой крёстный отец. Потом я его во многих отношениях довольно быстро обогнал. Карьера его не сложилась, и он уехал в провинцию, но иногда приезжал в Москву и мы встречались 1-2 раза в год. Это был единственный человек, который проник в моё внутреннее «я» в эпоху страшного переживания собственной обреченности, и, конечно, это не могло пройти ему даром. Мне было 22 года. Мы встретились в очередной раз. Помню, я всё говорил, что никто никому не нужен, что если он упадёт и разобьёт себе голову об асфальт, все будут проходить мимо и т. д. Он же всё спорил, успокаивал меня. Как-то беседа подошла к теме руки и я ему рассказал эту историю. Но в чисто социальном плане. Как комсомольца этого, невинно пострадавшего от какого-то Одинокова, школа премировала туристической поездкой в ГДР и т. п. смехотворные вещи. Это была легкая, полушутливая часть беседы. А он и говорит: «Вот совпадение какое, я этим летом сломал себе руку и провалялся месяц в больнице». Нужно было уже прощаться, я ему пожал руку и улыбнулся: «Ну, смотрите, не сломайте ногу». Он тоже улыбнулся: «А ты язва». На следующий день этот обреченный пошёл на вечеринку, немного выпил (кстати, в беседе я вентилировал и вопрос о пьянстве) и поскользнулся на гололёде. И сломал ногу. Он перепугался, что его в нетрезвом виде ещё, чего доброго, заберут в вытрезвитель, а у него только мой телефон был. Он позвонил мне, подошла мать. Она его знала. Он ей стал объяснять в чём дело, а она: «Нечего его (то есть меня) беспокоить». И трубку положила. Мне же ничего не сказала. Он потом в больнице два месяца пролежал. А я и не знал. И после этого мы еще встретились через год, он рассказал историю (но без матери, это я отдельно выяснил), но как– то меня бояться стал или просто подумал, что я знал обо всем и не навестил его. В общем, трещина какая-то возникла. К тому же я его совсем обогнал интеллектуально.

Меня не оставляет мысль – в какой степени я лично виноват в произошедшем? Кто я здесь – тоже жертва или…

Впоследствии моё мировосприятие сильно помягчело, стало глубже и тише, и такие «совпадения», происходящие ПОСТОЯННО, в основном переходят во всякого рода смешные вещи, разрешаются фарсом (к чему я и стремлюсь вполне сознательно). Но всегда это производит на меня более чем тягостное впечатление, и я стараюсь ни в коем случае не думать об этом. Возможно, просто моя рука попала в колесо языка. Накал же злобной проявленности со временем развеялся. Тогда я лишь соучастник, орудие.

Поделиться с друзьями: