Беспощадный охотник

Я перелистываю одну-единственную фотографию в папке и прищуриваюсь, когда смотрю на нее. На ней она с дедушкой. На ней маленькое розовое платье, и она улыбается. Кажется, что эта фотография не вписывается в другие, но чем больше я смотрю, тем больше понимаю, что на самом деле вписывается.

Этот придурок пытался запечатлеть ее моменты, все, что он мог от нее. На этом снимке запечатлена согревающая душу улыбка.

Что-то, чего я еще не видел на ее лице. Глядя на нее, я задаюсь вопросом, что могло заставить ее улыбнуться и чему она улыбалась в тот день с дедушкой.

Я закрываю файл и всю папку, когда вижу, что в следующем файле ее обнаженных фотографий еще больше.

Стук в дверь заставляет меня поднять голову.

— Войдите.

Это Максим. Он входит с беспокойным выражением лица. То же самое выражение было у него, когда я изложил ему сегодняшнее открытие.

Он следил за делами в офисе и присматривал за людьми Джуда.

— Нашли что-нибудь еще? — спрашивает он.

— Ничего полезного.

Он смотрит на экран моего компьютера и с искрой любопытства замечает фотографию Оливии.

Когда он опускается, чтобы сесть, он сдерживает улыбку.

— Что? — спрашиваю я.

— Она заинтересовала тебя, брат.

— И что с того? — Нет нужды что-либо отрицать или ходить вокруг да около.

— Ничего. — Теперь он улыбается и выпрямляется, ставя локти на колени. — Просто говорю. Мне просто любопытно, брат. Люди умирают и за меньшее, чем то, что сделала она, когда дело касается тебя. К тому же, я видел, как ты на нее посмотрел.

— Она красивая женщина, я видел, как ты на нее смотрел. Среди нас не было ни одного мужчины, который бы ее увидел и не поглазел.

— Хорошо, ты победил. Но я подумал, что ты воспользуешься цепями. Ты смотришь, но не трогаешь?

— Расследую, — отвечаю я, и угрюмый взгляд на его лице говорит о том, что он знает, что я не откровенен.

Он выдерживает мой взгляд, и все признаки юмора исчезают из его глаз.

— Это был не я, — наконец говорит он, словно отвечая на какой-то невысказанный разговор.

Я знаю, о чем он говорит, но я хочу это сказать. — Что не ты?

— Я не предавал тебя, — вздыхает он. — Кто-то предал, но это был не я. Я не ожидаю, что ты мне поверишь, но это не мешает мне попытаться очистить свое имя и воздух перед тобой. Мой отец принял пулю за тебя, и я сделал бы то же самое ради тебя. Вот кто я.

Я обдумываю его слова и позволяю им дойти до меня.

Я хочу верить ему. Я удивлен, насколько плохо я справляюсь, но я не могу ослабить бдительность и позволить довериться прямо сейчас. Не сейчас, когда прошлое снова сталкивается с настоящим.

— Похоже, у тебя есть подозрения, — замечаю я.

Он качает головой. — Нет, брат. У меня их нет, поэтому я отдаю этому человеку должное, потому что ничто не ускользает от меня.

Он отступает, и я смотрю ему вслед.

Ничто не должно было ускользнуть от меня, но это произошло.

20

Оливия

У меня степень по английской литературе и творческому письму.

Я долгое время хотела стать писателем, и если я когда-нибудь снова стану тем человеком, которым я была раньше, то я все равно хотела бы этим заниматься. Я люблю классическую литературу и поэзию, и больше всего я обожаю читать.

Вероятно, я так любила читать, что это занимало все мое время, и к тому времени, как мне пришлось взяться за ручку и написать триллер, который я так хотела написать, моя жизнь изменилась.

Огромный кошмар перемен напомнил мне стихотворение, которое изначально заставило меня захотеть писать.

Ад Данте.

Его девять уровней ада нашли во мне отклик. То, как он описал девятый круг, застряло в моей памяти, когда я впервые прочитала стихотворение. Я вспоминаю об этом сегодня вечером, принимая свою погибель.

Девятый круг Данте — это предательство, и он говорил о замерзшем озере у подножия Ада, где грешники оказываются запертыми во льдах. Запертыми в наказание за предательство.

Я виновна в том же, но не против кого-то, а против себя.

Сейчас у меня такое чувство, будто я провалилась через все девять уровней и теперь я на самом дне. На грани гибели.

Словно смирившись со своей судьбой, я привыкла сидеть на полу у раздвижных стеклянных дверей.

Из моего окна открывается вид на часть сада и лодки вдалеке, тихо покачивающиеся на берегу моря.

Когда Джуд запер меня, я сделала то же самое, за исключением того, что в клетке, в которой он меня держал, не было окон, через которые можно было бы смотреть. Только серые стены комнаты, окружавшей клетку.

Большую часть времени я проводила на холодном полу, потому что хотела почувствовать что-то отличное от того, что чувствовала внутри.

Что-то иное, нежели отвращение, которое я испытывала к себе и к тому, что он заставлял меня делать.

В той комнате, которую держал Джуд, я часами терялась, глядя на стены, и я понимала, что наступила ночь, только когда гас свет, и он приходил ко мне. Иногда он приходил один, иногда приводил друзей.

Мне снова хочется выйти на площадку, и я чувствую, что то время снова повторяется.

На этот раз это помогает мне не чувствовать себя настолько ошарашенной, как сегодня утром, когда Эйден объявил меня своей и подтвердил мой статус: похищенная.

Мне так и не удалось выбраться из этого ада, пока Джуд не был готов меня выпустить.

Я не могу снова так жить, под властью вспыльчивого мужчины, который хочет держать меня в плену и обращаться со мной, как с вещью.

Итак, причина, по которой я смотрю наружу, — это необходимость спланировать путь побега, даже если то, что я вижу, сейчас мне не поможет.

Я не знаю, как я выберусь наружу или хотя бы доберусь до видимых мне лодок, но мне нужно найти способ.

Мне придется приложить все силы, чтобы выбраться отсюда.

Я не знаю, что бы я делала, если бы потеряла свою мать. Каждый раз, когда я думаю о ней, я не могу дышать, и я пытаюсь сказать себе, что Джуд не убьет ее, потому что меня похитили.

Я не сбежала, и он все еще нуждается во мне.

Я все еще играла по правилам. Я просто чертовски волнуюсь, что он узнает, что Эми помогла мне и направила меня на этот путь.