Беспощадный охотник

Я спешу во двор, чтобы попытаться найти дверь, не уничтоженную огнем.

— Эйден! — кричит Оливия. — Помоги мне.

Я поднимаю глаза и вижу, как она смотрит на меня через окно спальни на третьем этаже.

Я перенесся на девять лет назад и мог бы смотреть на Габриэллу с ее длинными черными волосами, развевающимися позади нее.

Сегодня я смотрю на Оливию, и ее белые волосы развеваются вокруг нее, как накидка. Дым окружает ее, и воздух из окна — единственное, что поддерживает ее на плаву.

— Я иду, — кричу я в ответ и смотрю на единственный вход, который вижу. Это открытая дверь, из которой вырывается огонь.

Это мой путь. Это единственный путь.

Накинув на себя куртку, я бегу и прыгаю в адское пламя, как и девять лет назад, чтобы спасти ангела.

45

Оливия

— Я иду, — сказал Эйден, и я знала, что ему не следует этого делать.

Он накинул на себя куртку и прыгнул в огонь, чтобы спасти меня.

Я знаю, что это только что произошло, но голова у меня такая легкая, а разум такой затуманенный, будто это было давно.

Дым вокруг меня настолько сильный, что я едва могу думать. Едва дышу. Едва вижу.

Взрывы сбили меня с ног, а потом из щели под дверью внезапно повалил дым.

Я попыталась использовать лампу, чтобы постучать в дверь, чтобы кто-нибудь открыл ее, хотя я сомневалась, что кто-то будет рядом. Когда мы впервые оказались на этаже, здесь никого не было. Только мы.

Я стучала в эту дверь, пока мои руки не устали, но затем жара снаружи стала невыносимой, и мне пришлось отступить.

Густой дым все еще клубится, словно густой туман, и я окутан им. Воздух из окна немного помог, но теперь уже нет.

Слишком много дыма.

Слишком много — и я не могу дышать.

Колени мои становятся мокрыми, головокружение овладевает мной, и я падаю.

Я падаю на пол, утопая в плюшевом белом ковре, и наступает темнота, а затем свет.

— Оливия, просыпайся, — говорит добрый голос, которого я давно не слышала. — Просыпайся, дитя мое.

— Папа? — спрашиваю я и открываю глаза.

Его лицо ярко маячит передо мной, и он так похож на Эрика.

Я знаю, что это сон, потому что он больше не может меня видеть. Ни когда он был жив, ни когда он мертв.

— Оливия Фальчионе, тебе нужно встать, — его голос подобен нежному шепоту, произносящему имя, которое я всегда хотела, но никогда не могла услышать.

— Это не мое имя, — бормочу я, и его лицо становится грустным.

— Так и должно было быть, теперь, пожалуйста, возьми меня за руку. — Он протягивает мне руку, и я думаю о его словах.

Как бы я хотела, чтобы он был в моей жизни и стал тем отцом, который нам нужен.

— Пожалуйста, — зовет он меня, и я, как всегда, прощаю его и беру его за руку.

В тот момент, когда я это делаю, он исчезает, а мои глаза широко открываются, когда кто-то выкрикивает мое имя.

Раздается громкий стук в дверь.

Это Эйден, и, похоже, у него что-то тяжелое.

— Оливия, ты там? — кричит он.

— Да! — отвечаю я, но мой голос такой хриплый и зернистый, что я едва слышу себя. — Эйден. — кричу я громче.

— Я иду. Не волнуйся, я иду за тобой.

Он ударяет в дверь еще два раза, и она распахивается, издавая треск.

Он выбегает из огня, заполняя собой фон, выглядя неряшливо, но как мой темный ангел.

Он поднимает меня с пола и держит.

— Эйден, — выдыхаю я, держась за него.

— Пошли, мы не можем терять времени. Там действительно плохо.

Он помогает мне встать, хватает простыню с кровати и накидывает ее на меня. Он тоже залезает под нее и обнимает меня, чтобы пройти через дверь, но мы останавливаемся, когда видим, насколько все плохо.

Перед нами только огонь. Если мы пойдём этим путём, мы умрём. В этом нет никаких сомнений. Это путь к смерти, и я снова почему-то думаю об Аде Данте.

Интересно, чувствовал ли он то же самое, когда говорил, что адское пламя пылает так, будто готово поглотить твою душу.

— Чёрт, мы не можем пройти, — хрипло говорит Эйден.

Он смотрит в окно, а затем на меня.

Одним быстрым движением он снимает с меня простыню, берет другую с кровати и связывает их вместе.

— Мы лезем через окно.

— Это выдержит?

— Я заставлю его выдержать.

Он подходит к занавеске, срывает ее и привязывает к простыням.

Он тянется ко мне и привязывает конец к моей талии.

— А ты?

— Не беспокойся обо мне. Мне нужно вытащить тебя. Пойдем. — Он хватает меня за руку и подталкивает к окну.

Крепко держа меня, он помогает мне выбраться из окна, и я падаю вниз.

— Эйден, ты должен выйти. — Я кричу в ответ, но он не отвечает. Он просто продолжает опускать меня вниз.

Простыня цепляется и рвется, когда я уже почти на полпути, а затем она рвется, и я падаю.

Я кричу и жестко приземляюсь на твердую дорожку, снова чувствуя себя разбитой, но мне все равно, потому что все, о чем я могу думать, это о нем.

Простыня порвалась.

Он смотрит на меня, пока огонь с шумом заполняет комнату. Он вылезает из окна и умудряется немного спуститься на том, что осталось от нашей импровизации, но этого недостаточно, когда очередной взрыв сбивает его с ног, а здание рушится.

Я падаю назад и зову его среди дыма и мусора. Я приподнимаюсь на локтях и пытаюсь встать, лихорадочно оглядываясь вокруг в поисках его. Я нигде его не вижу.

— Эйден!

Я бросаю вызов вырывающемуся из здания огню и пытаюсь найти его.

И вдруг из дыма меня обнимают руки. Это он.

Дым окутывает его лицо, и все, что я вижу, — это его глаза и двигающийся рот, но с ним все в порядке.

— Пошли, — он обнимает меня и поднимает, когда я спотыкаюсь.

Я пользуюсь возможностью прижаться к ее груди и позволяю быстрому биению его сердца успокоить меня, пока он уносит меня от кошмара, который едва не поглотил нас.

Дым рассеивается по мере того, как мы отходим, и вдалеке слышен вой сирен.

Мы идем по длинной мощеной дорожке, ведущей обратно к дому, и выходим на зеленую травянистую поляну, где нас ждут люди.