Беспощадный охотник

— Нет, он не вынесет.

В его глазах появляется грусть. — Когда похороны?

— Я думал организовать в этом месяце. Мы — единственная семья, которая у него осталась, поэтому я рассчитываю на твое выздоровление. Мы поедем в Лос-Анджелес, а затем полетим в Россию. Я подумал, что это будет лучшим решением.

— Спасибо, звучит хорошо. Я все еще не могу поверить, что его больше нет. Я чувствую, что не знаю, что делать, когда выйду отсюда. Всегда были я и Илья, даже до того, как ты выбрал нас в лидеры. С кем-то другим все будет не так.

— Нет, этого не произойдет, и я не хочу, чтобы кто-то другой занял его место, кому я не доверяю.

Он смотрит на меня в ответ, и я знаю, что это потому, что я сказал это слово. Доверие.

— И доверяешь ли ты вообще кому-нибудь после того, что произошло?

— Я доверяю тебе, — отвечаю я без усилий, и это приятно. Я рассказал ему все, что произошло вчера, потому что он спрашивал, и я чувствовал, что было уместно поделиться.

Он улыбается на это. — Я рад, что ты доверяешь мне, я думаю, ты все время доверял в какой-то степени, но ты не хотел доверять мне полностью. Я имел в виду то, что сказал, что никогда не предам тебя.

— Я знаю, и ты получил ту же пулю, которую получил твой отец за меня.

— Ты мой брат, а мы — Братва, Войрик. Так мы и живем.

— И мы такие, какие есть, потому что выросли как братья. Только брат мог сделать то, что ты сделал для меня, и мне жаль, что я когда-либо сомневался в тебе.

Он качает головой. — Все в порядке. Мы можем двигаться вперед и стать лучше, сильнее.

— Это моя надежда.

— Ты говорил с Оливией? — осторожно спрашивает он.

— Нет. Я не буду с ней разговаривать. Синдикат хочет встретиться с Эриком, когда мы вернемся, и я думаю, у меня есть для него работа, но это все.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь “все”? Почему, черт возьми, это должно быть именно так? Ты любишь ее. Я даже не скажу, что она тебе нравилась. Ты влюбился в нее, и я думаю, что самое тяжелое падение — это то, которое я видел в тебе.

Я делаю размеренный вдох и изучаю его лицо.

— Я не могу, поэтому я не должен видеться с ней. Так лучше. Мне нужно сосредоточиться на Алексее. Я не могу разделять себя, когда я должен сосредоточиться на своем мальчике. Я не могу включить женщину, к которой я так много чувствую, в свою жизнь.

Даже мне это кажется чушью собачьей.

— Надеюсь, ты изменишь свое мнение, но я поддерживаю твое решение.

Приходит медсестра, и это значит, что пора уходить.

— Я вернусь завтра, — обещаю я.

— Приведи ко мне своего ребенка еще раз.

Я улыбаюсь. — Обязательно.

Я вежливо киваю медсестре и ухожу.

Каждый раз, когда я прохожу мимо этого раздела, я вспоминаю, что вчера вечером я видел Оливию. Я знал, что это будет тяжело, но я не знал, что это останется со мной и будет преследовать меня.

Я думал, что когда поступаешь правильно, то и ощущаться это должно правильно.

Это не так, и все, что я могу сделать, это напомнить себе, что ей следует найти кого-то лучше, чем быть с таким мужчиной, как я.

Я знал, что никогда не смогу ее удержать.

Каждый раз, когда я смотрел на нее, я знал это. Даже когда она открыла мое сердце, я позволил себе любить ее.

Я знал, что не могу ее любить. Но я все равно это сделал.

Я думал, что Габриэлла — это то, что мне нужно. Я не мог себе представить, что снова почувствую то же самое.

Люди думают, что ты снова находишь любовь, чтобы заполнить пустоту, которую могла оставить после себя твоя первая любовь. Но это не так. Так же, как никогда не будет другой Габриэллы, также, никогда не будет другой Оливии.

Две разные женщины, которые оказали на меня огромное влияние. Ни одна из них мне не принадлежала, даже если я называл их своими.

Как и Габриэлла, Оливия была моей слабостью, и то же самое, несомненно, повторится и с ней.

Придут ли мои враги за ней, чтобы наказать меня, или я сделаю что-то, чтобы все испортить. Я разрушу нас.

Быть со мной было бы смертью, как я ей говорил.

Это было бы разрушением и концом мечтаний. Убийца надежд, желаний и жизни.

Это жизнь, которую я выбрал как Пахан, независимо от того, выбирала ли она меня или я выбрал ее.

Вот кто я. Эйден Романов.

Это первая встреча Синдиката в этом месяце, и она, вероятно, самая интересная, поскольку к нам по видеосвязи присоединится Эрик Марков.

За исключением Максима, здесь присутствуют все начальники и их коллеги. Таким образом, нас с Эриком восемь.

Прошло две недели с момента шоу в Бразилии и его спасения. Он побрился, так что теперь выглядит действительно молодым, как ребенок, хотя ему тридцать. Для меня он ребенок, потому что мне тридцать шесть.

Именно его татуировки делают его таким же крутым, как и все мы.

Он только что провел последний час, рассказывая нам об Ордене и о том, что он пережил. Мы просто слушали.

— Я пытался сбежать несколько раз, но не смог, — говорит он. — Я знал, что мне придется прояснить некоторые вещи, но каждый раз, когда я пытался уйти, наказание становилось все суровее, как и пытки. Я бы не смог выбраться оттуда без вас, ребята.

— Ну, этого бы не произошло без тебя, — Массимо махнул рукой всем нам в комнате. — Мы бы не узнали, что в смерти наших отцов замешаны еще люди, и я бы не реформировал Синдикат и не возглавил его. Думаю, теперь, когда мы с тобой написали письмо, все решено.

— Я хотел бы сделать больше, чем просто написать это письмо, — говорит Эрик. — Не в моем стиле убегать, когда опасность на горизонте. Мне пришлось, или, по крайней мере, я думал, что должен. Оружие, которое сконструировал мой дед, было мощным, и я понял, почему он отказался от него. Он не хотел, чтобы оно попало не в те руки.

Мне интересно узнать об этом оружии, потому что оно так и не было завершено.

— Эрик, ты был близок к завершению создания оружия? — спрашиваю я, вмешиваясь.

Когда он улыбается, Доминик усмехается. — Ты сделал его, не так ли? — говорит он, и Эрик кивает.

— Ага.

— Я знал это.

Эрик ухмыляется, и я уже вижу, что они с Домиником прекрасно поладят.

— Скажем так, мы с дедушкой говорили на одном языке. Когда я понял, что никто не узнает, правильно я делаю что-то или нет, я использовал это в своих интересах. Это то, что сохраняло во мне жизнь. Я знал, что в тот момент, когда я создам то, что они хотят, я буду мертв, и некому будет защитить мою семью.